– Я был с ним более откровенен.
– Более?
– Да. Я заговорил с ним о бел… о хаммерианах. Я решил поступить на службу в Протекту, когда болел. Мне было нечего делать, и я прочел Хаммера…
– Вы сумели выздороветь, читая Хаммера? У вас железное здоровье, а Пленилунья меня разочаровал. Учтите, это первая тайна, которую я вам доверяю. Вы выдержите дорогу до Рэмы? Вступить в орден вы можете и здесь, но ведь вам нужен не мир, но меч, не так ли?
Что бы с ним сталось, не встреть он Торрихоса? Сейчас уже неважно, главное, кардинала-инкверента больше нет. «Минута слабости»? Есть вещи невозможные, и это одна из них.
«…я же уверен, что Торрихос в минуту слабости добровольно принял яд, — настаивал Пленилунья, – не желая участвовать в захлестывающем Онсию безумии и не видя возможности его остановить. На эту же чашу весов падает вина Святой Импарции в целом, последние годы подтачивавшей светскую власть. Да будет вам известно, отец мой, что монархии в Онсии больше нет. Ее величество лишь подписывает то, что приказывает ее духовник. Онсией правит фанатик, для которого благо государства и даже собственная жизнь не имеют никакой ценности…»
Намного ли Пленилунья переживет своего вечного соперника? И скоро ли около «святого Мартина» появится тот, кто сумеет запрячь бурю? Торрихос ошибался, способствуя возвышению Фарагуандо, но он тем более не сбежал бы в небытие, а стал бы исправлять свою ошибку и, вероятно, исправил бы. Его высокопреосвященство или убили, или он, что бы ни считал его бывший враг, умер сам. У кардинала было сердце, и оно не выдержало. Это бывает даже с теми, кого не представить мертвым, но как жаль, что им не удалось, нет, не попрощаться, переговорить наедине.
Торрихос видел голубя Фарагуандо… Он знал, что тот приобщен к таинствам, но новые полномочия «святого Мартина» прогремели громом среди ясного неба. Его высокопреосвященство застали врасплох в том числе и потому, что Инья швырнула факел в пороховой склад. Хайме поискал взглядом сестру. Инес и Бенеро бок о бок смотрели на него и ждали. Он не станет им врать, а сейчас дочитает письмо, хотя легче перечесть Хаммера со всеми комментариями.
«Первым распоряжением Священного Трибунала, собравшегося после вашего отъезда, стал приказ, повелевающий светским властям в течение пятнадцати дней уничтожить все цирки и истребить всех боевых быков…»
Пленилунья наконец справился с несвойственными ему чувствами и теперь писал, как говорил, сухо и четко. Письмо было чудовищно подробным, но Хайме прочел его трижды, опустив лишь начало. Он его и так запомнил. Дословно.
Бенеро, едва заметно шевельнув поводьями, придвинулся к Инес, и та внезапно поняла, как непроходимо глупа была со своими опасениями. Этот мир может рушиться, а может, уже рухнул, но они с Бенеро будут вместе.
– Спокойно, сеньора, – шепнул врач, – вам предстоит подавать щипцы, про остальное забудьте.
– Я подам, – заверила Инес, глядя, как брат медленно сворачивает письмо. Сзади раздался звон – застоявшийся мул тряс своими колокольчиками. Палило солнце, недовольно поджимала губы Гьомар, о чем-то перешептывались трое горцев из Гуальдо. Неужели придется возвращаться?
– Вы уезжаете вовремя, – очень спокойно сказал Хайме и погладил лошадь, – не стоит видеть то, что нельзя изменить.
– Это выводы, – хриплым голосом откликнулся врач, – я хочу знать, на основании чего они сделаны?
– Я тоже хочу, – вздернула подбородок Инес, – я должна знать, где тебя оставляю.
– В Онсии, которой правит Фарагуандо, – мерным голосом сообщил Хайме. – Он, как вы знаете, почти святой, а вокруг слишком много греха. Торрихос не вынес греховного бремени и скончался, Пленилунья готовится вступить в орден Святого Павла, а капитан Лиопес покидает излишне, по его мнению, благочестивую страну. Когда он выезжал, в Доньидо зачитывали указ, предписывавший всем необращенным суадитам и синаитам в трехмесячный срок принять мундиалитскую веру или же покинуть Онсию. В последнем случае их имущество подлежит конфискации в пользу онсийской короны, но вам, сеньор, это не грозит, ваша собственность уже под арестом.
– Мне хорошо заплатили в Гуальдо, – пожал плечами Бенеро, – а мое ремесло прокормит не только мою сеньору. Дон Хайме, поверьте врачу: у вас больше нет выбора. Лучше потерять руку, чем жизнь, и лучше потерять жизнь, чем совесть. Вы либо станете сообщником творящегося беззакония, либо погибнете, пытаясь остановить лавину. Первое вас уничтожит так же, как и второе. В мире нет ничего случайного. Вы неспроста получили это письмо здесь и сейчас. Едемте с нами.
– Едем! – Инес сделала то, чего не позволяла себе уже лет десять, – схватила брата за руку. – Ты жил даже меньше меня… Мы начнем все сначала! Увидишь, как нам будет хорошо.
– Ты так думаешь? – Хайме неторопливо отнял руку, стянул зубами перчатку и неожиданно провел пальцами по щеке сестры. – Не забудь смыть краску, когда перейдете Салмесс. Север любит золото.
– Ты остаешься? – Горло перехватило, но слезы так и не пришли. – Не надо, Хайме! Ты им ничего не должен.
– Должен. Онсии и Господу, даже если им это безразлично. – Горячие пальцы еще раз скользнули по щеке, но говорил Хайме не с ней, а с Бенеро. – Я надеюсь, она будет счастлива. Сеньор Бенеро, я должен вам сказать, что теперь за нее отвечаете вы.
– А я должен ответить, что сделаю для Инес все, что в моих силах. Мы уже однажды прощались, дон Хайме. Мне нечего добавить. Жаль, нам не удалось договорить о том, почему люди, зная, что хорошо, делают плохо. Желаю вам не принести из добрых побуждений зла. Это случается слишком часто.
– Я знаю, что путь в ад вымощен благими намерениями, но туда ведут и другие дороги. Вымощенные чистыми перчатками и белыми одеждами. И потом, что мне делать в волчьем логове? Выть на луну? Вы будете лечить и учить, а я не умею ни того, ни другого. И еще я не умею служить другой стране. И не хочу.
– У вас есть родина, – кивнул Бенеро. – Сейчас это страшней, чем если бы ее не было. Я запишу то, что обещал. Куда мне отослать рукопись?
– За ней придут.
Врач и импарсиал говорили о чем-то, понятном лишь им двоим. Инес это не обижало, просто ей было очень больно, но сомнения исчезли. Она выбрала, как выбрал Хайме. Брат остается, она уезжает.
– Улыбнись, – внезапно потребовал Хайме. – Я хочу запомнить… И дай мне свой шарф, что ли… Спасибо…
Он еще был здесь, и его уже не было.
– Б’ацлаха, брат мой, – тихо сказал Бенеро. Хайме не ответил. Просто взмахнул рукой, подзывая Фарабундо и гонца.
Хватит. Нужно ехать, иначе Инес его уговорит, особенно вместе с Бенеро, ведь он хочет того же. Все бросить и уехать хоть в Миттельрайх, хоть в Лоуэлл, хоть в Новый Свет. Он почти здоров, может ездить верхом, пить вино и убивать. Можно начать жизнь сначала и даже влюбиться не хуже Диего…
– Я еду. Фарабундо, мешок.
– Вот он, сеньор.
– Капитан Лиопес, вы передали письмо. Что вы намерены делать теперь?
Гонец нахлобучил поглубже видавшую виды шляпу и пожал плечами.
– Мир велик, святой отец, хоть и не так, как хотелось бы.
– В таком случае, вы едете со мной.
– В Сургос? – Удивленным капитан не казался, скорее довольным.
– В Рэму. Мне нужен надежный попутчик. – Генерал Импарции, к счастью, не святой, и он ценил Торрихоса. Если кто и остановит Фарагуандо, то это он, а Коломбо… Черт с ним! Пусть думает, что его взяла…
– В Рэму ! – словно в ответ прозвенело в голове. – В Рэму… Немедленно!
– Надежный попутчик? – переспросил посланец Пленилуньи. – Странное у вас мнение о надежности, святой отец.
– Возможно, но вы привезли письмо. И вы чего-то ждали. Полагаю, моего предложения.
– Да, – признался Алехо Лиопес, – ждал. Хоть и не надеялся дождаться.
– Мы едем в Рэму, — неистовствовал мешок. – К Папе… Он узнает о ниспровержении еретика и самозванца и о том, что Доньидо погряз во грехе. Я видел!..
– Мы все видели, – не выдержал Хайме. – Сеньор Бенеро, предъявленные вам обвинения были ложными. Основной свидетель признал, что оклеветал вас из зависти. Вы свободны, однако, согласно указу ее величества, вы должны либо принять христианство, либо покинуть пределы Онсии. В последнем случае вы лишаетесь всего вашего имущества.
– Я подчиняюсь силе и покидаю Онсию, – отчетливо произнес Бенеро, слава Господу, он понял все! – Этот указ и ему подобные еще принесут немало зла.
– Суадит не может осуждать ее величество, – разволновался Коломбо, – это решениеединственно возможное! Спасение души важней жизни человеческого тела и тем более сохранения имущества! Отрицание церковного авторитета является мятежом также и против монаршей власти и угрожает…
– Герцогиня де Ригаско, – под голубиную воркотню отрезал импарсиал, – вы вольны поступать, как вам вздумается, но я отрекаюсь от вас, да и что значит кровное родство в сравнении со… спасением души. Прощайте.
В глазах Инес плеснулись боль и непонимание, но она не успела ничего сказать.
– Вы сказали все, сеньор, – оттеснил возлюбленную Бенеро, – следуйте вашим путем, как мы следуем своим. Ше даркеха тийе кала…
– Едемте, Лиопес! – бросил через плечо Хайме.
Пусть они будут счастливы в Миттельрайхе. Пусть хоть кто-нибудь в это проклятое время будет счастлив, не замостит дорогу в ад благими намерениями, не швырнет в канаву совесть, не сойдет с ума…
Де Реваль не знал, кто первый тронулся с места – они с капитаном или Инес. Наверное, все-таки они, а сестра смотрит им вслед, и поэтому по спине ползут мурашки. Бенеро объяснит, почему его последние слова были злыми, а может, она сама поняла. Сестра говорила с Коломбо, и она умна, но он раньше этого не замечал.
– Я согласен закрыть глаза на некоторые подробности твоего путешествия и не упоминать о прегрешениях твоей сестры, — навязчивый звонкий голос больше не был испуганным,