– А тебя не раздражает, что туристы едут поглазеть на особняк, где случилась трагедия в твоей семье? – я перебрался на пассажирское сиденье рядом со шкипером, чтобы перекричать шум мотора.
– Да не. Это ж случилось задолго до моего рождения. Я и не был никогда в этом особняке. На острове, ясное дело, рассказывают всякое про деда с бабкой. Мол, их убило проклятие какого-то япошки. Но по мне так это все чушь свинячья.
– Значит, Гаррет и Барбара Фэншоу – твои дедушка и бабушка? – удивился я. – А Джонсеб Фэншоу их сын?
Почему-то я представлял себе более дальнее родство. Впрочем, если Джонсеб Фэншоу являлся крупнейшим землевладельцем острова и владельцем транспортной компании, не удивительно, что он мог попросить Блэквуда не упоминать его в буклете.
– Ага. Но мы не в курсе всей этой чертовщины. Я так всем пришлым говорю, кто пронюхал. Отец тогда жил у своего деда, то есть моего прадеда, на «Овечьей ферме». Он ничего не видел и не знает. А мне лично плевать. Я клиентов вожу. Если мистер Блэквуд на этом зарабатывает, его право, мне же работы больше.
Решив, что полностью высказался, Тед Фэншоу вновь запустил руку в нагрудный карман рубашки и вытащил очередную пластинку. Я же стал разглядывать остров Тир.
Отчалив от главной пристани, вы взяли курс на юг и стали огибать побережье. Вскоре пологая часть сменилась отвесными скалами, наверху которых начинались заросли чапараля. Юго-западную оконечность Тира венчал выдающийся в море утес, за которым обнаружилась небольшая природная бухта, над которой, правда, поработала человеческая инженерная мысль. Камни у побережья были убраны, небольшие пляжики у подножия скал расчищены и облагорожены завезенным песком. В океан врезались несколько железных пирсов, у которых были пришвартованы яхты и лодки.
Как только наш катер причалил, к нему тут же устремились двое мужчин, правда, в отличие от городских, весь их вид выражал деловитость и явную заинтересованность.
– Вы мистер Стин? – спросил юный мексиканец, пытаясь выхватить у меня из рук саквояж. – Это весь ваш багаж, сэр?
Другой в это время пытался всячески продемонстрировать, что без его помощи я не могу сделать два шага по трапу с катера на пирс, при этом он чуть не столкнул меня в воду.
– Добро пожаловать в проклятый отель Обинаты! – возвестил он. – Я провожу вас до места.
– Не нужно меня провожать, – наконец мне удалось отбить свою сумку со сменными носками и сорочками у возбужденного мексиканца. – Просто покажите мне, как пройти к отелю. Мне бы хотелось прогуляться в одиночестве.
Работники пирса тут же перестали со мной спорить, видимо, зная, что у постояльцев проклятого отеля всегда имеются какие-то причуды.
– Поднимитесь по этой тропинке, сэр, – показал услужливый мексиканец. – Недалеко от края утеса начинается широкая дорожка со ступенями, которая ведет прямо к отелю. Впрочем, вы не заблудитесь. Здание отлично видно со стороны бухты.
Я поблагодарил своего капитана и встречающую делегацию и побрел к берегу. Оглянувшись, я увидел, что они полностью утратили интерес к моей персоне. Парень, который пытался столкнуть меня в воду, с энтузиазмом грузил какие-то ящики и тюки на катер, а мексиканец что-то разъяснял Теду, тыкая пальцем в бумажный листок.
Мои опасения, что придется карабкаться на утес по козьей тропинке, совершенно развеялись. Видимо, когда-то в этом месте в океан стекали ручьи, они и образовали разрезы в холмах, ведущие в бухту. В том месте, куда мне показал мексиканец, был довольно пологий склон, к тому же для комфорта обитателей к нему была приделана лестница с пролетами и перилами.
Преодолев этот не самый утомительный подъем, я оказался на вершине утеса и увидел свой первый в жизни отель с привидениями.
Глава 6
Парень на пирсе был прав – особняк, стоявший на возвышенности, был виден с края утеса, хотя находился на расстоянии длинны футбольного поля19. Я даже мог видеть крышу и верхний этаж соседнего дома где-то совсем в отдалении. Участки между особняками тут и правда были большими, что позволяло владельцам жить в некотором уединении. Однако на Тире, как и на всех калифорнийских островах, почти не было растительности, кроме кустарников, редких пальм и скрюченных деревьев, как-то сумевших зацепиться за продуваемые ветрами скалы.
Утес производил странное и пугающее впечатление. Если стоять наверху, то казалось, будто в море устремляется отвесный неприступный склон. Местами так оно и было: прогулявшись вдоль края, я осторожно поглядывал вниз, увидев только острые скалы, о которые бились злобные волны. Но по большей части за крутым обрывом следовал достаточно пологий спуск. Как, например, тот, по которому я поднялся из бухты. Мне было видно, как Тед закончил переговоры с парнями на причале и направил свой катер в сторону океана.
Интересно, наверное Обината довольно долго гулял вдоль берега, пока не обнаружил самый удобный выступ, с которого сподручнее прыгнуть прямо в море.
Я повернулся спиной к воде, отошел от опасного края и направился в сторону дома в поисках дорожки со ступенями. Похоже, Блэквуд решил не обновлять потрескавшийся бетон, ограничившись лишь тем, что выдернул вокруг ступеней сорняки и заново покрасил их.
Мне стало неожиданно холодно, несмотря на полуденный зной. Особняк на холме на краю пустынного утеса и белая лестница напомнили мне один из готических романов, о которых болтал Маркус по дороге.
Правда, подойдя ближе к отелю, я с удивлением обнаружил ухоженный сад, лужайку для крокета и даже апельсиновые деревья, явно посаженные здесь насильно, поскольку апельсины никак не могут произрастать в этом климате. Садовник в соломенной шляпе лениво утюжил живую изгородь.
Сам дом не произвел на меня впечатление чего-то зловещего или величественного. Фактически, как и сказал Блэквуд, это был типичный колониальный особняк с широкой террасой вдоль первого этажа и черепичной крышей, ощерившейся мансардными окнами. Единственный диссонанс в ровную прямоугольную конструкцию вносила отдельная башенка, зачем-то примостившаяся с правого торца здания. Башенка была круглой, трехэтажной, а ее высокий шпиль венчала мачта с флюгером. Дом как раз был обращен правой стороной в сторону моря, так что, скорее всего, первый этаж башни, представляющий собой застекленную террасу, служил гостям чем-то вроде летней гостиной или оранжереи.
Двери в дом со стороны террасы были широко распахнуты, и войдя в них, я оказался в просторном холле.
– А вот и вы, Стин, – откуда-то сбоку вынырнул Блэквуд. – Я вас ждал примерно в это время. – Как видите, у нас тут нет конторки регистратора, ничего такого. Мой кабинет прямо за этой дверью. Я позову кого-нибудь, чтобы проводили вас в комнату, потом спускайтесь вниз. Если хотите перекусить с дороги, то накрыт ленч. Это вон туда и направо по коридору. Ну, то есть это не совсем ленч… так, разные закуски, сэндвичи и свежие фрукты. Большинство наших гостей не утруждает себя ранними подъемами, кроме завзятых рыболовов. А многие только к полудню спускаются к завтраку. Вот моя дочь и предложила объединить завтрак и ленч в общий стол с закусками. Она где-то прочитала, что сейчас в моду входят так называемые «континентальные завтраки», когда вы сами кладете на тарелку себе все, что хотите…
– У вас очень предприимчивая дочь. Ей приходит в голову множество идей.
– О, да, – глаза Блэквуда вспыхнули от гордости. – Она с отличием закончила женский колледж Уэллсли20. Не знаю, уж чему ее там научили, но идей в голове теперь масса. Прочитывает по пять газет и три журнала за день. Правда, на Тире с этим проблематично, всю почту доставляют с Санта-Каталины с задержкой.
– Вы говорите обо мне?
В холле показалась девушка, точнее молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати. Блондинка с угольно-черными глазами и красным ртом.
Я едва не разжал пальцы и не уронил саквояж, настолько она была красива. Это была яркая, эффектная, бьющая наповал красота, и девушка прекрасно отдавала себе в этом отчет. Наверняка когда она шла по тротуару, ее преследовал звон разбитых фонарных столбов и визг покрышек, вызванный водителями, которые с отвисшей челюстью пялились ей вслед, а не на дорогу.
При этом Мэри Энн Блэквуд не пользовалась никакими косметическими ухищрениями. Ее губы алели сами по себе, как и совершенно натуральным был розовый румянец, слегка проступающий на фарфоровой коже. Белокурые волосы длиной до середины шеи были гладко расчесаны и разделены на косой пробор со взбитой челкой. А демонические глаза подчеркивали длинные черные брови, распахнувшиеся на широком лбу подобно птичьим крыльям – опять же, насколько я мог судить, самой естественной формы без помощи щипчиков и карандашей.
Одета она была тоже в монохромную гамму. Белое платье с пышной юбкой, кружевным воротником и длинными рукавами перехватывал черный корсет на шнуровке, облегающий осиную талию девушки.
– Вы и есть Дуглас Стин, частный детектив, которого нанял папа? – спросила она меня деловитым тоном. – А я Мэри Блэквуд. Пойдемте, я сама провожу вас до комнаты и все тут покажу.
Девушка смотрела на меня чуть снисходительно, словно была опытной медсестрой, а я новым пациентом, только что поступившим в ее клинику.
Это привело меня в чувство. Сглотнув слюну, я поспешил за ней по лестнице.
– Вот ваш номер, – сказала Мэри, пропуская меня во вполне современную просторную комнату, отделанную в фермерском стиле, показавшимся мне фальшивым. Стены были выкрашены новой белой краской, а балки мореного дуба выглядели декоративными.
Тем не менее, номер был светлым и просторным, а широкие окна открывали вид на сад и край утеса, за которым полоской угадывался океан. Над одним из окон я с удивлением увидел кондиционер – довольно редкое явление даже для Лос-Анджелеса, не говоря уже о сельской гостинице на забытом богом острове.