Так уже начертанный сценарий судьбы Владимира Логинова был отринут.
Горец пришел к Логинову поутру. Стало морозно, и Володины кости пробирал холод. Он спасался гимнастикой. И встретил гостя не любезно. Вышел голым по пояс. На плечах и животе, в ложбинах, пролегающих между мышцами брюшного пресса, дрожали крупинки пота. Горцу рассказывали те, которого он приставил наблюдать за русским, что тот молится чужому Богу и молотит кулаками воздух. Горец тогда еще хотел узнать, работает ли тот с ножиком, но позабыл, а теперь пожалел об этом.
— К поединку готовишь себя, шурави?
Логинов молча указал на вход в дом. Но Горец сделал отрицающий жест.
— Сегодня. Я пришел с ответом: сегодня, — произнес он и уставился на Логинова.
— Ты поведешь меня к туркмену?
— Я одолею тебя в поединке. А потом я поведу тебя к правде, если будет, кого вести. Или ты раздумал меряться силами?
— Ты посовещался с полковником?
— Ты умен и ты проницателен. Ты достойный воин. Но ты не хитер. Поэтому ты уступишь мне в поединке.
— Но ведь ты хочешь сразиться, как и я. Значит, и ты не столь хитер, чтобы считать свою хитрость сильнее твоей силы?
Горец задумался:
— А ты понравился моей женщине в этом кишлаке. У меня их много по кишлакам, но Анахта самая умная среди них. Она так сказала: «Выполни его просьбу, но не калечь». Еще сказала, что ты сейчас в пути к своей настоящей женщине. Верь ей, она много повидала и знает толк в мужской судьбе. Тут она не хуже любого джунги.
Логинов покраснел. Да, ему приглянулась женщина Горца. Больше приглянулась, чем следовало знать самому Горцу. В скольких кишлаках у мерзавца такие женщины? Спросить? А там поглядим, кто выйдет калекой… Эх, далеки времена уроков мастера Коваля!
— Боремся до сдачи? Или до первой крови? Или до немощи?
— Или до последней любви. Я видел многих русских. Они не боялись крови и немощи. Но только сделай в них отверстие для любви и бери их хмельными да теплыми хоть голыми руками. Ты такой, как они, только еще и честный. Твоя удача, что в твоих союзниках полковник Курой да хитрец туркмен, сын осла и огонь-птицы. Хотя не верь ты им, русский. Ты моей Анахте верь! Будем биться, как пойдет. Сами поймем, как остановиться и зачем.
Логинов согласился. И тут Горец прав. Хотя, если бы Володю Логинова ждала женщина, похожая на Анахту, в доме, где уже нет беды, потому как все возможные беды уже случились, он бы не спешил выходить на поединок. Может быть. Может быть.
Горец местом поединка избрал улицу. Логинов возмутился: не гора, не у одинокого камня, не в пустыне? Просто на улице, меж домами, на глазах у толпы?
Но афганец поразил его ответом:
— Каждый превращает время в камень на свой лад. Если у меня родится сын от женщины из этого села, она расскажет ему о поединке, который видела своими глазами. Я так хочу. И люди подтвердят рассказ. Что останется от нас, кроме легенд? Разве цельность жизни оставил Масуд своему народу? Разве разум и мудрость передал индусам тот великий Ганди, о котором мне рассказал полковник Курой? Нет, они оставили легенды о мудрости, о цельности, о честности? Ты подаришь мне поединок, достойный всех прошедших войн, достойный стать легендой!
Они сошлись. Перед самым боем Логинова охватило желание обнять соперника, но он одернул себя и лишь приветствовал афганца коротким поклоном. Тот ответил ему кивком и вытянул перед собой ладони — мол, в них нет оружия. Логинов всмотрелся в глаза стоящего перед ним мужчины и различил в них ночь.
Думая о бое, Володя замыслил смести Горца мощными ударами ног. Дуговыми в голову, прямыми пяткой в печень, в сплетение, в подбородок. И только прикончить, заколотить в землю набитым злым кулаком.
Но теперь он осознал, как убог его план. Этого долгоногого афганца не свалить ударом в голову. И пинком в жилистое тело — не свалить. Как разбить ногой арчу, как опрокинуть твердое гибкое тело, опирающееся на разветвленный корень?
Горец уловил растерянность русского и пошел на сближение. Но не спешил. Он давал время на мысль. Сомнению надлежало расколоть дух Логинова почище любых ударов. Логинову показалось, что Горец читает его намерения, и от этого ноги стали тяжелы. Он знал, что так не победить, что сразу наступит печальная для него развязка. И тогда Логинов… сел на землю. Точнее, присел на корточки. Теперь Горцу предстояло действовать первым. Ну не садиться же и ему! Хороша легенда. Зрители — а собралось все село — принялись громко выражать недоумение. Но Горец оценил ход русского. Он одобрительно покачал головой. А потом полукругом припустился к сопернику. И, зайдя сбоку, резко пошел на сближение, нанес удар ногой в голень. Но Логинов ушел кувырком в сторону и поднялся. Тело обрело упругость, мозг избавился от лишних мыслей. Теперь можно встречать Горца в стойке.
— Хорошо, хорошо, — обрадовался афганец. Он еще раз зашел на полукруг, но теперь лишь наметил атаку в голень, сам же рукой попытался захватить запястье выставленной логиновской руки. Тот встретил резким ударом кулака в лицо, без замаха. Такая игра была ему хорошо знакома. Горец успел отклонить голову и снова бросил ее вперед, прикрыв плечом. Мощный выброс бедра, ушедшего из-под руки, он пропустил и наткнулся животом на сметающий удар пяткой. Горец отринул на добрых два метра, но удержался на ногах. Оба принялись восстанавливать дыхание. Логинову пришло в голову, что еще бабушка надвое сказала, кто из них больше сил теряет на таких ударах ногами. Тут не татами. И тебе не двадцать лет. Если бьешь, то не выше паха, как ни жаль красавицу Анахту! И тебе, Горец, эта схватка дастся недаром, как ни корчь на роже довольство собой.
Он длинным двойным шагом подступил к афганцу, отвлек щелчком кулака в голову и мощно, секущим киком, просушил противнику бедро. Тот не ощутил сразу коварства этого нападения, не убрал ногу, а, напротив, подставил на защиту ладонь. Логинов, распознав ошибку афганца, повторил секущую смерть в ту же точку. Ему показалось, что победа все-таки близка, обычно после «сушки» нога отказывается слушаться хозяина, если только тот не слон и не великий Масутатсу Ояма.
Горец, что табуретка, у которой подломилась ножка, завалился на спину, но успел захватить Логинова за волосы и потянуть за собой. Уже лежа, оперевшись спиной на землю, он через колено перекинул того через себя, и, кувырком перекатившись через плечо, едва не оказался сидячим на сопернике. Но резкая боль догнала его и пронзила от бедра до самой макушки. Издав стон, он опрокинулся на бок. Зрители, сопереживавшие своему, охнули.
Логинов, придя в себе после ошеломительного падения, открыл глаза. В них набилась пыль. Он утратил связь со временем и с противником. Вслепую он откатился в сторону, протер ладонями глазницы.
Горец тем временем собрал волю в кулак и, оглядевшись, ящерицей метнулся за русским. Он с готовностью шел на встречный удар, но Логинов и не думал бить. Вместо этого он попытался еще раз откатиться, но не успел, и афганец обхватил его руками. Логинов отпихнул соперника коленом, но бесполезно, афганец успел зацепиться крепко. Почувствовав, что Логинов в его руках и теперь не ускользнет, потискав его немного, Горец вдруг ослабил захват и коротко ткнул Логинова в пах, а сразу вслед устремился пальцами к кадыку.
Но Логинов стерпел отвлекающий удар, не поддался на него, и перехватил запястье руки, грозящей его горлу. Он попытался перевернуться, спихнуть с себя Горца ногами и одновременно вытянуть вражью руку, зажать ее меж телом и ногами на излом так называемым рычагом локтя. Эх, мастер Коваль! Афганец подался на это движение, Логинова охватило радостное чувство возможности скорого успеха. Но вдруг Горец ушел в сторону, к ногам противника, и заломил ступню. Попытка вывернуться не удалась, голень сжало, будто в тисках. Логинов свободной ногой принялся бить Горца по голове, но размаха не было для доброго удара, и тот лишь слегка ослабил хват, пока упрятал голову. Логинов отдавал себе отчет в том, что стоит Горцу получить чуть более удобную позицию для залома, стоит подползти повыше сантиметров на тридцать и бросить на залом вес тела, мышцы и сустав не выдержат. И тогда он надолго останется в этом кишлаке. Калекой. Следовало сдаться. Трезвое, мужское решение. Без мальчишества… Но вместо этого Логинов с последней яростью принялся отпихивать афганца, не пуская ползти вверх по стволу ноги. Сталинград! Мой Сталинград! — заголосило в его ушах. Горец крякал, принимая пинки, но знал, ради чего стоит продолжать движение, несмотря ни на что. Новое чувство возникло и у него — чувство, что русский собрался стоять насмерть и что не кровь, а смерть должна разрешить их спор. Почему? Ради чего? Аллах ведает, а бойцу поздно об этом думать. Прости, полковник Курой! И он рвался столь же яростно, сколь отчаянно защищался Логинов. Однако ему никак не хватало опоры без помощи рук совершить рывок и достичь устойчивой позиции для решающего рычага.
Оба отчаянно кричали. От усталости обоим марь застилала глаза.
Логинов выдержал. Афганец утерял веру в то, что сломит его силой, и изменил план. Он пошел на хитрость, вдруг сорвал ботинок с захваченной ступни и выкрутил большой палец. Логинова встряхнула резкая боль, и он на инстинкте так потянул босую ногу, что вырвал ее из тисков. Попав на свободу, он первым делом отполз от соперника и поднялся. Увидел, как тяжело встает и афганец. Сил не было вовсе, но воля осталась. «Мой Сталинград» остался высшим смыслом, высшей точкой того пути от Родины к себе, к любви к себе, который он вот-вот завершит! Логинов сделал шаг. Хромой шаг. Палец сломан, нога ясно взывала о пощаде. Еще шаг, и он присел от боли. Горец пошел ему навстречу, и, как в зеркале, повторил его судьбу. Бедро отказалось нести тело, высушенное киками, легкомысленно пропущенными афганцем.
Первым расхохотался Горец. Логинов не сразу распознал в клокоте, вырвавшемся из гортани афганца, знак веселья. Но когда смех подхватила толпа, и он рассмеялся, харкая попутно кровью, бегущей в рот из рассеченной губы. Оба хохотали долго. Их не могла остановить даже красавица Анахта, окатившая ледяной водой сперва одного богатыря, а затем и другого. Впрочем, одна из легенд, пошедших с тех пор гулять по провинции, гласит, что противник Горца, устат-шурави, так и умер, изойдя последней силой в смехе. Другая, напротив, приписывает ему любовную удачу и детей-богатырей, рожденных афганской женщиной.