— Это были недобросовестные коллеги. Мы проведем расследование… У нас высокая раскрываемость преступлений. И кстати, уважаемый, одной такой группе мы уже вышли на след, но исполнитель затерялся в ваших бескрайних краях… — Аллаков задумался и вдруг решился: — Так скажу: найдем вражину, обещаю. В самые сжатые сроки. Но тогда и вы нам. Согласно договору. По рукам, уважаемый?
— Ваш ход первый. Надо мной нет ни «вашего», ни «нашего». Видите, простая крыша над головой. Но ничего, выживаем, а иногда и живем. Оставьте мне ваши координаты, и мы поддержим связь. Ведь мир электронной почты для вас открыт?
Полковник прикусил губу. И компьютер у него был, и адрес служебный имелся, но он его за ненадобностью не помнил. Кому письма-то писать?
Миронов усмехнулся:
— Везде одни проблемы. Зря наши предки, ошалев от наличия интеллекта, столь упорно взялись разрушать родо-племенной строй. В конце концов, государства отомрут, а на смену им вернутся сети кланов, соединенные энергией ветра и интернет-сигналами, идущими по световодам. Как вы смотрите на такую прогностику?
Но Аллакову было не до прогностики. Получалось, что два дипломата зеленых денег ушли на выяснение адреса электронной почты самоуверенного пенсионера? И свинья бы с ними, с дипломатами, ведь не свои и не последние, но если об этом узнают в Ашхабаде… О ходе всей московской операции. Лучше и не думать… Как бы то ни было, ему необходимо вызволить из плена двух сотрудников, а там еще посмотрим, кто кого. Мерзавец, старый кот!
Миронов сиял самой отвратительной из всех отвратительных, на вкус Аллакова, насмешек. Аллакову пришел в голову ход:
— Вы правы, уважаемый. Мы просто слишком узко смотрим на вещи. Как советовал мудрец поэту, слагающий песнь любви часто вспоминает о луне, но изучающий луну и не думает о песне. Вот я и подумал… Что вы знаете о старике-пакистанце?
— Том, который…
— Да, том, о котором ложь изо лжи разнес по миру собака журналист.
— А что известно о нем вам? Из того, что не солгал журналист?
— Видите, доска повернулась. Кто-то из мудрецов говорил, что мир — шахматная доска…
— А другой мудрец сказал, что он умер бы с голода, если бы его жена, лишенная мудрости, не умела торговать на базаре, — вмешался Раф. Встреча, по его мнению, и так затянулась, а от чеченцев можно было еще ожидать какого угодно фокуса.
— Давайте создадим СП. Совместный проект по поиску старика. Он причастен к покушению на вашего товарища (Аллаков рискнул бросить в бой удобную ему гипотезу. Он тоже не лыком шит, этот полковник Аллаков!). И у нас к нему интерес велик и не мал. Можем обмениваться. Ко взаимной выгоде.
Миронов одобрительно кивнул и вновь потянулся за коньяком. Ловкость оппонента порадовала его. Хорошие кадры все же готовили!
— Проект в духе времени. Удобен. Вашему и нашему может понравиться…
— Именно. Золотые слова! Только теперь ход за вами. Отпустите моих людей.
— И вы отдадите им журналиста Чары? — спросил Игорь у Миронова, когда Аллаков покинул кафе через главный вход, а Андреич — через служебный. Балашов без бронежилета казался себе маленьким и ущербным.
— Взросление, Игорь, — процесс дробный. Как лестница. Пора уже тебе на высокий этаж. Может быть, Раф тебе последнюю возможность для естественного роста предоставил. По мягкосердию.
Миронов был удовлетворен переговорами выше меры. И только непонятная уступчивость Шарифа, допустившего Игоря сперва на стрелку, а потом и в подсобку, омрачила радость успеха.
— А что, Андрей Андреич? Считайте, новая глава уже написана. А то и целая книга… — не пожелал принять эту заботу Раф.
— Есть такие главы, которые лучше не писать. А то вопросы задает безграмотные…
А Балашов понимал Миронова. Но ему стало все равно, что о его вопросе подумает Миронов. Да, он повзрослел в той мере, в которой взрослость — это ответственность за конкретное.
— Так вы отдадите?
— Ступай домой, страдательный залог! А мы посовещаемся. В узком кругу специалистов. Тебя-то мы уже вытянули.
И Балашов отправился домой. Что ж, все верно. Если подвести черту под прошлым, то несправедливо оставлять в нем только «Галиного себя». Подобное подобным, противоположное — к противоположному. Миронов — движитель его похода в новую землю — тоже должен отпасть, отчлениться, как ступень от ракеты. Технология восхождения.
В квартире еще царил запах сигарет. Вопреки смертельному желанию спать, Игорь уснуть не смог. Стоило закрыть глаза, как ему казалось, что рядом, в кресле, сидит и смотрит на него грустный участковый Рябов. Он позвонил Логинову и, к собственному удивлению и испугу, застал его.
— Что с тобой? — сразу спросил Логинов.
— А с тобой?
— Возможно, начинаю жить. Германия себя оправдала.
— Ты влюблен, что ли? А меня чуть жизни не лишили.
— Dummkopf. Du bist[35]. Умные люди моего возраста перестают любить даже себя. Маша вернулась?
Игорь поймал себя на том, что весь день не думал о Маше.
— Другие новости. Меня едва не убили! Туркмена надо прятать. «Афганец» его не удержит.
Игорю очень хотелось избежать слова «сдаст». Ответ Логинова озадачил Балашова.
— Ай, что туркмен… Рыба в Каспии. Рыбу в море разве спрячешь? Я о другом подумал намедни: вот мы с тобой у меня на кухне копья ломали о щиты — Сталина ли, идею ли объединительную, орден ли храмовников, или раздробить Россию миру во спасение. Все Россия, Россия… А ведь век XXI нас с тобой, российских интеллигентов, освободил от ответственности. Освободил. Живи, не мучайся! Прошлый век весь под нашим знаком прошел: революция, коммунистическая идея, неприятие свободы богатых. Новое христианство земное. Под конец века оное было побеждено, но это не важно. Если телевизор знаки века показывает во всяких передачах, в заставках — в России ли, в Европе ли, — то это штурм Зимнего, это Ленин, это — человек в космосе. Все наше. А сейчас на экран посмотрел и понял. Отмучались, голубчики, свободны. Наша реальность, наконец, на втором кругу столетий, утрамбовалась в историю. В паюсную икру. Или в компост — смотря на чей вкус. Вопрос «кто виноват» уже больше не обращен к нам… Ни к нам, ни к Мироновым, ни даже к ООН. Был такой известный американский востоковед, профессор Оксман. Он предлагал переделать ООН, чтобы она стала двухпалатной, как парламент и сенат. И во главу угла там поставить связь мудрейших, которых следует возвысить в иерархии над политиками. Новая ООН. Так что мы, Игорек, нагружены вселенской ответственностью. И выходит, освобождены от личной. Мы ответственны за осуществление осиной, так сказать, связи между нами и Всадником Времени. Ты меня понял? Вряд ли. Я сам ничего не понимаю. Это мне один странный еврей-беженец такое выдал. Тут звезды, а ты — со всякой шелухой носишься. Чары, я, ты… Даже не осы. Ты вот, чем бдеть, про ос почитай. Оказывается, зверски умные существа. Способны узнавать наши лица и сильны коллективным умом. Ладно, почти шучу. Давай спать.
— Логинов, это же какая мерзость выйдет? Человек, может быть, Кеглера спас, меня, может быть. Да самого Миронова… Ты выведи его. Пока не поздно.
— Я вот что думаю. Почему у нас на глазах сменилась парадигма? Язык понятий и символов. Ты улавливаешь? От Маркса, Ленина и Сталина — к Зие Хану Назари и господину Бушу? А мне только одного не хватало символа, третьего, среднего. Не хватало Иудея. Вечного Жида. Ты по сути прав. Во всем нужно искать вечное, мой писатель, мой друг.
Логинов не желал прислушиваться к заботам Балашова. Только когда тот, отчаявшись, в сердцах выкрикнул, что смертельно устал и от Маши, и от Миронова, и от Логинова, Владимир услышал.
— А я знаешь как устал? Туркмен сам уплывет и выплывет, но он — коллатеральная жертва. Зато ты теперь понял, чем платишь за мироновщину. И плати. Девственность свою потерял, так теперь, может, родишь что-нибудь достойное. А убить тебя не убьют, не переживай. Твоя гибель, не дай бог, такую энергию высвободит — что там Хиросима, там Земля схлопнется.
Логинов положил трубку.
Схема Аллакова действительно приглянулась верхам. Кооперация спецслужб в борьбе с терроризмом, сохранение конфиденциальности, мягкое сведение к нулю всяческих политических неудобств, возникших в связи с Кеглерами… Хорошо.
Для туркменского руководства, получившего от Аллакова отчет о блестящей операции (естественно, в отчете отсутствовал эпизод о пленении туркменских чекистов), крохотное препятствие в лице стрелка, покушавшегося на полковника ФСБ по неким личным мотивам, никоим образом заботы не вызвало. В самом деле, разве трудно найти убийцу в государстве с такими послушными заключенными… Есть столько способов убедить людей взять на себя чужой грех… Пусть себе русские ищут таинственного старика-пакистанца, а они тут пока подготовят кадры. Слова Миронова о том, что ему нужен настоящий убийца, Аллаков воспринял всерьез и наверх передал. Хотя понимал: в начальственных планах это ничего не изменит. Ему, профессионалу, даже хотелось найти настоящего. Но необходимости в этом он не видел.
Пожалуй, единственным из «больших», кто остался совсем не рад, был Тит Терентич. И это несмотря на дипломат. Все-таки верно договорились меж собой Титычи — пенки собирают, а взятки не берут. Власть сама дает. Когда на хлеб с икрой, а когда на Оксфорд для дочек…
Мало того что проклятый туркмен наполнил чемоданчик не полностью «зеленью», а еще и рублями, так он еще засунул туда бутылку туркменского коньяка в коробке. Прах бы его побрал. Но и с этим можно было смириться, если бы теперь на шее не повис чеченец Хан, которому через генеральских ментов обещана доля на рынках. Но, позвольте, за что? Ничего ведь не решил. А тут еще такая неприятность. После стрелки, сразу почти, дача в Загорянке возьми да сгори. Хорошая дача, двухэтажная, теплая. Только что ремонт молдаване сделали. И забор ладный, и ворота, и сторож. Как сгорела среди осеннего белого дня — не поймут ни страж, ни соседи. Тит Терентич послал сыскарей, но те только головами покачали: если поджог, то чистый. Звери работали, на таких дела не заводят. У Титычей дачи даже олигархи давно не палят. Сыскари с любопытством разглядывали выражение хозяйского подбородка. А потом был звонок, короткий звонок по прямой линии. И приятный женский голос сказал удивленному Терентичу буквально следующее: