Наконец, Государь, последний пункт, по коему смею я замечания сделать, языка касается. Признаю в сем случае политическое главенство языка русского[274], но по той лишь единственной причине, что он родной язык Вашего Величества. В Ваших глазах, Государь, все подданные Ваши равны, и если народ Ваш помнит, кажется, до сих пор, что Лифляндия есть провинция завоеванная, убежден я, Государь, что сим идеям завоевательным нет места в Вашем великодушном сердце.
Вот мои резоны. Быть может, не довольно убедительными покажутся они Вашему Величеству. Благоволите милостиво даровать мне право их другими подкрепить, какие изложу на словах. Но даже если в новых этих резонах нужды не окажется, благоволите, Государь, меня еще несколькими мгновениями в присутствии Вашем осчастливить. Счастье сие я до конца своих дней запомню.
Паррот
10. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург, конец ноября 1802 г.]
Государь,
Дерптский университет Ваш, ожидающий в самое ближайшее время приять по благодетельной воле Вашей животворящее новое устройство, ощущает необходимость завести в Германии литературного корреспондента, который извещал бы без промедления о главных событиях иностранной словесности, таких как продажа с торгов крупных книжных собраний, выход в свет новых значительных сочинений, новые открытия в науках и проч., а также предоставлял бы сведения об ученых и художниках, каких следует университету знать, и брал на себя различные комиссии, до всех этих предметов касающиеся.
Так вот, Государь, отыскали мы особу, для исполнения сих обязанностей весьма годную, в лице коллежского советника Доппельмайера, который семнадцать лет кряду прослужил губернским доктором в Москве, а затем был придворным медиком в царствование Его Величества покойного императора, с которым имел честь лично быть знакомым. С тех пор как увечье, причиненное двойным переломом бедра, лишило его возможности в службе оставаться, вышел он в отставку с пенсией в 2000 рублей и поселился в Дерпте со времени основания здесь Университета. Здоровье его с каждым днем ухудшается, и желал бы сей достойный муж перебраться в Южную Германию, ибо тамошний климат, куда более мягкий, ему для продления жизни остро необходим. Но в то же самое время счастлив он был бы России и в известном смысле Вашему Величеству по-прежнему пользу приносить, насколько ему сил достанет. Поддержание постоянной корреспонденции с нашим Университетом удовлетворит превосходно его потребности умственные и нравственные, а равно и желание пользу приносить, и поручено мне, Государь, молить Ваше Императорское Величество от имени профессоров университетских и советника Доппельмайера возложить на него эту обязанность и позволить получать в чужих краях пенсию, какую ему Ваш августейший предшественник назначил[275].
Моля Вас об этой новой милости, чувствую я, Государь, что умножаю число благодеяний, коими Вам обязан, и что признательность наша – нет, не возьму я на себя сию миссию; пускай университет сам найдет способ Вам свои чувства изъяснить. Вы знаете, Государь, что я и свои собственные едва могу высказать.
11. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург, 4 декабря 1802 г.][276]
Государь,
Всякий день и едва ли не всякий час новые приносит возражения графа Завадовского против акта постановления, Вашим Величеством уже одобренного, и сей документ, составленный с таким тщанием, основанный на правилах самых справедливых, дополненный поправками господ Новосильцева, Чарторыйского, Потоцкого и даже Строганова, генералом Клингером одобренный, наконец, усовершенствованный Вашим Величеством и ожидавший лишь последней формальности, под пером министра народного просвещения негодным предстает[277].
Страдаю я вдвойне, во-первых, потому, что приписывают изъяны сочинению, которое исключительно жаждой справедливости и здравым смыслом продиктовано, во-вторых, потому, что обнародовано оно будет от Вашего августейшего имени.
Государь! Меня сей документ счастьем переполнял, ибо надеялся я, что сделает он Вас для ученых чужеземных таким же кумиром, каким Вы для нас стали. И вот теперь желают у меня сие блаженство отнять! Государь! Только одна у меня мольба. Благоволите, прежде чем решение принять, уделить мне десять минут Вашего времени – а затем пускай впаду я в немилость.
Вы один ощутить можете, чего стоит мне сии роковые слова произнести. Вы один знаете, чего я лишусь. Но долг превыше всего, а долг мой перед университетом и Вами самим велит мне тем пожертвовать, за что готов был бы я каждый день кровь проливать и все равно бы сию цену считал недостаточной.
Государь! жду Ваших приказаний[278].
Счастливейший или несчастнейший из ваших подданных
Паррот
12. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт, 23 декабря 1802 г.][279]
«Великий дух, миры сотворивший, чтобы их осчастливить! Оборони нашего монарха. Сохрани нам нашего Александра. Займи, о займи из нашей жизни, чтобы Его жизнь продлить!»[280]
Таковы были, Государь, последние слова при обнародовании благодетельного акта, коим обязаны мы Вашему Величеству. Таковы чувства, наши сердца переполняющие.
Государь! если чувство истинное обладает в самом деле чудесной способностью в любом обличье себя являть, тогда, как ни огромна дистанция, нас от Вашего Величества отделяющая, великое Ваше сердце Вам скажет, что Дерптский университет лишь одно чувство Вам адресует, кое ни на одном языке вполне выразить невозможно: развратила лесть языки все до одного. Будьте же сами, о дражайший из монархов! переводчиком чувств наших. Поставьте себя на наше место. Вообразите, что великий человек свои попечения, бдения и отдохновение тому посвятил, чтобы Вас от гнета избавить, чтобы для Вас открыть поприще величественное и позволить народы просвещать. – Те чувства, какие питали бы Вы к сему высшему существу, мы к Вам питаем; ту преданность безграничную, в коей бы Вы ему поклялись, в той мы Вам клянемся навеки.
Государь! Царите в наших сердцах.
От имени всех членов Императорского Дерптского университета
Паррот
13. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт, начало января 1803 г.]
Государь,
Среди множества счастливцев, которые щедрыми благодеяниями Вашего Величества в нашем Университете осыпаны, есть один пострадавший, наш бывший вице-куратор г-н Унгерн-Штернберг, который много жертв принес, чтобы занять место, которое акт постановления затем бесполезным сделал[281]. Все члены Университета единодушно желают назначить ему пожизненную пенсию в одну тысячу рублей, чтобы не оставалось у него ни малейшей причины для недовольства или огорчения. Можно эту сумму назначить, не причинив значительного ущерба заведению нашему. Благоволите, Государь, на сие свое позволение дать; помимо резонов, какие Ваше великодушное сердце Вам само подскажет, есть и еще одна причина, которая слишком тесно с местными обстоятельствами связана, чтобы посмел я ее от Вашего Императорского Величества скрыть.
Как я имел неизъяснимое счастье подробности нового основания нашего университета с возлюбленной Вашей особой обсуждать, чернь полагает, что употребил я сие счастье во зло против кураторов наших. Я противным образом поступил; за правило взял сделать все возможное, чтобы вице-куратору возместить ущерб, коль скоро место его сохраниться не могло, и я тем более обязанным себя почитаю это сделать, что долгое время были мы, казалось, недовольны друг другом, и убежден я, что Ваше Величество довольно мне доверяют, чтобы не заподозрить сговора между бароном Унгерном и мною. Успехи, какими Университет особливым милостям Вашего Императорского Величества обязан, умножили число врагов моих, благоволите же утешить меня уверенностью, что ни один из них мне упрека не сможет бросить, даже по видимости обоснованного.
Писал я о сем предмете министру народного просвещения. Но как не мог я ему сих резонов открыть, простите мне откровенность, какую с Вами себе позволил. Есть ли нечто такое, Государь, чего бы не доверил я Вашему сердцу, Вашему уму, всей Вашей особе? Возвели Вы меня на огромную высоту.
Пишу я министру вторично, потому что генерал Клингер, которого полагал я уже назначенным в Университет наш, вернул мне мое письмо, ибо, не будучи еще назначенным, не мог его официально вручить. Благоволите, Государь, его назначить, как Вы то обещали. Будет нам в нем двойная нужда, если особа, коей обязаны мы нашим первоначальным устройством и рабским состоянием, будет членом Комиссии об училищах назначена[282].
Да продлят Небеса дни Ваши! Да наградят Вас таким же блаженством, какое Вы мне даровали!
Паррот
14. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт, накануне 30 января 1803 г.][283]
Государь!
Исполнил я поручение, Вами данное[284]. О, если бы мог его так исполнить, чтобы Вашему Величеству доказать, что всю его для себя почетность ощутил! Поверьте, Государь, что тронут я им, что никогда не забуду доверия Вашего, меня возвысившего, и что память о нем, в сердце моем живущая, даст мне силы прочие мои обязанности исполнять. Примите, Государь, мою благодарность за новую сию милость.
Комитет мои ожидания превзошел, так что поступает к Вашему Величеству в настоящий момент сочинение настолько совершенное, насколько обстоятельства позволяют. Простите мне сии слова, Государь,