Не напоминаю Вам о предметах последнего разговора нашего; слишком дороги они Вашему сердцу. Но позвольте напомнить о том, что, лишь только с делами Университета покончу, должен буду уехать. Слова «должен уехать» для меня глубокого смысла исполнены. Вам это, возможно, на ум не приходит, но для меня они с Вами связаны. – Слишком привык я к блаженству видеть Вас.
Да хранит Небо моего Александра!
Паррот
49. Александр I – Г. Ф. Парроту
[Санкт-Петербург, 2 марта 1805 г.][367]
Соглашаюсь с Вашими доводами и даю Вам право поступать так, как Вы желаете, при условии, однако, без панегириков обойтись. Надеюсь вскоре с Вами вновь обсудить предмет нашей последней беседы; потерпите, у меня столько дел, со всем управиться надобно.
Весь Ваш
[Росчерк]
50. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 10 марта 1805 г.
Государь!
Сообщил я Вам, что на заседании 21 февраля[368] был проект приходских училищ одобрен, за исключением нескольких статей, какие я с удовольствием исправить был готов, и я человечество и Вас с сим свершением поздравлял. С тех пор все переменилось, и я подлинно не знаю теперь, что и думать. Позвольте мне, Государь, Вам факты изложить.
На заседании 21 февраля постановлено было представить Вам устав, мною предложенный, лишь только я из него удалю несколько статей, не для всех четырех губерний в равной мере подходящих, и другие, в некоторых приходах не могущие быть исполнены незамедлительно. На следующем заседании[369] представил я вновь устав исправленный (исключил из него 6 статей). Вновь его прочли и, к моему великому изумлению, упрекнули меня в том, что я приказ, мне данный, не исполнил. Пересказал я содержание вычеркнутых статей. На это министр возразил, что от меня другого требовали, что должен был я представить не готовый устав, но просто план, содержащий самые общие положения, что устав написан быть может лишь после того, как все мелкие затруднения устранены будут властями <губернскими>, а под конец объявил, что он такой план самолично сочинит и представит на следующем заседании; оно в прошлый вторник состоялось.
Хоть Вы мне, Государь, и дали позволение присутствовать на заседаниях, этого дела касающихся, на сей раз не воспользовался я им из уважения к министру, ведь это его творение, а не мое на совместное рассмотрение было представлено. Но чтобы долг свой исполнить, отправил накануне заседания письмо, Главному правлению адресованное, в котором брошенные мне упреки опроверг и перечислил вкратце все важные причины для принятия устава со всеми подробностями; надеялся, что изложенные по порядку и подряд, произведут они большее впечатление, чем если будут в пылу спора предъявлены.
Заседание во вторник состоялось, но мне итог его до сих пор неведом, и кажется даже, что условились от меня его держать в совершенном секрете. Знаю только, что министр мне мое письмо возвратил с резолюцией на обратной стороне за подписью: директор департамента Иван Мартынов[370].
Государь! Вот факты. Полагал я своим долгом это Вам изложить, чтобы Вы во всяком случае знали, что с 21 февраля ход дела переменился. Не говорю о себе; и без того слишком больно мне быть обязанным с Вами говорить об уроне, нанесенном общественному благу. Государь! Не отказывайте ему в поддержке своей. Молю Вас о том со слезами на глазах.
Паррот
51. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 18 марта 1805 г.
Государь!
Миг, когда судьба училищ приходских решится, близок. Через несколько часов Вы о сем важном предмете свое слово скажете. Простите мне мою тревогу; до сих пор не знаю, что именно Вам на утверждение представят. Если невозможно меня о том известить прежде принятия решения, благоволите, Государь, перечесть мои разъяснения, Вам в начале января присланные, чтобы те детали вспомнить, какие среди множества Ваших дел государственных легко затеряться могут.
Позвольте мне также Вам о комитете прошений напомнить. Это дело великой важности; ежедневно в том убеждаюсь.
Государь! Понимаю, чувствую, чего Вам стоит меня слушать. Доброе Ваше ко мне отношение оскорбляет пошлых вельмож, которые меня слишком плохо знают и потому боятся. Лишь только с этими двумя делами покончу, возвращусь в свою келью, радуясь драгоценным воспоминаниям, какие с собой унесу, наслаждаясь прежде всего неприметным существованием, которое ни на что не променяю.
Будьте счастливы, Государь! Творите все добро, какое можете, и да хранит Вас Провидение от горького сознания, что не можете Вы сотворить все добро, какое хотите.
Любите по-прежнему
Вашего Паррота.
52. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 20 марта 1805 г.
Государь!
Нет слов, чтобы выразить, как тяжко мне Вам вновь докучать. Но дело срочное и для меня мучительное, хотя и не такое важное, как судьба приходских училищ.
Узнал я, наконец, одну из причин, по какой от меня итог последнего заседания Главного правления скрывают. Идет речь о том, чтобы направить в Дерпт комиссию для ревизии зданий университетских; теперь, когда здания готовы едва на треть, хотят нам сие неслыханное оскорбление нанести, которое нас во мнении публики погубит, а ведь сейчас, как никогда, нуждается Университет в уважении губерний, дабы довершить дело народного просвещения, с таким успехом начатое. Государь! Каждый месяц мы нашему попечителю подробный отчет даем о строительстве; каждая тысяча кирпичей, каждая балка, каждая доска, каждый рабочий день указан и посчитан. Попечитель работы видел, изучил и свой доклад написал. Когда работы закончатся, Государь, пускай ревизуют итог, сколько хотят; пускай присылают комиссий, сколько угодно. Но тревожить нас, пока дело не сделано, но обескураживать честного Краузе и весь Университет – это оскорбление, какого самому скромному архитектору петербургскому нанести не смеют, хоть и не тайна, что эти люди в свой карман огромные суммы кладут.
Государь! Умоляю Вас меня выслушать. Уделите мне еще несколько мгновений. Мне столько Вам сказать надобно! Мгновения эти для общественного блага пройдут не напрасно. О, почему не могу я Вам все сказать, Вас не видя! Как бы пленительны ни были для меня те мгновения, которые подле Вас провожу, охотно ими пожертвовал бы, уступая предрассудкам, Вас мучающим. Но выслушав меня сегодня, Вы от неприятностей будущих себя убережете. Надеюсь Вам такие предложения сделать, которые помогут со всем разом покончить. Мой Герой! Мой Александр! Будьте уверены, что я Ваши чувства касательно меня во зло не употреблю, иначе Ваше Сердце Вас о том в миг упредит.
Остаюсь в прямом смысле слова
Ваш Паррот
53. Александр I – Г. Ф. Парроту
[Санкт-Петербург, 28 или 29 марта 1805 г.][371]
От души сожалею, что не нашел в последние дни ни минуты свободной, чтобы Вас принять; занят сверх меры, но лишь только стану чуть свободнее, с Вами увижусь. Покамест скажу, что и речи не шло о том, чтобы в Дерпт комиссию посылать для осмотра зданий, а в субботу отдал я приказ выделить в нынешнем году 100 000 рублей на Ваши чрезвычайные нужды.
Но должен с Вами поговорить о вещах, крайне меня удручающих. Несколько дней назад получил я доклад о новых беспорядках, Вашими студентами учиненных[372]. Этого дозволить нельзя; не могу я подобные вещи терпеть; на сей раз не одна-две горячие головы, как Вы мне говорили, а целых полсотни учинили беспорядки самые безобразные, и притом без всякого повода. В конце концов, никто меня не убедит, что при деятельном надзоре невозможно подобные вещи предупреждать и пресекать. Отчего в Вильне и в Москве ничего подобного не происходит? Образование дерптское историями такого рода себя дурно рекомендует. Если еще раз такое повторится, вынужден буду Университет юрисдикции лишить, ибо, повторяю еще раз, я подобные вещи терпеть не могу. Что же до Вас, огорчен, что Вы на мой счет можете сомнения питать; остаюсь и буду всегда тот же.
Весь Ваш
[Росчерк]
54. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 4 апреля 1805 г.
Государь!
Так глубоко я был опечален живым неудовольствием, которое Вам студенческие беспорядки в Дерпте доставили, что, дабы Вас от ненужных воспоминаний уберечь, дал себе слово Вам не писать до того счастливого дня, когда Вас увижу[373]. Но сдержать его не могу – сердце мне подсказывает, какие мучения, должно быть, причинила Вам необходимость мне об этом писать так сурово. Не стану пытаться суровость эту смягчить изложением резонов, которые мог бы привести. Вы разгневаны; итак, обязан я впредь Вас от сего тяжкого чувства уберечь. Не знаю, преуспею ли в том. Но стараться не перестану, а для того биться буду в июле за должность ректора с пылом честолюбца. Узнаете Вы тогда, что можно в сем отношении сделать, и достижения наши оцените. А если я Вас удовлетворю хоть сколько-нибудь, буду за свою жертву вознагражден беспримерно. Покамест, Государь, будьте милосердны и благоволите вспомнить, что, если Университет в стольких других отношениях свой долг исполняет, не может дурного умысла иметь в этом происшествии.
Государь! Способ, каким Вы наши денежные затруднения разрешили, лишнее доказательство дает изобретательной доброты, с какой Ваше щедрое сердце обо всем печется, что до нас касается. То, что Вы обо мне самом говорите, самые сладостные надежды в моей душе укрепляет. Благоволите до конца пойти, завершив без промедления самую важную часть моей командировки. Близится Пасха; простите, что спешу свой долг исполнить.