ко интересы мелочной муштры заставляют число солдат в полках уменьшать, а число офицеров увеличивать. Сами Вы знаете, что такая муштра для войны бесполезна, для финансов разорительна, для солдата отвратительна. Уменьшите число полков на треть, а освободившихся офицеров отправьте рекрутов учить.
Вот мои мысли касательно политических и военных мер, какие нужно принять на случай войны с Францией. Но если даже будут они приняты, этим ограничиться нельзя. Должны Вы обратить взор, и взор очень глубокий, внутрь страны. Прежде чем вперед идти, оглянитесь назад. Наполеон, если воевать захочет, объявит войну решительную, не на жизнь, а на смерть; захочет он возвратить себе уважение после войны в Испании, которая его воинскую славу скомпрометировала. Постарается Вас ослабить, сея в России семена революции, и, по своему обыкновению, лакомые приманки пустит в ход. Чтобы Вам себя на сей счет обезопасить, надобна мера, которая, с одной стороны, все Ваши губернии сплотит, а правительству в Ваше отсутствие сил прибавит, с другой же стороны, докажет Наполеону, что даже в том случае, если сумеет он Вас с Вашими подданными поссорить, никакой выгоды из того не извлечет. – Удивитесь Вы, узнав, какую меру я Вам собираюсь предложить. Но обдумав ее всесторонне, убедитесь, что ничего лучше выдумать нельзя. – Мера эта в том заключается, чтобы в момент отъезда Вашего в армию объявить императрицу Елизавету регентшей на все время Вашего отсутствия. Объявление это прозвучать должно внезапно, а до того ни одному смертному о нем знать не следует. На мое молчание можете Вы рассчитывать вполне.
Рассмотрим теперь эту меру поближе. Императрица в нравственном отношении существо редкое. На ее привязанность можете Вы положиться. Так мало в ее характере черт сугубо женских, что не станет она вспоминать о Ваших проступках супружеских, не станет и действовать под влиянием тщеславия, ибо ей оно чуждо. Напротив, из честолюбия стараться будет Вашу признательность заслужить. Ум у нее глубокий, суждения справедливые, а значит, скоро она с положением своим освоится; начните ей в том помогать, посвятите этому свои вечера. Она женщина, пользуется уважением бесконечным; русские люди эту великую меру примут с восторгом; вельможи для амбиций своих новую пищу найдут; императрица зловредные планы угадывать станет по-женски, а разрушать по-мужски. Вы же со своей стороны драгоценное преимущество получите – сможете заниматься исключительно войной, освободитесь полностью от забот о внутреннем управлении, а также и о подданных высокопоставленных, которые в армии имеют своих сторонников; вполовину число заговоров уменьшится. Вдобавок сможете в этот великий час явиться перед Вашей нацией исключительно как ее защитник, и сей прекрасный ореол разгонит все тучи, какие Ваши с ней отношения омрачают, как Вам известно. Поручите мне манифест написать; сумею русских убедить. Мнение общественное большого уважения заслуживает; тому, кто им пренебрегает, успех выпадает редко, а особливо в решающие моменты оказывает оно действие либо спасительное, либо губительное.
Предложение это раскрывает Вам секрет, который я в сердце своем вынашивал со времен Тильзитского мира, а предчувствовал с тех пор, как Вас узнал, с тех пор, как Вас полюбил. Вспомните о вечном желании моем с императрицей сблизиться. Сначала двигала мною забота о ней и о Вас как о жене и муже. <Больно мне было видеть, что вы друг от друга отдаляетесь, тогда как должны были и могли в единую душу слиться.> Затем побуждала меня забота о государстве, которое, признаюсь, люблю я лишь в Вашем лице, забота о человечестве, защитником которого хотел бы Вас видеть. Путешествие императрицы меня с нею сблизило; почувствовал я в Дерпте то влияние, какое могла бы она приобрести <и можете не сомневаться, что, если сумела она меня покорить, сумеет и с вельможами совладать>; ощутил я его потом в Петербурге, где пришлось мне сопротивляться моему чувству, и понял я очень глубоко, что у нее сердце с умом в ладу. До сей поры Вы ни к тому, ни к другому не прибегали. Нынче пришло время это сделать; личный Ваш интерес, Ваши обязанности монаршие Вас к тому призывают, а сердце Ваше дорогу туда Вам укажет без сомнения.
Полагаю, что знаю Вас довольно, чтобы не бояться с Вашей стороны подозрений. Нет, не пытался я приподнять даже кончик того покрывала, которое нынче перед Вами разорвал. Впрочем, знаете Вы, что, возымей я даже безрассудное намерение открыться, Императрица слишком мало сообщительна, чтобы позволить малейшие намеки. Мысль эта только Вам одному вверена; она Ваше исключительное достояние. Воспользуйтесь ею.
Пишу я нечто вроде завещания. Быть может, увижусь с Вами только на поле боя и о сем предмете больше Вам говорить не буду. Поэтому должен Вам открыть все, что в сердце скопилось. О мой Александр! Отчего не сказать Вам снова то, что сказал некогда: Вы мне понравились чрезвычайно. Вспомните прошлое с начала Вашего царствования. Сравните себя с самим собой тогда и теперь. Вспомните о письме, которое написал я Вам в день Вашего рождения в 1803 году[566]. Писал ли я Вам с тех пор нечто подобное? А между тем 12 декабря с тех пор шесть раз повторилось! Я ли виноват в том, что каждый год в этот день то же самое Вам не повторял? – Нет; вынужден был я тон моих писем по Вам равнять; происходило это вопреки моей воле; тон этот есть термометр внутреннего Вашего состояния. Сердце мое ошибиться не может; оно в Вашем растворено.
Выслушайте же суровый и нежный голос друга, того друга, который в жизни ничего так не страшился, как Вашего несчастья. <Годы Ваш разум укрепили, но не Вашу нравственность.> Не пребываете Вы на той нравственной высоте, на какой были шесть лет назад. Исследуйте сердце Ваше и покарайте меня за дерзость, если я неправ. Недостойные люди, к Вам приближенные в жизни частной и в делах, Вас развращают, чтобы Вас до своего уровня принизить, а Вы это терпите и не сознаете, что враг Ваш умеет этим пользоваться, что все рассказы о Вашей частной жизни, правдивые или нет, из этого ядовитого источника исходят и стремятся у Вас уважение подданных отнять. – Боже всемогущий! Вложи в мои слова чувствования сердца моего! Пусть дойдут они до его сердца! Пусть станет он вновь моим кумиром, моим Героем!
Заблуждения Ваши все от одной причины происходят. Презрели Вы роль отца семейства. Пренебрегли достоинством, с ним связанным. Оттого предались легкомыслию, которое для Вас неестественно и которое сами Вы осуждаете. Без сомнения, сердце Ваше не раз Вас в том упрекало. О, отчего не было в эти минуты подле Вас ангела-хранителя, который бы Вас животворить мог? Мой Александр! Оплакали Вы смерть Ваших детей <я тому был свидетелем>. О, надобно было в ту пору к себе возвратиться, почувствовать, чем бы Вы стать могли. Не ослепляйте себя верою в страсть, которая так долго длиться не может[567]. Уже давно покорились Вы не Вашему сердцу, а коварству, уловкам бесчестным и хорошо известным – не публичные толки мне это раскрыли, а сам я имею тому доказательства. Не ослепляйте себя также мыслями касательно холодности, о которой Вы мне говорили. Легко победили бы Вы эту холодность, которая ничуть не более естественна, нежели Ваше отдаление <но которая не могла не родиться в благородной душе>. Если я смог Вас полюбить так, как я Вас люблю, какая женщина против Вашего сердца устоять бы могла? – Возвратитесь к естественному состоянию <естественному для всей Вашей личности>. Привяжитесь к единственной особе, достойной всей Вашей привязанности. Вы в том возрасте, в каком можно почувствовать нечто большее, чем страсть обыкновенную и непрочную. Откажитесь от прочих серьезных связей, которые Ваше сердце осудить должно. Откажитесь от связей легкомысленных, которые Вы слишком сильно напоказ выставляли и которые общество не одобряет. Будьте мужчиной, будьте государем! Пусть даже связи эти непосредственного влияния не оказывают на ход дел, зато влияют на Вас самого. Они Вас развлекают, удаляют от самого себя, раздробляют действия Ваши, ослабляют способности Ваши к занятию делами. С удивлением наблюдал я, что говорите Вы мудрые вещи, а делается противное. Секрет этого поразительного противоречия – в том самом легкомыслии, к какому Ваше окружение Вас склоняет. Мой Александр! Соберитесь с силами. Не о жертвах речь веду, нет, о Вашем наслаждении, Вашей безопасности, о том ощущении силы, которое только человеку совершенно чистому ведомо, о Вашем счастье ежедневном.
Мой Александр! Мой единственный друг! Если я преуспею, понимаете ли, какое счастье Вы мне доставите? Поймите это и, если нужно, положите и понимание сие на чашу весов. Сердце мое, моя любовь к Вам этого достойны. – Составьте счастье
Вашего Паррота.
158. Г. Ф. Паррот – Александру I
Дерпт, 1 ноября 1810 г.
Мой Возлюбленный! Дражайший мой Александр!
Октябрь прошел, записка моя о финансах к Вам попала в начале сентября, и Вы до сих пор о ней мнения 5-го департамента <финансов> не получили! По этим подробностям судить можете об усердии Ваших подчиненных. А между тем о реформе финансов следует в конце нынешнего года объявить. Это последний срок, который Вам остается, если желаете Вы грозным сделаться для своего противника. Не только собрав мощную армию, сможете Вы его устрашить, но и приведя Вашу державу в состояние вести войну длительную и упорную. Прекрасно знает противник, что Россия как всякое государство, сильное физически, может без труда солдат в армию набрать; куда важнее эту армию содержать, а такое содержание возможно лишь благодаря превосходной финансовой системе. Помощники Ваши об этом знают не хуже меня и тем не менее за дело взяться не спешат. Я сюда больной приехал, после ужасной поездки, которая четыре дня длилась, и до сих пор в себя не пришел. Но как с первой почтой замечания, которые Вы мне прислать хотели, не получил, взялся вновь за работу; нестерпимо мне думать, что Вас в жертву лени, тщеславию или недобросовестности приносят. Не судите по моему стилю, быть может чересчур резкому, о моей к Вам привязанности, о почтительной нежности. Хочу я знать, что Вас вся Европа уважает, что Ваш противник Вас боится, и вот почему против Ваших подчиненных восстаю. Отчего не могут они трудиться, как я, хотя они за свой труд жалованье получают, почести и награды? А есть ли труд более насущный, чем восстановление Ваших финансов и кредита?
Документы, которые я Вам шлю, – указы совсем готовые, недостает им только перевода на русский, который я сделать не могу, и Вашей подписи. Если пожелаете Вы их начать формулой: «Выслушав мнение нашего Государственного совета», переводчик легко сможет эту фразу прибавить. Умоляю Вас, не позволяйте больше у Вас время красть. Вновь заклинаю Вас помнить всегда, что время есть самое драгоценное Ваше достояние. Его правильное употребление – единственный способ избежать войны; если же Вы воевать хотите, все в Ваших руках – откройте порты Ваши англичанам. Как бы там ни было, постарайтесь, чтобы это от Вас зависело. Опубликуйте все эти 9 указов безотлагательно и поставьте даты по порядку номеров: каждый указ на день позже следующего. Обнародовав этот ряд указов хорошо продуманных, причем тесно один с другим связанных (при условии, что мир с Турцией и Персией заключен будет), Вы Вашу нацию ободрите, а иностранцев устрашите. После этого, весной, сможете торговлю позволить под любым нейтральным флагом без тех разысканий точных и кропотливых, которые ее в последнее время разоряли.
Перед тем как эти указы сочинить, а затем их сочиняя, обозрел я еще раз самым подробным образом Вашу Империю. Ничего не забыл. Все связано, все к одной великой цели ведет – возвратить России природное ее превосходство. В предыдущих записках набросал я уже Вам те правила, из которых исхожу. Не откажете Вы им в признании, ведь из опыта знаете, что никогда я в предусмотрительности своей Вам дурных советов не давал. В этом деле только логика надобна и бескорыстие. Если ошибался я когда-либо, то лишь потому, что к сведениям, скрытым в глубинах Кабинета, доступа не имел. Позвольте к этим общим правилам несколько замечаний прибавить касательно каждого из предлагаемых указов.
№ I. Оставил я во второй статье пробелы для цифр. Тем не менее я получил точные сведения касательно цены на рожь во времена Петра I. Сей великий Государь умер 28 января 1725 года, а осенью года 1724-го тонна ржи стоила в Дерпте, судя по здешним архивам, 1 рубль. Тонна в Лифляндии равняется ⅔ четверти, следственно, четверть стоила в Дерпте полтора рубля. Внутри страны цена меньше была. По правде говоря, Петр I поначалу чеканил рубли по 54 стувера в каждом. Но потихоньку стал он их стоимость уменьшать и довел к концу своего царствования до 45 стуверов, то есть до того соотношения, какое и у Вас в ходу. Итак, можете Вы, не нанося ущерба своему народу, потребовать в качестве подушной подати ⅔ четверти ржи < ¾, если хотите жесткость проявить, ⅔, если желаете великодушие выказать, и в любом случае>, и получите значительную прибыль, которая народу в тягость не будет благодаря легкому способу сбора, который я Вам предлагаю.
Параграф 9 описывает новый способ сбора подати с крестьян оброчных. Сведя этот налог (который Вы прежде собирали, облагая налогом паспорт) к тройной подушной подати, заслужите Вы благословение этих несчастных, которых полиция во всех губерниях угнетает. Знаю я случаи, когда у этих бедняков брали от 25 до 30 рублей в одном лишь месте, чтобы паспорт выправить.
№ II. Прошу Вас обратить внимание на конец 4-го параграфа. По существующим законам тот, кто у ростовщика деньги взял в долг, такому же наказанию подвергается, как ростовщик, который эти деньги выдал. Из-за этого появляются у несчастной жертвы ростовщичества большие резоны скрыть от судьи свою беду и преступление своего гонителя. Не того, кто от нищеты преступает закон, наказывать нужно, но того, кто это из алчности делает.
№ III. В параграфе 11 налог на извозчичьих лошадей меньше, чем тот, какой я сперва предложил. В ту пору стремился я помешать людям, желающим налога избежать, делать вид, будто они извозчичьих лошадей нанимают. Статья, прибавленная к этому параграфу, той же цели достигает, не разоряя тех, кто лошадей содержит, поскольку они без этого существовать не могут.
№ IV.—.
№ V. Параграф 10 определяет способ, посредством которого крепостные крестьяне могут стать собственниками имений. Касается это прежде всего тех чисто русских губерний, где нет законов о собственности крестьянской. Предлагаю я способ обеспечить крестьянам владение собственностью, не ущемляя прав помещичьих. Надеюсь, что будет этот закон введен в действие, потому что русский крестьянин не так терпелив, как крестьянин лифляндский.
Клаузула, прибавленная к параграфу 9, справедлива: требует этого Ваш долг перед крестьянами, требует этого Ваш долг перед собственными Вашими правилами, о которых Вы столько раз открыто объявляли, – правилами, самый дух Вашего царствования составляющими.
Параграф 12 очень важен, и надеюсь я, что задумаетесь Вы о статье b) этого параграфа, равно как и о параграфе 24 указа № III. Тем самым докажете Вы Вашей нации, что умеете с толком использовать плоды продажи имуществ и собранные налоги, а Европе – что Вы к войне готовы. – Из всех идей, какие я Вам предложил, эта бесспорно самая важная.
№ VI. —.
№ VII. В параграфе 7 губернии, некогда польскими бывшие, из Указа исключены ввиду той идеи, какую я Вам предложил, – восстановления Польши в случае войны. Поэтому не следует заранее возбуждать неудовольствие у поляков, ведь они в этой мере ничего другого не увидят, кроме желания их разорить. Если до войны не дойдет, можно будет на них общее правило распространить, ибо на самом деле оно их беднее не сделает.
№ VIII. —.
№ IX. Прошу Вас к этому указу с особливым вниманием отнестись. Из всех предлагаемых он Вам, вероятно, менее всего по душе придется, а между тем для меня особенно важно, чтобы Вы с ним согласились, потому что он, во-первых, докажет наилучшим образом, сколь намерения Ваши чисты; во-вторых, ясно обнаружит решимость Вашу; в-третьих, окажет непосредственное влияние на ассигнационный кредит. Прежде всего будьте уверены, что дворянство лифляндское не замедлит к подножию трона припасть и умолять Вас ему статью 4 даровать, доказывая неопровержимо, что будет оно разорено, если Вы этого не сделаете, я об этом по возвращении узнал. Прошение уже ходит среди сельских землевладельцев, и очень сильно я ошибусь, если дворянство эстляндское этому примеру не последует. Вы отказать не сможете, я это предвижу. В таком случае сделайте сами великодушно и в качестве дани всеобщей справедливости то, что иначе сделаете в результате повторяющихся просьб или сумм, для этой цели уплаченных. Поверьте мне: Лифляндия желает преуспеть во что бы то ни стало и на это никаких денег не пожалеет. Финансист Вам скажет, возможно, что Вы на этом потеряете; это неправда; Вы выиграете. Послушайте меня, изучите мои подсчеты. Представьте, что Вы разным дворянским сообществам дали взаймы 20 миллионов при условии постепенного возмещения серебряными рублями и что каждый год нужно Вам собирать по 1 миллиону. При курсе 3 рубля 80 копеек за 1 рубль серебром этот миллион будет равняться 3 800 000 рублей ассигнационных. Если примете Вы уплату исходя из соответствия 1 рубля серебром 2 рублям бумажным, то получите 2 миллиона и потеряете 1 800 000 рублей бумажных. Но если потребуете Вы уплату в рублях серебряных, вынуждено будет дворянство за них торговаться, и курс ассигнаций упадет; если опустится он всего на 10 копеек за каждый рубль серебряный, а меньше быть не может, это 1/38-я часть того, что Вы потеряете на всех Ваших доходах, которые в этом году должны были бы подняться до 200 миллионов рублей бумажных. Пусть даже Вас не заботит судьба несчастных служащих казенных, которые только на ассигнации живут (говорю с Вами теперь исключительно как финансист); часть доходов, которую Вы расходуете немедленно, составляет больше половины <иначе говоря, больше 100 миллионов. Тогда 1/38-я часть от 100 миллионов это примерно> – итак, Вы примерно 3 миллиона потеряете, чтобы выгадать 1 800 000 рублей, и вдобавок будет казаться, что Вы у Ваших подданных желаете последние серебряные рубли отнять, какие у них еще есть, то есть будете Вы иметь вид фальшивый и отвратительный, какой уже пытались Вам сообщить, предложив указ об архивах[568]. Лишь только Вы мир на юге заключите, будете нуждаться только в бумажных деньгах; собственные Ваши бумажные деньги составят Ваше богатство, и Вам только одно нужно сделать: меры принять, чтобы их курс повысить. – А если в конце концов не захочет дворянство заплатить эти рубли серебром, если объявит себя банкротом, захотите ли Вы его землями завладеть в тот самый момент, когда Вы о продаже государственных имуществ объявляете? Видите сами, что придется уступить. Окажите же по доброй воле, как в проекте Указа и говорится, это благодеяние своим подданным. Первым плодом сего станет повышение курса ассигнаций; ведь указ этот уничтожит планы тысячи ажиотёров, которые последние два года не устают казну разорять. Поймите, что, лишь только прекратятся платежи серебром, серебро внутри страны должно упасть как можно более низко, и тогда будете Вы иметь дело только с понижением курса, вызванным внешней торговлей. О мой Александр, буду я иметь счастье <вновь> услышать, как Вас аристократы превозносят!
Больше мне Вам об этих указах сказать нечего, кроме одного: прикажите их перевести поскорее, отправьте без промедления в Сенат, и пусть будут они изданы все до единого самое позднее 1 декабря. Не обращайте больше внимания на смутные и пристрастные мнения своего окружения. Доверьтесь прямому разумению и бескорыстию Вашего друга. Какое мне дело, падают ассигнации в цене или повышаются? Коль скоро тех, какие Вы мне платите в качестве жалованья, мне на пропитание не хватит, каждый из Ваших вельмож, когда не останется у меня других средств к существованию, заплатит мне вдвое или втрое больше, если я к его сыновьям гувернером поступлю; а мои сыновья уж выросли. – Я человек свободный. Только Вы один, только Ваш собственный интерес меня в раба превращает. – И становлюсь я им так охотно!
Теперь еще одно слово о другом предмете. В ходе разговора нашего о министерствах я сказал Вам, что народное просвещение вместе с финансами, промышленностью и проч. департаменту политической экономии подведомо. Вы мне возразили, что тут дело в неправильном переводе. Вернувшись домой, разыскал я газету, и вот параграф Манифеста, посвященный образованию Государственного совета[569]; перевожу слово в слово.
«Отделение второе
Особенные учреждения Государственного совета.
1o. Устройство департаментов
1) Число департаментов и их предметы
§ 5. К департаменту государственной экономии будут принадлежать предметы общей промышленности, наук, торговли, финансов, казначейства и счетов».
Возможно ли, чтобы вкралась здесь ошибка в перевод? Будь так, народное просвещение в другом бы департаменте обнаружилось. А если ошибки нет, как можете Вы терпеть, чтобы науки, народное просвещение вперемешку с фабриками и торговлей были одному и тому же департаменту подчинены? Следует ли их предметами промышленными считать? <Не лучше ли было их поставить рядом с делами духовными? Но духовные дела отнесены в ведение департамента гражданских дел и юстиции – исключительно для того, чтобы не распускать министерство юстиции – коллегию чудовищную, ведающую предметами самыми разнородными.>
Восемь лет назад рукоплескали Вы правилам противоположным, которые я Вам представил в записке философского факультета, написанной против труда г-на Циммермана. Нашли Вы тогда распределение министерств по разрядам справедливым; оно с Вашими первоначальными идеями согласно было и лишь уточняло их. Сегодня у Вас система переменилась: завелось у Вас Министерство полиции, которое в конце концов посягнет на все части внутреннего управления[570]. Вы еще на собственном опыте дух подобного министерства не познали, но познаете, если во главе его окажется человек решительный. Франция тут дурной пример подает[571]. Неужели хотите Вы нынешнюю французскую систему заимствовать? Неужели есть у Вас в том нужда? Вы порядочный человек! Вы законный монарх! Вы Миротворец! Можете ли Вы так поступить, не входя ежедневно в противоречие с самим собой? Неужели согласны Вы, чтобы, пока Вы на границах воевать будете, внутренняя безопасность Вашей Империи очутилась в руках одного-единственного человека, быть может продажного? Вспомните деспотизм генерал-прокуроров[572]. У министров полиции окажется он еще хуже; подлая сторона их ремесла даст себя знать.
Вы не хотите отделить исправительную полицию от полиции физической и отдать первую под эгиду и меч закона. Меж тем я Вам уже доказал, что у двух этих разновидностей полиции – исправительной и физической – нет ничего общего[573]. Для одной потребен человек, который может похвастать только хитростью и грубостью. Для другой – человек, обладающий познаниями в физике, химии, медицине и статистике. Хотите ли один пример из тысячи? Новосильцев мне сообщил однажды проблему, которую он безуспешно перед Академией ставил, – как найти надежный способ поймать с поличным тех, кто обманом наживается на продаже соли. Я проблему решил, но не знаю, воспользовался ли Новосильцев моим решением. Полицмейстер или министр полиции вроде тех, какие Вам служат, о подобном, пожалуй, даже не задумается. – Как я уже Вам говорил, подпали Вы под общее заблуждение всех наших авторов, о полиции пишущих. Они два разнородных предмета проводят по одному и тому же ведомству внутренней безопасности. Но если все, что к внутренней безопасности имеет отношение, в одну кучу валить, тогда по этому ведомству должны также юстиция и медицина проходить. Ведь разве есть что-то более важное для внутренней безопасности, чем судебная администрация и медицинская полиция? – Сохраните Ваших полицмейстеров из полиции исправительной, пускай они арестовывают виновных, пусть командуют своими шпионами; но пусть делают это под эгидой юстиции, а ни во что другое не вмешиваются. Вспомните бесчисленные глупости, какие они наделали, когда стали мешаться в дела цензурные. Вы сами возмущены были тем, что приключилось недавно с достопочтенным Вейссе, директором школы Святого Петра. Вы эту грубость исправили благородным образом. Но не лучше ли зло предотвратить, чтобы его исправлять не пришлось? Сохраните Ваших полицмейстеров исправительных, но отнимите у них то, что им не принадлежит, но уничтожьте это министерство всеобщей полиции с самого начала следующего года, прежде чем тысячи проявлений деспотизма, жестокости <совершенных тайком>, быть может, даже предательства в критический момент внушат к царствованию Вашему отвращение, а Вашу собственную безопасность поставят под угрозу. Сделайте так, внимая голосу сердца Вашего, пока не пришлось Вам жалеть о том, что им пренебрегли.
Великий Боже! Какое длинное письмо! О дражайший мой Александр! Как счастлив бы я был не иметь необходимости Вам такие письма писать. И все же вспомнил я еще одну вещь, которую придется на отдельном листке рассказать[574]. – Пеняйте на меня, если хотите, но не на то, о чем я Вам пишу.
Приложение
[Проекты девяти указов по финансовым делам]
Способ, каким подушная подать взималась до сей поры, а именно обложение каждой души мужского пола податных сословий определенной денежной суммой, имеет тот недостаток, что не высчитывается на твердых основаниях. Поскольку цена на съестные припасы меняется не только по отношению к ассигнациям, но даже и к монетам серебряным и медным, стоимость подати то увеличивается, то уменьшается, а казна получает доход то больший, то меньший, отчего у нее доходы расходам непропорциональны, а ведь расходы всегда от цен на съестные припасы первой необходимости зависят.
Чтобы избежать значительного этого неудобства, которое и подданным, и казне причиняет ущерб, Мы повелеваем:
1) Подушную подать приравнять к той, какой была она в последние годы царствования славного нашего предшественника Петра I, которому Россия и вся Европа дали прозвание Великий, не столько благодаря его победам, сколько благодаря мудрости, с которой он своей Империей правил.
2) В ту пору подушная подать равнялась 1 серебряному рублю с души. А четверть ржи стоила тогда, согласно разысканиям в архивах того времени, …… рублей. Следственно, крестьянин платил казне на деле …… ржи. Посему мы повелеваем, чтобы ныне и впредь податной крестьянин платил казне …… ржи.
3) Каждая деревенская или сельская община вначале получит после сбора урожая от каждой податной души вышесказанное количество ржи, и вся эта рожь в общинном амбаре будет храниться. Если нет у общины своего амбара, надобно будет его построить без промедления.
4) Вся эта рожь останется в амбаре до того времени, когда рожь вздорожает, а лишь только это произойдет, будет продана двумя доверенными лицами, которых община самостоятельно выберет, без всякого постороннего влияния. Доверенные эти лица общине дадут отчет в продаже, и те деньги, какие они от продажи выручат, пойдут на уплату подати. Если останется излишек, как это чаще всего происходить будет, возвратится он общине; если же обнаружится недостаток, его община восполнит.
5) Правление каждой губернии публиковать станет 15 марта каждого года в торговых билетах и газетах сумму подати в ассигнациях, рассчитанную исходя из средней цены на рожь после прошлого урожая. Для сего надобно будет ему получать еженедельно сведения верные и точные о цене на рожь в каждом уезде этой губернии и публиковать эти цены, которые за основу берутся, тогда же, когда и сумму подати. В случае ложных извещений или ошибочных подсчетов каждый уезд может жалобу подать Нам либо напрямую, либо через посредство министра.
6) Платить подушную подать следует целиком ассигнациями неукоснительно 15 апреля в уездное казначейство, а оттуда 1 мая – в губернскую казенную палату. За соблюдение сроков ответственность лежит только на самих общинах, и в случае неуплаты в срок подлежат они военной экзекуции.
7) В случае непредвиденных бедствий, таких как град, наводнение и проч., обрушившихся на одного или нескольких членов общины, община в складчину оплачивает его часть подати. Если бедствие носит более общий характер, если поразило оно большинство членов общины или несколько общин, если неурожай затронул целый уезд или губернию, губернатор, убедившись в том, как обстоят дела, вовремя докладывает об этом министру и предлагает, на сколько для пострадавших общин сумму подати в данном году следует уменьшить. Мы охотно откажемся от взимания этой части подати ради облегчения участи несчастных и не запишем ее в перечень недоимок, которых впрочем отныне случаться не должно, ибо впредь мы возьмем за правило не вводить наших подданных в долги.
8) Подушная подать ремесленника да будет
а) для подмастерья втрое больше, чем для крестьянина;
b) для рабочего в пять раз больше, чем для крестьянина;
c) для мастера или начальника мастерской в десять раз больше, чем для крестьянина.
Подсчитываться будет эта подать согласно правилам вышеизложенным и взиматься также ассигнациями как с иностранцев, так и с местных жителей.
9) Крестьянин, который из деревни отправляется на работу в город, платит подать втрое больше, чем крестьянин, остающийся в общине, и получает без всякой платы на один год паспорт в казначействе своего уезда. В любом другом уезде или губернии обязан он только предъявить свой паспорт в полиции того места, где на работу нанимается, и ничего платить не должен. В случае притеснений тот, на кого он работает, подает жалобу от его имени непосредственно в губернское правление.
Ввиду того, что многие капиталисты нашей Империи никогда прямыми налогами не облагались, хотя такие налоги государству необходимо нужны, и что исключение это не только государству вредит, но и по отношению к трудящемуся классу несправедливо, Мы повелеваем:
1) Каждый владелец облигации, внесенной в роспись в каком-либо суде, равно как и каждый капиталист, который свои капиталы в банк положил, платит ежегодно налог в половину одного процента своего капитала в уездном казначействе или в казенной палате той губернии, где этот капитал вложен.
2) Каждая ссуда капиталов должна быть внесена в роспись в каком-нибудь суде с закладной или без закладной; всякий капитал, который в роспись не внесен, ссудой не считается и должник его возвращать не обязан.
3) Настоящий указ не распространяется на заемные письма, выданные одним купцом другому; но всякая ссуда в виде заемного письма, выданного человеком, который торговлей не занимается, или такому человеку, подпадает под действие статьи 2 настоящего указа.
4) Мы желаем, чтобы эти полпроцента не приходилось платить заемщику, ибо это было бы противно смыслу настоящего указа. Всякий кредитор, который это правило нарушит и потребует каким бы то ни было образом эти полпроцента у своего должника, наказан будет как ростовщик, а деньги возвратит должнику. В этом случае, как и во всяком случае ростовщичества, Мы повелеваем, чтобы должник, который кредитору заплатил больше 6 процентов, разрешенных законом, не был наказан, напротив, чтобы кредитор ему убытки возместил, и отменяем статьи законов против ростовщичества, противные этому правилу.
Роскошь, справедливо рассматриваемая как источник блеска гражданских обществ, а в некоторых государствах даже как источник могущества, в России, как и во всякой стране по преимуществу сельскохозяйственной, является источником слабости. Внешняя роскошь, которая основывается на произведениях почвы и промышленности иностранных, нарушает равновесие в торговле. Поэтому справедливо, чтобы обложили ее таможенными пошлинами с целью восстановить равновесие с произведениями почвы и промышленности национальными. Что же касается роскоши внутренней, она до сей пор еще налогами не облагалась, хотя истинному благу государства вредит она, быть может, еще больше, чем роскошь внешняя, потому что отнимает силы у сельского хозяйства, полезных художеств и даже у самого правительства. Поскольку главные предметы внутренней роскоши суть слуги, экипажи и посуда золотая и серебряная, Мы повелеваем нижеследующее:
1) Мужчина неженатый одного слугу иметь может, налогом не облагаемого; семья – трех.
2) За первого дополнительного слугу заплатит хозяин 5 рублей, за второго – 10, за третьего —15 и так далее в арифметической прогрессии.
3) Под слугами разумеются все служители мужского и женского пола, которые не сельским хозяйством или ремеслами занимаются, но делают более удобной и роскошной жизнь своих хозяев. Гувернеры, гувернантки и кормилицы считаются правительством членами семей, где они трудятся, и потому налогом не облагаются.
4) Облагаются этим налогом слуги как в поместьях, так и в городах, причем для того, кто содержит дом и в городе, и в одном или нескольких поместьях, налог отсчитывается в арифметической прогрессии для каждого из этих мест.
5) Местная полиция предоставляет список слуг, имеющихся у каждого частного лица, в казенную палату, которая этих частных лиц налогом облагает. Казенная палата время от времени производит смотр слугам, которые в каждом городском и сельском доме имеются. Сумма налога, который каждое частное лицо за своих слуг заплатить должно на год вперед, объявляется в январе и выплачивается без промедления. Если в течение года хозяин новых слуг нанимает, он тотчас об этом в полицию сообщает, а та извещает казенную палату, и хозяин за этих новых слуг платит дополнительный налог на весь текущий год.
6) Любой другой налог, выплачиваемый слугами или хозяевами за слуг, как бы он ни назывался, за исключением подушной подати, отменяется с 1 января 1811 года, когда настоящий указ будет в действие введен.
7) За двух упряжных лошадей платить будут владельцы 10 рублей, за следующих двух – 20, за следующих двух – 40, за следующих двух – 80 и так далее в прогрессии геометрической.
8) Каждая верховая лошадь приравнивается к паре лошадей упряжных, и так далее в прогрессии, так что, например, владелец шести лошадей упряжных и одной верховой платит за нее 80 рублей, а если у него верховых лошадей две, за вторую заплатит он 160 рублей.
9) Лошадьми упряжными и верховыми считаются те, которые заведены только для жизни роскошной или удобной.
10) Купцы и ремесленники, которым лошади упряжные и верховые необходимы для работы, налогом облагаются. Сельские жители, такие как арендаторы, священники, врачи и проч., двух лошадей упряжных или одну верховую могут содержать, не платя налога.
11) Извозчики в городах платят ежегодно 25 рублей за одну лошадь, которую на улице держат, и 40 за каждую лошадь, которую нанимают на день, на неделю, на месяц или на год. Кто для себя или для своей семьи нанимает больше 6 лошадей, платит налог, указанный в статье 1.
12) Полиция каждого населенного пункта казенной палате предоставляет список всех лошадей, подлежащих обложению налогом. Налог взимается таким же образом, какой указан в статье 5, касающейся слуг.
13) За 10 единиц серебряной посуды налог не взимается.
14) За первые дополнительные 10 налог будет равняться одному проценту в год от собственной стоимости посуды, за следующие 10 – двум процентам; за следующие 10 – трем процентам и так далее в арифметической прогрессии.
15) За всякую золотую посуду взимается налог в размере пяти процентов от ее собственной стоимости.
16) За посуду из позолоченного серебра взимается налог вдвое больший, чем за посуду из серебра простого.
17) К серебряной или золотой посуде относится не только вся столовая утварь, но также подсвечники, канделябры, светильники, вазы, статуи и проч., вообще все, что служит для украшения или для прочих целей. Коллекции нумизматические и прочие, видимо служащие развитию наук, налогом не облагаются.
Путешествия в чужие края суть также разновидность роскоши, тем более что суммы, которые путешественники тратят, полностью в чужих краях остаются и ни одному нашему подданному никакой пользы не приносят, а следственно, должны быть причислены к роскоши внешней, облагаемой пошлиной. Посему Мы повелеваем нижеследующее:
18) Всякий, кто отправляется в чужие края ради развлечения, платит ежегодно в продолжение всего путешествия 10 процентов от своих доходов. Если путешествие длится меньше шести месяцев, платят за полгода, если же больше шести месяцев, то платят за целый год. Пошлину за первую половину года платят до отъезда.
19) Путешествия по причине болезни, подлинной или мнимой, облагаются такой же пошлиной, поскольку в южных губерниях России климат ничем не уступает французскому, итальянскому или испанскому.
20) Путешествия образовательные разрешены для мужчин не старше 30 лет; женский пол их не совершает. Всякий мужчина, кому в чужих краях 30 лет исполнится, платит с этого дня пошлину, указанную в статье 18. Всякое семейство, которое в чужие края отправляется для обучения детей, пошлиной облагается.
21) Напротив, путешествия деловые пошлиной не облагаются, и им дóлжно оказывать всяческое содействие. Однако следует о них документы подавать в губернское правление, которое в зависимости от характера дел назначает срок возвращения.
22) Правление той губернии, где путешественник проживает, выписывает ему без всяких формальностей, кроме вышесказанных, а также проверки, не является ли он несостоятельным должником, паспорта для путешествий всякого рода и докладывает об этом министрам полиции и внутренних дел. Если проситель подозрения вызывает, губернское правление, прежде чем ему паспорт выдать, докладывает о нем министрам полиции и иностранных дел.
23) Наконец, повелеваем Мы, чтобы при каждом нарушении этого указа виновник, уклоняющийся от уплаты предписанных налогов, платил штраф, в десять раз превышающий ту сумму, какую он заплатить был обязан.
24) Если сумма этих налогов вкупе с суммой налогов обыкновенных превосходит повседневные потребности государства, излишек хранится в банке, образуя запас на предмет нужд экстраординарных и срочных.
Поскольку опыт показал, что не оправдали капиталисты надежд и добрых намерений правительства по размещению займа, объявленного нашим Манифестом от 3 июня[575] сего 1810 года, мы повелеваем:
1) Этот заем прекратить и капиталов больше не принимать.
2) Капиталы уже вложенные будут возвращены с процентами согласно условиям, объявленным в этом манифесте.
3) Те, кто предпочтет свои капиталы забрать раньше срока, могут это сделать, когда им заблагорассудится. Возвращены они им будут в той же монете, в какой они их предоставили.
Поскольку заем, объявленный в нашем Манифесте от 3 июня сего 1810 года, не был размещен и, следственно, должен быть прекращен, необходимо изменить во многих отношениях способ продажи имуществ, который рассчитан был в соответствии с этим займом. Вследствие чего определяем Мы этот способ продажи в следующих статьях:
1) Опубликован будет губернаторами список всех казенных имуществ, дабы покупатели получили возможность вовремя справиться об истинной стоимости каждой из их частей.
2) Продаваться они будут тому, кто лучшую цену предложит, в определенные дни один раз в три месяца, начиная с 1 февраля 1811 года.
3) Торги имуществами каждой губернии происходить будут в губернском городе; лучшая цена предложенная сообщена будет без промедления министру финансов, который Нам о ней тотчас доложит, после чего Мы продажу одобрим, если сочтем предложенную цену достаточной, и о Нашем одобрении или отказе также незамедлительно сообщено будет губернскому правлению.
4) Цена каждого имения определена будет в серебряных рублях, заплачена же наполовину серебром, а наполовину ассигнациями, невзирая на текущий курс, иначе говоря, считая рубль бумажный равным рублю серебряному.
5) Уплата производится пятью частями через каждые полгода; первую из пятых частей заплатят сразу при одобрении продажи и, как и все последующие, наполовину серебром, наполовину ассигнациями.
6) Половину, которую следует серебром платить, не обязательно в виде монет предоставлять. Напротив, как цель Наша в том состоит, чтобы больше серебра ввести в обращение, покупателям предлагается вносить в качестве платы все излишки серебряных изделий или то, что они из серебра раздобыть смогут; принято все это будет в соответствии с собственной стоимостью изделий и тотчас в серебряные монеты превращено.
7) Чтобы облегчить покупки тем, кто не сможет в короткое время отыскать серебро, необходимое для оплаты, в виде монет или в ином виде, повелеваем Мы, чтобы две первые пятые части суммы, оплачиваемой в серебре, приняты были в виде ассигнаций по текущему курсу, если покупатели объявят, что необходимое серебро сыскать не смогли.
8) Всякий покупатель обязан сроки выплат соблюдать в точности. Если он в срок уплатить не может, обязан он землю вернуть назад и при этом 1/10 цены потерять. Остальная сумма, им уплаченная, должна ему быть возращена немедленно. Эта одна десятая часть есть самое меньшее удовлетворение убытка, на какое может казна согласиться при нарушении сроков выплаты.
9) Всякий свободный человек, российский ли он подданный или иностранный, имеет согласно настоящему Указу право на покупку Наших имуществ и получает все права собственности на имущество, им купленное, при условии, однако, что если на земле, которую он купил, живут крестьяне, привязанные к этой земле, не имеет он никакого права требовать от них каких бы то ни было повинностей, помимо тех, какие Мы до сей поры требовали, поскольку мы желаем неукоснительно, чтобы казенные крестьяне, меняя хозяина, ни в чем ущерба не испытывали.
10) Любые крестьяне, либо по отдельности, либо целыми общинами, имеют право имущества приобретать, и собственность эта считаться будет неприкосновенной и защищенной от притязаний со стороны их помещиков, которым они, впрочем, как и прежде обязаны будут выплачивать все полагающиеся повинности. Повелеваем мы также, чтобы всякий крестьянин, который землю приобрел в соответствии с настоящим указом, мог ее обрабатывать лично и по собственному усмотрению, а помещик не мог бы ему препятствовать до тех пор, пока он повинности будет выплачивать или нанимать за свои деньги другого крестьянина, который бы за него на помещика работал. Наконец, ни один помещик не имеет права ни оброк, ни барщину для такого крестьянина увеличивать: и то и другое должны таковыми же оставаться, какими были до настоящего Указа.
11) Покупка государственных имуществ дает только права собственности на купленные земли, при этом покупатели остаются в том же сословии и чине, в каком были до покупки.
12) Цель продажи государственных имуществ в том состоит, чтобы уменьшить государственный долг в ассигнациях и предотвратить новое увеличение этого долга, к какому неблагоприятные обстоятельства могут однажды привести. Прекратится продажа, лишь только будет эта цель достигнута. Посему суммы, от этих продаж вырученные, употреблены будут следующим образом:
a) Та половина суммы, что в ассигнациях уплачена, уничтожаться будет по мере поступления в казну. Дабы убедить нашу нацию и всю Европу в истинном и несомнительном уничтожении этих сумм, Мы их сожжем собственноручно на глазах публики, а номера сожженных билетов будут обнародованы в особой статье во всех газетах нашей Империи. Мелкие билеты будут предварительно обменены на билеты сторублевые.
b) Вторая половина суммы, если уплачена она серебром не в виде монет, переплавлена будет в монеты, а затем на ассигнации обменена, чтобы больше металлической наличности пустить в оборот. Из остатка сделают запас, который использован будет только в случае самой настоятельной потребности государственной. На сей предмет будет эта сумма положена в банк как особливый фонд, а проценты от него пойдут на покрытие недостачи подушной подати, о чем говорится в статье 7 нашего Указа от __ 1810 года касательно подушной подати. Из означенного фонда никогда обыкновенные расходы оплачиваться не будут, а только лишь самые насущные нужды государственные.
Со времени вступления нашего на престол заметили Мы, что медная монета в Империи нашей становится предметом значительных злоупотреблений. Несмотря на крупные суммы, которые чеканили по Нашему приказанию из года в год, монета эта постепенно исчезает из обращения, поступая, по всей вероятности, на медные заводы и в чужие края с помощью контрабанды. Две эти причины исчезновения медной монеты проистекают из существенного несоответствия цены меди фабричной и указной цены медной монеты. Первая вторую превышает вдвое, если не больше. Уже давно ощущали Мы все неудобства, какие это положение Нашим подданным причиняет, особливо принадлежащим к низшим сословиям и служащим казначейским, и наконец убедились Мы, что обыкновенными мерами это зло истребить невозможно. Подвиглись мы прибегнуть к мере решительной, которая обуздает это угнетение Нашего народа. Мера эта единственно в том состоять может, чтобы уравнять стоимость медной монеты с торговой стоимостью меди. С этой целью следовало бы всю медную монету переплавить или заменить, как желали Мы, монетой серебряной. Однако обе эти операции слишком большого времени требуют, как бы скоро ни работали все монетные дворы Империи. Чтобы это благодеяние даровать Нашим подданным сразу и безотлагательно, отказываемся Мы по доброй воле от выгод, какие Наша казна получила бы от обеих операций вышеозначенных, и повелеваем:
Чтобы с момента обнародования настоящего Указа считать 5 копеек медью за 10 копеек, 2 копейки – за 5 копеек, 1 копейку – за 2 копейки, ½ копейки – за 1 копейку, ¼ копейки – за ½ копейки. Помимо обыкновенной публикации настоящего Указа повелеваем Мы, чтобы сельские священники в своих церквях прочли вслух нижеследующие замечания, призванные крестьянину разъяснить истинный смысл настоящего указа, непосредственно перед прочтением самого указа:
«Его Императорское Величество, заметив, что медная монета с каждым днем все более редкой делается, хотя из года в года чеканят ее в немалом количестве, и ощущая, что более всего от этой нехватки монеты страдает самый бедный народ, решился делу помочь быстро и надежно. Медные монеты исчезают, потому что медь, из которой сделаны они, стоит дороже, чем сами эти монеты. Восемь монет пятикопеечных весят фунт; следственно, фунт медной монеты стоит только 40 копеек, тогда как в большей части губерний фунт меди в лавке купеческой продается за 80 копеек, а то и больше. Люди недобросовестные, которые не гнушаются обворовывать казну и бедный народ, пользуются этой разницей в цене и переплавляют медную монету или даже отправляют ее в чужие края, чтобы там продать с большой выгодой. Эта беда другую породила: лишь только сделалась медная монета редкой, сыскались другие мошенники, которые собирают ее, чтобы она еще более редкой сделалась, а затем продают ее с выгодой от 10 до 20 копеек на рубль, а бедняки, которые без этой монеты обойтись не могут, вынуждены ее у мошенников покупать. Итак, поскольку невозможно торговую цену на медь установить, потому что купцы вольны назначать ей ту цену, какую хотят, точно так же, как и крестьяне за те съестные припасы, какие продают, не осталось у Его Императорского Величества другого способа покончить с этими обманами, бедному народу такой великий вред наносящими, кроме как повелеть, чтобы стоимость медной монеты вдвое большей сделалась. Тем самым лишатся люди корыстные и нечестные той выгоды, какую прежде получали, а получит ее весь народ, который даже больше преимуществ будет иметь. Ведь после того, как стоимость медной монеты вдвое увеличится, не только те монеты, какие раньше под спудом хранились и от которых намеревались люди нечестные выгоду получить, в оборот возвратятся, потому что выгоды этой больше получить будет нельзя, но и вся медная монета, какая у каждого частного лица, у каждого крестьянина имеется, двойное значение получит и тем богаче его сделает. Его Императорское Величество мог бы себе эту выгоду присвоить, поскольку именно Император эту монету предоставляет своим подданным; однако Его Императорскому Величеству угодно, чтобы получили всю выгоду от этой перемены в стоимости монет подданные его, особливо люди бедные. Надеется Император, что суть этой перемены крестьяне поймут так же легко, как и Его подданные, принадлежащие к другим сословиям, и без труда привыкнут к этой новой стоимости монеты».
Обдумав всесторонне вопрос о том, полезно или вредно Нашей Империи хождение в ней монет иностранных, и убедившись по зрелом размышлении, что хождение всякой иностранной монеты приносит больше ущерба, чем выгоды, потому что влияет на курс ассигнаций и увеличивает цену на съестные припасы в тех губерниях, где имеет оно место, Мы повелеваем:
1) Чтобы всякая иностранная монета выведена была из обращения, чтобы в нашей Империи хождение имели только металлические монеты и бумажные ассигнации Империи, а всякая другая монета товаром считалась.
2) Чтобы со времени публикации этого указа альбертовы талеры, половины и четверти талеров, имеющие хождение в Митаве, Риге и их губерниях, выведены были из обращения и отправлены на Наш монетный двор в Санкт-Петербурге. Губернаторы тамошние обеспечат эту отправку за Наш счет.
3) Мы не преминем безотлагательно отправить туда рубли в сумме, равной собственной стоимости изъятых талеров, с тем чтобы ход торговли не был нарушен.
4) Что касается мелкой монеты, имеющей хождение в обеих губерниях, она останется в обороте еще около полугода, считая от публикации настоящего указа; за это время будет она постепенно заменена монетой медной. В течение этого полугода фердинг считаться будет за 3 копейки медью, марка – за 6 копеек медью, фюнфер – за 15 копеек медью.
5) Всякий купец, всякое частное лицо, которые желают что-то продать в Митаве, Риге и их губерниях, обязаны неукоснительно принимать в уплату монеты Российской империи наряду с мелкими монетами, означенными в предыдущей статье, по курсу указанному; неисполнение же сего правила будет караться как нарушение закона. Поскольку монеты Российской империи указную цену имеют не выше монет иностранных, а курс мелкой монеты установлен согласно правилам самым справедливым, нарушения вызваны могут быть только дурными намерениями и желанием продолжать ажиотаж столь же преступный, сколь и пагубный.
6) Все внутренние контракты, заключенные в альбертовых талерах, оплачены будут в серебряных рублях в соответствии с соотношением этих двух монет или ассигнациями по текущему курсу. Отныне ни капиталы, ни проценты в альбертовых талерах выплачивать нельзя.
7) Что же до губерний, прежде Польше принадлежавших, где имеют хождение дукаты, для них необходимые указания воспоследуют позже.
Поскольку опыт этого года доказал, что курс ассигнаций изменился значительно, и оттого при взимании таможенной пошлины происходит ущерб доходам казны, которые определили Мы статьей 11 нашего Манифеста от 2 февраля сего года, где говорилось, что при расчете пошлины один альбертов талер следует считать за 4 рубля ассигнациями, повелеваем Мы следующее:
1) Таможенные пошлины уплачиваться будут ассигнациями по текущему курсу.
2) Каждый купец их платить будет в конце каждых четырех месяцев по среднему курсу этого периода.
3) Губернаторы следить обязаны за тем, чтобы фальшивых извещений о курсе не появлялось, и за возможные случаи мошенничества нести будут ответственность.
4) Впрочем, чтобы купцов не стеснять, не требуем Мы за пошлины никакого залога, но повелеваем, чтобы в случае банкротства какого-либо купца возмещалась недостача из общих доходов купечества, дабы таможни дефицита не испытывали.
Падение курса ассигнаций, помимо общего ущерба, который причиняет оно государству в целом, разоряет также немалое число семей, которые прежде в довольстве жили, и вносит неопределенность во все, что к контрактам относится. Особенно затруднительно положение землевладельцев, обремененных долгами зачастую не по своей вине, а между тем связаны они контрактами, заключенными на серебряные рубли или талеры, притом цена на их урожай не поднимается так высоко, чтобы снижение курса ассигнаций возместить, что, впрочем, самому бедному народу причинило бы ущерб.
Стремясь, поелику возможно, предотвратить бедствия как для отдельных людей, так и для всей нации, не стали Мы дожидаться формальных требований страждущих семейств, чтобы им на помощь прийти. По зрелом размышлении нашли Мы одно-единственное средство, которое с правилами справедливости и правосудия согласуется; заключается оно в том, чтобы убытки разделить между капиталистом и должником, отчего на деле и общий убыток уменьшится. Посему мы повелеваем, впрочем не предписывая ничего определенного относительно курса во внутренней или внешней торговле, нижеследующее:
1) Проценты от всех сумм, согласно контракту в долг взятых серебром, равно как и взносы, какие арендатор платит землевладельцу по контракту в той же монете, наконец, все суммы, которые владелец наследства выплачивает ежегодно своим родственникам вследствие условий, заключенных на серебряную монету, будут с настоящего момента выплачиваться (включая нынешний год) ассигнациями на следующем основании: 2 рубля бумажных за 1 рубль серебром, до тех пор, пока курс ассигнаций не поднимется по крайней мере до этого уровня.
2) Возмещение капиталов раньше этого срока делаться будет на тех же основаниях, с той разницей, что кредитор не обязан возмещение принимать, но может принудить должника сохранять капитал на прежних условиях вплоть до времени, когда курс повысится до 2 рублей бумажных за 1 рубль серебром.
3) Если курс ассигнаций, поднявшись до означенного уровня, вновь упадет, настоящий указ вновь в силу вступит, поелику Наше намерение в том состоит, чтобы ныне и впредь предотвратить разорения и бедствия семейств.
4) Не можем Мы дать более явственное доказательство справедливости меры, которую Мы предписываем настоящим указом, чем если подчинимся ей самолично. Итак, объявляем Мы, что принимаем проценты со всех капиталов, которые ссудили дворянскому сословию на условиях возмещения или выплаты процентов в серебряных рублях, на тех же условиях, какие в настоящем указе изложены, и желаем, чтобы это доказательство нашего бескорыстия образцом послужило для капиталистов и недовольство, какое могли бы они испытать, истребило в зародыше.