Дерпт, 1 марта 1825 г.
Государь!
Вот я уже с новым письмом. Сам себя браню; чувствую, что Вас утомляю. Но коварство Англии мне покоя не дает. Государь! поймите наконец, кто Ваш враг. Первая газета, которую я в руки взял по возвращении, сообщила мне, что английская Левантийская компания отказалась добровольно от своей привилегии[687]. В чем причина этого отказа? – В том, что привилегия эта ныне ничего не значит и что лучше от нее отказаться попросту, чем с шумом, а тем временем подчинить себе торговлю на греческих островах. Недаром Каннинг сказал в парламенте, что Англия должна отказаться от обществ с правом исключительной торговли и что, следовательно, Левантийская компания должна своей привилегией пожертвовать. И прибавил: отправим мы комиссаров на греческие острова. Но остерегся он прибавить, что Ост-Индская компания также откажется от своей привилегии, ибо там ни одна нация, а тем более нация греческая, у нее исключительное право на торговлю оспорить не сможет.
Итак, план Англии в том заключается, чтобы объявить, наполовину официально, наполовину негласно, что Греция свободна, и управлять ее островами так же, как островами Ионическими. Чувствует Англия, что Греция, освободившись, у нее оспаривать станет (по меньшей мере) право на торговлю с Левантом, и желает этого избежать, а вместе с тем получить благодаря своему покровительству новые и верные возможности сбыта своих товаров. Однако для достижения этой цели требуется, чтобы Греция была слаба и рада перейти из-под власти Турции под власть Англии, а для этого надобно ее раздробить; потому Каннинг толкует только об островах, а не о континентальной Греции, ведь уверен он, что двадцать самостоятельных республик не смогут собственную волю проявлять[688], тем более что сейчас живут они только на английские деньги и без них не смогут следующую кампанию начать. Итак, принесет Англия в жертву Грецию континентальную ради господства на островах.
Но это еще не все, Государь! Нетрудно понять, что таким образом Англия желает Порте услужить. Дела, скажет она туркам, дошли до того, что невозможно им больше греков угнетать и должны они непременно чем-то пожертвовать, и наименьшей жертвой станут острова, тем более что турки не мореплаватели и истинные их интересы на континенте находятся. Таким образом Англия Турции станет верным другом и по этой причине получит ключи от Дарданелл и от Босфора в Константинополе. Завладев островами, станут англичане содержать там внушительный флот, а дружбу с Турцией сумеют страхом поддерживать и, весьма возможно, завладеют вскоре Дарданеллами и Скутари точно так же, как завладели Гибралтаром. С этого момента российской торговле в Черном море придет конец. Нация торгашей сумеет обосноваться на южном берегу моря, у своих друзей <турок>, и отрежет Россию от всяких торговых связей с Турцией и с Персией.
Если, напротив, примете Вы план, который я Вам предложил в письме о Греции, если превратите этот прекрасный край в государство сильное и прочное, которое может против Англии устоять, все эти козни разрушите. Завладев Константинополем и тем берегом пролива, где находится Галлиполи[689], станете Вы в Черное море пускать только тех, кого захотите, а подданные Ваши сделаются торговыми посредниками для всех иностранных товаров и получат надежные возможности для сбыта товаров собственных. Получите Вы в свое распоряжение великолепный край, превосходящий в отношении климата все, чем юг Европы похвастать может; из тамошнего винограда изготовлять можно будет отменные вина, которые заменят вина французские, португальские и испанские, и сия область торговли в России из пассивной в активную превратится. Апельсиновые, лимонные, оливковые, тутовые деревья, листьями которых питается шелкопряд, расцветут под Вашим скипетром и накормят своими плодами всех Ваших подданных. На Средиземном море Греция с Англией соревноваться станут в купле и продаже, а русские, следственно, продавать смогут дороже, а покупать дешевле. Наконец, будете Вы испытывать удовлетворение, оттого что основали, согласно Вашим правилам, королевство, а не скопище мятежных республик.
<Зима, которая наконец наступила и еще долго продлится, Вам благоприятствует.> Еще не поздно. Начните переговоры о Греции. Воспротивьтесь основанию республик, чтобы для своих приготовлений выиграть время, и пусть в середине апреля вступят Ваши армии на турецкую землю, прежде чем кто-либо это намерение угадает. Что же до Манифеста, который Вашу волю Европе объявит, если желаете Вы воспользоваться моим пером, клянусь Вам, Государь, что все исполню. Не боюсь я наемных писак английских и французских (ими корысть движет, мною руководствовать будет сердце), и вся мыслящая Европа Вашу сторону возьмет. Живо еще мнение общественное. <Вас принудили им пренебрегать.> Теперь поддержит оно Вас, потому что поступок Ваш и морали, и политике отвечать будет.
Ни один смертный не знает и не узнает ни об этом письме, ни о предыдущем, Греции посвященном. Но поступили Вы жестоко со мной и вопреки самому себе, отказавшись меня выслушать. Один час беседы лучше бы дело разъяснил, чем десять писем. Могу ли я Ваши возражения предвидеть? Я Вам доверяю безгранично, а Вы, Вы имеете виды высшие. Впрочем, речь не обо мне, а о Вас, о Вас одном. Обязаны Вы не упустить случай в веках себя прославить.
Прощайте, дражайший враг самого себя!
Всегда, всегда Ваш Паррот
<Мог бы я это и все прочие письма другим слогом написать. Трудно ли к условленным формам прибегнуть? Но то был бы не я. Я даже тень лицемерия ненавижу. Могу на хитрость пойти, но только против Ваших врагов.>
219. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт], 20 сентября 1825 г.
Знаю, что рискую Вашей милости лишиться, в третий раз Вам сообщая о предмете, который, возможно, Вам еще в первый раз не понравился. Однако взял себе за правило обо всем Вас предупреждать, что до Вас может касательство иметь, и просто-напросто неизменному этому правилу храню верность. Привязанность расчетов не ведает. Благоволите прочесть нижеследующий отрывок.
Отрывок из «Беспристрастного корреспондента», выходящего в Гамбурге[690]
1823 – № 149 – 17 сентября
Париж, 10 сентября
«Подлинные письма из Нафплиона от 1 августа, сообщает „Французский курьер“[691], извещают, что в этот самый день временное правительство Греции официально признало над собой власть Англии <чьего покровительства она искала> на тех же условиях, что и острова Ионийские. Известие это дошло до нашего министерства, которое пытается покамест его скрыть по причине его влияния на наш политический горизонт. Однако, несмотря на эти предосторожности, частные письма ускользнули от внимания почтовой службы и бдительности полиции. До перехода под власть британского правительства вели греческие вожди переговоры с коммодором Гамильтоном, командующим английским флотом в Леванте. Примечательно, что это достопамятное событие произошло до снятия (ныне совершенно несомненного) осады с Миссолонги и поражения на суше и на море, которое Порта потерпела возле этого города[692].
„Ежедневная газета“ сообщает также: если верить слухам, распространившимся вчера, Англия взяла греков под свое покровительство, и англо-греческое правительство в Морее и Архипелаге примет ту же форму, что и правительство Семи Соединенных Островов».
Как ни мало испытываем мы доверия к новостям газетным, эту за вымысел принять нельзя; ибо будь она вымышлена, сообщило бы о ней французское министерство, а затем ложный слух опровергло. Напротив, «Звезда» <листок министерский> ограничивается выбором между вариантами этой важной новости, опубликованными во «Французском курьере» и «Ежедневной газете», и сопровождает их некоторыми политическими и моральными замечаниями. Итак, исходя из подлинности факта, в которой не могу я сомневаться, благоволите, Государь, позволить мне несколько замечаний сперва о самом факте, а затем о том интересе, какой может он иметь для Вас и для России.
Если британское министерство решение приняло в январе, в чем я убежден, то должно было дело, несмотря на смену греческих вождей, окончиться в мае, если бы не возникло препятствий непредвиденных. Но как решение было принято только к 1 августа, ясно, что <препятствия возникли, и заключаются они исключительно в том, что> отвращение греков, не желающих быть поставленными на одну доску с Ирландией и английскими колониями, отсрочило успех переговоров. Осада Миссолонги, успехи сераскира в Морее, объединение двух вражеских флотов, быть может, недостаток денег и, главное, убежденность в том, что, даже если при каждой победе теряют греки людей в три раза меньше, чем их враги, Греции грозит опасность перестать существовать по причине нехватки людей, потому что Порта может население своих азиатских провинций под ружье поставить, чтобы истребить всех греков до одного, – все эти соображения вместе взятые побудили в конце концов <греков> несчастную эту нацию преодолеть отвращение, ради того чтобы избавиться окончательно от оттоманского ига. Ведь если греки сражались в течение четырех лет с героизмом, равным самым великим образцам историческим, несомненно, что делали они это для того, чтобы образовать независимую нацию, а не для того, чтобы покориться власти Англии.
Таково, полагаю я, состояние дел, и кажется мне, что положение это от действий британского министерства не слишком переменилось. Важно лишь понять, предпочтут ли греки независимость игу; это, впрочем, не подлежит сомнению, и декларация временного правительства Нафплиона большинством греков принята не будет, если только появятся у них средства свою независимость отстоять. Франция и Австрия захотят такие средства предложить, но безуспешно; первая – по причине своей отдаленности, слабого флота и намерения сохранить свое влияние на Порту, ради которого посольство такие круглые суммы тратит; вторая – потому что ей по-прежнему полгода требуются, чтобы один полк отправить в поход, и потому что князь Меттерних, должно быть, не захочет показать, что его англичане провели. Покуда эти две державы будут соображать, торговаться и проч., в Греции все уже закончится и