Мы с Буркой так и не поняли, почему все девушки неподвижно лежали на траве? Вроде бы живые — иначе, зачем колдун постоянно гонял воина проверить, целы ли пленники? Но совсем не двигались — почему?
Понятно было, что девушек набрали по ближним деревням. Понятно — зачем. Видно, заскучали воины терия Вердена без женской ласки.
Но почему пленницы вели себя как полумёртвые? Опоил их, что ли, чем-то колдун? Усыпил?
Волк снова завыл, на этот раз совсем близко.
Ездовые его сородичи заволновались, один так и вообще начал хлопать крыльями и скулить, словно мама его домой позвала.
Я уже знал от Бурки, что одомашненные волки — по разуму — словно малые дети. Привязываются к людям, не агрессивны, если специально не учить их бросаться на двуногих или сородичей.
Но зов своей, «людской» стаи, волки всё равно помнят. И уважают диких волков, как старших сестёр и братьев. Даже побаиваются.
Только безбашенные сородичи Кая отваживались ловить диких волков. Потому что умели метко бросать арканы и знали главную хитрость — стянуть дикарю морду, чтобы не мог даже рычать на обидчиков.
Да и то им чаще всего попадались «белые» — одичавшие, но в прошлом домашние звери. Более мирные и покорные человеку.
Дикари и похитрее, и летают быстрей. Уязвимы только кормящие волчицы с волчатами. Этих и выслеживать не надо — их гнёзда видно издалека.
А Бурка мой как попался? Сам сплоховал. Слишком далеко забрался на территорию диких «человеков». Тут его и поймали. Подло, из засады! (Это он сам так выразился.)
А я, зная любопытство юного человеко-волка, решил, что увлёкся он чем-нибудь, бдительность потерял. И получил петлю на свою хитрую морду.
Домашние волки продолжали нервничать. Бурка был близко, от него несло зверем, да и словечки всякие детские ездовые звери всё ещё помнили.
Бурка не просто выл, он говорил с ними, подбирая слова попроще.
— Иди, успокой их! — крикнул колдун воину, что осматривал пленников.
— Да я уже ходил! — начал отнекиваться тот. — Иди и сам посмотри! Колдун ты или мешок с салом? Может, зверей кто-то околдовал? Глянь, чего они бесятся?
И тут я вывернул из-за камня и плёлся по караванной тропе, загребая ногами, словно очень устал.
Тропа была неширокой и извилистой — то и дело огибала камни. Трава была кое-где выбита до песчаной земли. Уазик бы сейчас — самое то. Или буханку.
Я не спеша прошлёпал мимо колдуна, но он на меня даже и не посмотрел. Встал, ругаясь, и поплёлся к волкам.
Мешок у него был, и немаленький. Это хорошо, что он его у камня оставил.
Воины — двое стояли поперёк тропы, словно документы собрались проверять, — тоже скользнули по мне ленивыми взглядами. И останавливать не стали.
Неинтересный я был путник — мелкий, нищий, грязный.
Пришлось остановиться самому.
— Дяденьки, дайте лепёшку! — попросил я жалобно. — Два дня ничего не ел!
— А ну, брысь отсюда, щенок! — «Дяденька» уставился на меня неласково.
Ага, щас. Я сделал вид, что рад и такому вниманию, и подался к воину, заговорившему со мной, пытаясь ухватить за рукав.
— Лепёшку! Самую маленькую корочку!
— Да ты знаешь, сколько сейчас стоит ячмень? — разозлился «дяденька», отталкивая меня.
Я шлёпнулся на дорогу.
— А что такое «стоит», дяденька? — спросил я ещё жалобней.
— Во, дикари! — рассмеялся второй воин, что не участвовал в нашем диалоге, и подошёл поближе, посмотреть на меня, уродца.
— Вот, гляди парень, — он развязал мешочек на поясе и вынул, блеснувший серебром неровный кругляш. — Вот деньга. У кого есть деньга — тому дадут поесть, у кого нет — тому не дадут.
Я вскочил.
— Какая красивая!
— Пшёл вон, дикарь! — рассмеялся воин и подался вперед, чтобы оттолкнуть меня.
Этот стоял удобнее. Да и второй был достаточно близко.
Я выхватил у него из-за пояса знакомый уже изогнутый однолезвийный меч. И следующим движением разрубил его хозяина почти пополам.
Воин даже не вскрикнул: сипло выпустил воздух и рухнул на тропу. Хороший оказался меч. Лучше моего первого.
Второй воин всё-таки успел достать из ножен оружие. Я громко свистнул и кинулся ему в ноги.
За камнями, где колдун пытался угомонить волков, раздался душераздирающий рёв, визг и человеческие вопли.
Запахло палёной шерстью.
Я вскочил и ударил мечом, не оборачиваясь. Был у Камая и такой финт, а я — дико торопился.
— Эй, колдун! — заорал я. — Обернись ко мне, тварь! Хватит издеваться над безобидными волками!
Колдун и в самом деле решил расправиться со взбесившимися вдруг ездовыми. Все трое крылатых волков лежали на траве обожжённые, в агонии подёргивая лапами.
Задыхаясь — жирён он был как кадушка — колдун обернулся ко мне, катая в пальцах очередной шарик молнии.
Бурка — из-за суматохи, устроенной волками он успел подобраться к самым ближним камням — прыгнул на него со спины.
И жуткий хруст оповестил меня, что удержаться волчара не смог. Видно, его взбесило, что колдун взялся укрощать бедных ездовых молниями.
Я обернулся и посмотрел на своих противников — но ни лекарь, ни священник им уже не требовался.
А где же третий воин?
— Бурка! — крикнул я волку, терзавшему труп колдуна. — Где третий?
Мой волк подпрыгнул прямо на месте и набрал высоту. А потом стал резко снижаться — видно третий воин удирал от нас, прячась за камнями.
— Только не убивай! — заорал я. — Бери живым!
И побежал следом. Ведь не удержится же, зараза! А нам надо как-то узнать, что тут делали эти воины! Как теперь разбудить этих бедных женщин, что так и лежали на траве, словно не слыша ничего.
— Бурка, стой! — орал я, петляя между валунами.
К счастью, успел.
Волк, распушившись, как шар, рычал над поваленным мордой вниз воином.
Пасть Бурки была в крови, и ярость делала его раза в полтора больше, чем он был в обычном состоянии.
Воин решил, что смерть уже явилась — замер. Это и спасло ему жизнь.
Одно дело — рвать убегающего, другое — неподвижного. Бурка рычал, наметившись на вражью щею. Но вот так просто кинуться на лежащего — это нужна практика.
— Пусти-ка меня, — я подошёл так, чтобы волк и видел меня, и чуял. — Я свяжу.
Бурка рыкнул, роняя с морды кровавые капли.
— Нам допросить хоть кого-то надо. Колдуна-то ты порвал! — Я развёл руками.
Бурка ещё немного потоптался по вражьей спине, порычал над ухом воина. Но я уже видел, что мозги у него снова работают.
Наверное, я бы на его месте тоже взбесился. Убивать ездовых зверей, когда у тебя есть возможность напугать или усыпить?..
Всё-таки эти колдуны — редкие мрази. Но почему? Почему и волки, и барсы — не убивают зазря. А эти — вроде бы уже не дикари?..
Бурка спрыгнул и стал отряхиваться, но воин продолжал лежать, словно мёртвый. Я наклонился и вытащил у него меч.
— Ну, вояка, — сказал я. — У тебя есть маленький шанс выжить. Отвечай, зачем вы стоите на этой дороге? Кого караулите?
Глава 6Мы принимаем бой
Воин был самого низкого ранга — даже не в доспехе, а в кожаном жилете с «юбкой» из висящих вниз полос. То-то его и гоняли туда-сюда.
У барсов я в отряде никакой дедовщины не заметил, а у воинов терия Вердена она, родная, похоже, имелась. Зажиточные воины могли себе и оружие позволить получше, и отменный хуяг справить (напомню, это не ругательство, а кожаная броня).
С отнятым у первого воина мечом мне было даже расставаться жалко — хорош! А вот меч низкорангового мужика «в жилете» годился лишь для того, чтобы учить новобранцев не на деревянных.
— Вставай уже! — я легонько толкнул пленника босой ногой. — Времени у меня не вагон!
Слово «вагон» прозвучало как «повозка», влекомая огненной магией.
Пленник вздрогнул, я фыркнул.
Бурка почесался совершенно как зверь, и порысил к кустам, где мы оставили одежду. Минут через двадцать он вернулся в человеческом облике и принёс мне мешок, куртку и сапоги.
К тому моменту я воина всё-таки поднял и немного разговорил.
Оказалось, что на дороге был не блокпост. Волчьи воины поджидали здесь своих. Тех, кто отправился в соседнюю деревушку за живым товаром.
Просто место рядом с большими камнями им показалось приметным. Да и дорогу хорошо видно с воздуха и садиться на неё удобнее.
Всего воинов была положенная дюжина. Троих оставили охранять пленниц и ленивого колдуна, а остальные девять уже три дня как грабили соседние деревушки. Сегодня ближние объекты кончились, и возвращения товарищей пленник мой ожидал к вечеру.
На этих его словах я взглянул на солнце. Он тоже.
Вернулся Бурка.
Плюхнул рядом со мной мои вещи и сам плюхнулся, вцепившись руками в волосы. Похоже, это был его первый настоящий бой.
Юному волку сейчас очень не хватало понимания: всё ли он сделал как надо? Да и вообще — хорошо ли это, впиваться зубами в горло, пусть и не «людю», но человеку?
— А ты — молодец, не подкачал, — похвалил я его. — Ещё бы колдуна пощадил… А то как теперь в его барахле разбираться?
Бурка насупился.
Я совершенно не боялся, что пленник соотнесёт лохматого парнишку с диким крылатым волком. Потому что приговор я ему уже подписал. Оставлять воина в живых было бессмысленно.
— А девушек чем опоили? — спросил я его.
— Так то не я, то колдун! — стал вяло отнекиваться воин.
На Бурку он косился с подозрением, но, похоже, в этом мире остались только смутные предания о том, что дикие волки могут обращаться в людей. И мой пленник, хоть и подозревал, что с Буркой нечисто, но по лицу его блуждало, скорее сомнение.
— Не ври! — нахмурился я. — Раз тебя гоняли посмотреть, что там с пленницами, значит, ты что-то в этом понимаешь!
Бурка поднял тяжёлый взгляд — в его тёмных глазах всё ещё горели отблески крови — и пленник громко икнул от испуга.
— Ты его хорошо обыскал? — спросил волк. — Знаю я это, человеческое отродье! Любят всякие колдовские штуки!