Слова про бабая содержали слишком мало экспрессии, а больше мне ничего в голову не шло, и я молчал, ожидая, что ещё выдаст колдун.
— А чего вы горшки раскидали? — раздалось у меня над ухом. — Не хорошо!
Я обернулся.
Счастливый Истэчи — рожа у него едва не трескалась от улыбки — держал в руках горшок с зелёной шишкой растущего мира.
— Я по лесу иду: смотрю — наши горшки под кустом стоят! — сообщил он всё с той же идиотской улыбкой. (Явно проснулся в лесу со своей рыжей и лимон забыл съесть.) — Лапником как попало завалены. А этот — светится сквозь лапник…
Нишай рванул с плеч плащ и кинулся к Истэчи.
Он выхватил из рук моего любвеобильного приятеля горшок и закутал в шёлк, отделанный горностаем.
— Его же нельзя на солнечный свет! — прошептал колдун, баюкая семя. — Ну как я мог не вернуться? Вы же его угробите!
Он опустился на колени, поставил горшок на землю и стал плотнее закутывать в лёгкую ткань.
Я снял с плеч куртку, только сейчас вспомнив, что стянул её с Тоша. Остался заяц без куртки…
— На вот, — протянул куртку Нишаю. — Накинь сверху. Шёлк просвечивает.
Айнур наконец протолкался ко мне сквозь волчьих всадников. Его меч уже был в ножнах. Через своих не ходят с мечом наголо.
— И тебе руку вылечу, — сказал Нишай, быстро резанув нашего предводителя глазами. — Сломаю и сращу заново. Через месяц ты сможешь держать меч. Как раньше.
Айнур открыл рот и закрыл.
— Я видел терия Вердена, — Нишай накрыл курткой росток и выпрямился. — Говорил с ним. В месяц марала на перевал прибудет Нордай, сын императора, чтобы пройти воинский сон в Белой горе. Если Дьайачы пустят сына императора в Белую гору, перевал может открыться. Брать перевал нужно до приезда Нордая. После — будет поздно.
Айнур заморгал от неожиданности, нахмурился.
— У меня не было выхода, — сказал Нишай, примиряюще поднимая ладони. — Я должен был срочно лететь в саха. Иначе к вам нагрянул бы сам Шудур с проверкой и верными колдунами. Вы похитили из саха моего двойника, увели воинов, охранявших юрту. Шудур ощутил себя оскорблённым: он ждал от меня визита и не дождался его. Он был готов мстить за оскорбление. А вся его месть — это напасть сверху, пока враги спят. Мне пришлось лететь так быстро, как могла Ниса, чтобы утихомирить Шудура. Я не смог бы вам этого объяснить.
— Ну объясняй сейчас, — я кивнул на костёр.
Майман с готовностью расстелил на куче лапника свой мешок. Нишай взглянул и уселся прямо на него — с прямой спиной и таким независимым видом, словно сидел на кошме на самом почётном месте.
— Я вернулся вовремя, — начал он. — Застукал Шудура прямо у себя в юрте. Пришлось оставить там для охраны последних драконьих воинов, что ты не успел подчинить себе, Кай. У меня их осталось двое. Но юрта нужна мне, как знак, что я жив и Шудуру незачем соваться в мои дела.
— О чём вы говорили? — спросил я и сел рядом.
Айнур засопел, но тоже уселся на лапник. И остальные воины стали устраиваться возле костра по старшинству. Только Майман остался стоять, нависая надо мной и Нишаем.
— О власти, о чём ещё? — пожал плечами колдун. — Терию Вердену не даёт покоя Огненный перевал и сгинувший в нём Эрген.
— Сгинувший? — удивился я.
— В книгах по магии написано, что перевал — это мост для тех, чьё сердце открыто миру. А воины носят в своём сердце ножи, как в ножнах. И каждый раз, покидая ножны и возвращаясь в них, сердце воина истекает кровью. Перевал не пускает воинов в город караванщиков. Никогда ещё не пускал.
— Так значит, Эрген погиб?
— Я не знаю.
— А где он тогда?
— Где угодно, только не в волшебном городе, куда отправляются караванщики. Может, он в царстве Эрлика или в каком-то ином жестоком мире, вроде нашего. Но завидовать ему я бы не стал.
— Так значит, и терий Верден не сможет захватить город за перевалом? Ведь он же воин?
— Здесь всё сложнее, Кай. Страшноликий и Страшноголовый Адджер — император, милостью самого Эрлика. Людям Огненный перевал не по зубам, но кто знает силу вкладки подземного мира? И кто знает, не погубит ли терий Верден весь наш мир в этой битве? Перевал страшен, я был там и подходил к нему достаточно близко.
— Хорошо, — кивнул я. — А с терием Верденом ты говорил?
— Да. Он тоже не мог уснуть этой ночью. Я заверил его, что чищу здешние горы от духов и подчиняю печатями дикарей. На какое-то время от нас отстанут. Но нужно быть начеку, в месяц марала всё решится, а может, и раньше. Терий Верден бурлит, как котёл с мясом. Мне не удалось убедить его, что ожидание сейчас — лучшее решение. Он бесится. Он зол. И Шудур — тоже что-то злоумышляет.
— Ну допустим, — кивнул я. — А тебе зачем нужно помогать нам, Нишай? Ты же колдун? Ты должен быть на стороне терия Вердена.
— Я корыстен, — развёл руками Нишай. — Сейчас у меня два мира, — он кивнул на накрытый курткой росток. — А терий Верден в своей слепой жадности хочет отнять оба.
— Я не верю ему! — упрямо буркнул Айнур.
— Он сам вернулся, — напомнил я. — И точно знал, что ты будешь махать у него перед носом мечом.
Майман покивал сам себе и сел. Велел ставить на огонь котёл. Ичин же сразу отнёсся к Нишаю довольно спокойно.
— Если шаманы помогают Каю, — негромко сказал он, когда Майман коснулся его взглядом: чего, мол, думаешь? — Почему ему не могут помогать колдуны?
— Потому, что они — слуги Эрлика? — напомнил Айнур.
— Эрлик — такой же бог, как все остальные, — поднял лицо Ичин. — Тенгри швырнул его с неба, но сыт одним небом не будешь. Многие в горах молятся и Тенгри, и Эрлику.
— Но Нишай клялся тёмному богу в верности! — рявкнул Айнур.
— Нет, — покачал головой Нишай. — Я приносил ему жертвы, а он платил мне знаниями, удачей, кровью врагов. Но я не слуга ему. Ты же не слуга огню, хотя кормишь? — Нишай пристально уставился на Айнура. — Ты уважаешь силу огня также, как я уважаю силу Эрлика. Кто будет с этим спорить?
— А ты признаешь священность огня? — нахмурился наш военачальник.
— А как иначе? — удивился Нишай. — Я — человек, мне не прожить без огня, одной только милостью Эрлика.
Айнур задумался, а я оглянулся, не находя Чиена.
— Где фехтовальщик? — спросил я у Маймана.
— Караван собирает из наших птиц. По твоему же приказу. А может, уже и выдвинулся в сторону шаманьей горы.
— Пусть охотники догонят его и вернут. Нам нужно не только оружие, но и провиант. Нужно собрать монеты и всё ценное, что мы можем обменять в городе. Драконьи зубы и когти, медвежью желчь. Придётся ему закупаться зерном, солью, всем, чего нет в лесу. Сакал поможет. Теперь нам не время экономить.
Майман кивнул и велел снарядить и отправить за Чиеном двух воинов на волках.
— Что это было за тайное оружие, заяц? — спросил вдруг Айнур. — Чего ты делать-то собирался с напавшим на нас колдуном?
Я посмотрел на Нишая и промолчал. Может, я готов был ему доверять, а, может, и нет. Разберёмся. Пускай покажет сначала, что готов влиться в нашу банду на моих условиях. И пока без драконьего меча.
Нишай посмотрел на мою руку на навершии и кивнул. Он многое понимал без слов.
Айнур задумчиво огладил рукоять своего драконьего. И я понял, что придётся следить теперь за обоими.
Предводитель не успокоился. Аргументы — это для головы, а в крови его ярость. И будет копиться, прока не прорвётся наружу.
Глава 2Планы
Лагерь наш заячий я решил восстанавливать частично — пора было воинам перебираться в лес. Иначе рано или поздно какой-нибудь любопытный колдун опознает Айнура, Нишай-то рассказал, что сразу его узнал. А войну всё-таки желательно начинать по плану, а не тогда, когда на тебя напали.
В день появления Нишая у нас состоялось сразу три военных совета.
Один спонтанный, где пытались успокоить Айнура, а два других уже нормальные и по делу. Последний затянулся до поздней ночи.
Не знаю, как для Айнура и Ичина с Майманом, но для меня Нишай оказался именно той «шкатулкой с секретами», которую я тщетно пытался найти в этом мире, тычась во все углы, как голодная Ниса.
Со стороны может показаться, что сориентироваться в незнакомом мире легко, если знаешь язык. Но слова — только внешние оболочки. И часто получалось, что за похожими фразами местных прятались одни смыслы, а за моими — совсем другие.
Вот и сейчас Айнур под словом «честь» понимал своё стремление зарезать ненавистного колдуна вопреки логике, клятвам и договорённостям. Даже обещание вылечить руку, данное Нишаем, не вразумило нашего предводителя. Он ничем не хотел быть обязанным мастеру чёрного слова.
Но для меня честью было как раз соблюдать всё, в чём мы поклялись. И я очень надеялся, что предложивший это Нишай относится к клятвам так же серьёзно.
Выручали вожаки вольных племён. Жизнь приучила их не торопиться с суждениями, а мораль принимать в довольно широком контексте. Если бы Ичин и Майман тоже орали дуром и не слушали аргументов, ничего бы у нас не вышло.
Сначала втроём, а потом и вчетвером — Чиен, которого вернули с дороги, коварно перешёл на мою сторону — мы уломали Айнура.
Чиен поразмыслил и поддержал наш странный союз. Он пояснил, что у колдуна есть свой интерес воевать не только с Шудуром, но и с терием Верденом.
Фехтовальщик, в отличие от меня, разбирался в дворцовой политике и генеалогии вайгальских правителей. Я-то и подумать не мог, что Нишай и наместник терий Верден — оба наследники императора Вайги. И наличие у Страшноликого сына, входящего в возраст воина, готовило кожаный мешок для обоих.
Особенно для Нишая. Ведь терия Вердена после вступления Нордая на трон, можно было направить на следующую войну, а чем займёшь хитрого мастера слова?
Пока Нордай не стал воином, у императора ещё оставались кое-какие сомнения насчёт наследника. Вдруг, например, Белая гора не примет сына и не пошлёт ему дар?
Но если примет, тогда император позаботится о том, чтобы живых соперников у глупого мальчишки не осталось.