«Кто-то есть» — это что, те, кого здесь и сейчас быть не должно?
Олег, однако, не счел нужным ответить на этот вопрос, велев мне помолчать.
— Ну, вот мы и пришли. — шепнул дядя в тот миг, когда катафалк въехал на территорию Петропавловского собора.
— Да. — согласился с ним, однако мой ответ «утонул» в реве очередного пушечного залпа.
Санкт-Петербург, Заячий остров, Петропавловский собор, после церемонии отпевания.
— Поставь ее уже! — шепнула мне на ухо матушка, объявившаяся в соборе перед самым началом отпевания. — Поторопись, скоро уже подойдет наша очередь прощаться с Его Императорским Высочеством! Мы не должны задерживать всех прочих!
— Да. — ответил я, «отвиснув» и убрав наконец взор от саркофага Петра Первого, и затем поставил свечу, вовсю заливающую воском мои пальцы, в подсвечник, после чего направился за матушкой, встав за ней в общую очередь.
— Это последнее мероприятие на сегодня, которое ты обязана посетить. — шепотом напомнила она. — Потерпеть осталось недолго, скоро уже поедешь обратно в «L’étoile du nord».
Я кивнул.
Некоторое время спустя.
Передав свой «поминальный куст» (данный атрибут гражданского поминовения был заранее доставлен в собор, для каждого из участников) специально приставленному для этого служащему, я подошел к гробу, в котором покоится бальзамированное тело царского сына. Возле гроба несут караул двое гвардейцев. И будут нести его впредь, посменно, все те сорок дней, которые Его Императорское Высочество проведет здесь, дабы все желающие, вне зависимости от своего сословия, смогли бы проститься с ним. После чего великий князь будет захоронен здесь же, на территории Петропавловского собора, однако в другом здании, служащем усыпальницей его императорской Семьи.
Я вгляделся в лицо покойного юноши и…
Почувствовал облегчение, прямо как тогда, на похоронах родного папаши Кайи.
Для меня не так уж и важно, кто и по какой в действительности причине умертвил царевича Александра. Важно лишь то, что отныне у меня на одного могущественнейшего недоброжелателя меньше.
И если его убийство — не «бытовуха», а так оно скорее всего и есть, то те, кто провернули это, уже устроили государственный переворот, ведь он был объявленным наследником своего отца, и, соответственно, должен был стать следующим русским царем. Теперь по идее наследником объявят Алексея, но…
Возможны варианты, ведь несмотря на изрядную патриархальность государства, лицо женского пола, согласно установленным правилам престолонаследия (я изучил этот вопрос), при определенных обстоятельствах вполне может занять российский престол.
У Государыни, помимо оставшегося сына, Алексея, имеется дочь, великая княжна Мария.
И у царской любовницы есть две дочери.
Так что, да, возможны варианты и «определенные обстоятельства», особенно если причина гибели царевича, и, в самом деле, не «бытовуха»…
— Кайа! — шепнула матушка, выводя меня из прострации.
— Прощайте Ваше Императорское Высочество! — громко и четко произнес я, склонив голову, после чего отошел от гроба, давая матушке в последний раз предстать перед этим царским сыном.
Встав возле того подсвечника, в который до этого поставил свечу «за упокой» Александра, я поймал на себе взгляд все еще присутствующей в соборе Государыни (сам Государь и дама Кристина уже покинули его). Хотя более чем на каких-то пару мгновений она его на мне не задержала, и это логично, ведь моя репутация в данный момент…да нет у меня уже никакой репутации! А в этом сословии, если нет репутации — нет и человека. И сегодня большинство встреченных мною «знатных» ясно дали это понять, делая вид, будто бы никакой Кайи и нет вовсе (например, присутствующая здесь Чудо, видевшая меня, но сделавшая вид, будто бы не заметила), обращаясь лишь к тетушке с дядюшкой.
И к матушке.
Удивительно, что Государыня вообще соизволила обратить на меня свое внимание теперь, когда оборвалась ниточка помолвки, связывающая меня с Блумфельдтами (и, стало быть, с ней тоже). Как удивительно и то, что приемные родители все-таки настояли на моем личном присутствии на этом мероприятие. Этакая демонстрация всем, что ли. Семья, мол, не отказывается от этой дочери…
Как бы там ни было, но лицо Государыни скрыто от всех черной вуалью, так что осталось неведомым, какие эмоции она испытала при взгляде на меня.
Однако я ошибся. Ошибся, думая, что сегодняшний день станет днем примирения между Государем и Государыней. По какой-то неизвестной мне причине этого не произошло. Даже напротив, мне показалось, что разлом, разделяющий их, стал еще шире. Никаких публичных ссор или демонстраций пренебрежения, конечно, но…
Интересно все-таки, почему так произошло?
— Кайа… — начала было подошедшая маман, однако была перебита.
— Мадам Филатова, барышня. — услышали мы позади себя негромкий мужской голос.
К нам подошел один из золотопогонников.
— Я прошу прощения, если вдруг потревожил вас, но…
— Нет, не потревожили, Михаил. — также шепотом ответила обернувшаяся матушка, слегка взмахнув рукой. — Что Государь велел передать мне?
Матушка, переведя на меня взор, слегка дернула головой, мол, отойди в сторонку, приватная беседа намечается, однако…
— Не вам. — ответил ей Михаил, а затем обратился ко мне. — Кайа Игоревна, барышня Филатова, сегодняшним вечером, к одиннадцати часам, вы приглашены посетить Зимний дворец. Его Императорское Величество желает видеть вас.
Услышав его слова, по моему позвоночнику пробежал электрический разряд, едва не заставивший выгнуться дугой, а на сетчатке вспыхнули зеленые адреналиновые кляксы.
Государев приказ. Мне…
Отказаться от подобного приглашения невозможно, а спрашивать: «зачем?» — бессмысленно.
Убрав руки за спину и помяв моментально пересохшие и зачесавшиеся ладошки, я поинтересовался, не глядя на офицера:
— Меня одну?
— Да, барышня. — подтвердил он. — Вас одну.
Матушка удивленно приподняла бровь. Или же это для нее и впрямь стало неожиданностью, или…
Для чего Государь вызвал меня «на ковер» поздним вечером такого дня, да еще и без сопровождения приемных родителей или иных родственников?
«Снять напряжение» этого дня при помощи моей Кайи? Не то, чтобы это было невозможным в принципе, в конце концов, он — лицо мужского пола, а Кайа — женского. То есть, чисто гипотетически подобное возможно, особенно учитывая тот факт, что репутация у Кайи уничтожена и «хуже уже не будет»…
Однако, вероятность чего-то подобного в расчет можно даже не принимать, ведь Кайа же не героиня какого-нибудь женского любовного романчика для скучающих домохозяек.
Возможно ли, что Государю каким-то образом стало известно о моей роли в той железнодорожной катастрофе и он, прежде чем отправить на виселицу, решил лично задать мне «несколько вопросов»?
Сердце пошло в пляс.
Успокойся, Кайа! Зачем бы ему устраивать подобное прямо сегодня? Незачем…
— Пожалуйста, передайте Его Императорскому Величеству мою благодарность за приглашение, к одиннадцати вечера я буду в Зимнем дворце! — в моем голосе не было ни капли волнения.
Услышав мой чересчур уж спокойный ответ, золотопогонник на мгновение задержал на мне взгляд, а затем откланялся.
— Это был адъютант Государя? — поинтересовался я, глядя тому вслед.
— Именно он. — ответила матушка.
— Зачем я… — начал было, но…
— Мы — люди дворянского сословия. Какая разница, зачем? Мы всегда в Его распоряжении, чего бы Он ни потребовал. — шепотом перебила меня матушка. — Идем!
Взяв меня за руку, она пошла в сторону выхода. Дядя и тетя, видевшие, что государев адъютант о чем-то сообщил лично мне, сделали вид, будто бы ничего не произошло и молча двинулись вслед за нами.
А едва я оказался в дверях собора, как мое сердце вновь очутилось где-то в районе пяток…
Он!
Из памяти тут же всплыл тот вечер. Железнодорожный узел. И оклик: «Барышня!» от офицера, державшего на поводке служебную собаку и спешившего ко мне.
Нет сомнений, что этот молодой мужчина (одетый в парадный армейский мундир), сопровождающий «знатного» старика, и есть тот самый младший офицер, повстречавшийся тогда на моем пути.
Несмотря на внутреннюю панику, моментально меня охватившую, на моем лице не дрогнул ни единый мускул, и я прошел мимо двоих этих мужчин, любезно уступивших нам дорогу.
Узнал ли он меня? Очень даже возможно, учитывая, что этот тип слегка дернулся при взгляде на меня, однако оборачиваться я, естественно, не стал.
Что сегодня за день такой⁈ Не зря, оказывается, ощущение тревоги одолевало меня аж с самого утра…
В этот миг мой взгляд скользнул по группе мужчин, стоящих чуть в отдалении от входа. Меня заинтересовал лишь один из этой троицы, длинный и худощавый тип, имеющий явно армейскую выправку, однако по какой-то нелепой случайности носящий на голове, вместо положенной, таким как он, военной фуражки, красную шапочку, как у кардиналов, и костюм на нем вполне в стиле католического духовенства.
На физиономии этого человека, до этого спокойно беседовавшего с двумя другими (с типом, одетым по гражданке, а также с православным священником), проявилось выражение чего-то среднего между крайним раздражением и откровенной ненавистью, едва он заметил нас обеих, причем явно узнал, хотя мы и незнакомы (по крайней мере, со мной он незнаком точно)! Однако, разглядывал он нас лишь несколько секунд, отвернувшись затем и продолжив свою беседу.
От этого его взгляда у меня ёкнуло сердце. А ему то, что я сделал⁈
— Ты знаешь, кто этот человек? — спросил я шепотом, мотнув головой в сторону троицы. — Тот, который в красной шапочке.
— Его Высокопреосвященство, кардинал Анджелло Бертоне, посланник Ватикана. — не поворачивая головы, ответила матушка.
— Мне показалось, что он почему-то не очень любит нас обеих. — произнес я, оглянувшись на этого посланника.
— У государства Российского нет вечных врагов и вечных друзей, кроме одного. Нашего и