Но все-таки карма — та еще сука! И он использовал предательницу для покушения, и против него самого…
Ботильд внезапно ощутил, что все, сознание, а вместе с ним и жизнь покидают его.
Все-таки «чуйка» оказалась права, и мне стоило уехать, вместо того чтобы пить… — стало последней мыслью Ботильда, после чего разум его растворился в вечной мгле.
Глава 125
29 марта, Санкт-Петербург, особняк Семьи Филатовых, покои Кайи. 11:20.
По помещению, вот уже более трех часов кряду, разносилось приятное слуху звучание высококлассной механической клавиатуры, которая словно бы исполняла некую весьма энергичную нотную запись. Скорость набора была такова, что возможно было предположить, будто бы работает профессиональная машинистка, хотя это не так.
В дверь покоев постучали, и «игра» клавиатуры мгновенно прервалась.
— Войдите! — не отрывая взгляда от дисплея ВЭМ, разрешил я.
Если бы у меня все еще была способность переживать эмоции, то я бы, наверное, заорал благим матом (но строго про себя, разумеется, ибо прилюдные истерики — вообще не моя тема) на человека, посмевшего сейчас потревожить меня, выбив тем самым из состояния, более всего напоминающего транс, в каковое я попал сегодняшним утром…
— Доброе утро, барышня! Через час прибудут госпожи, и ваша приемная матушка распорядилась проследить за тем, чтобы вы встретили их в должном виде. А через полтора часа явятся люди из центра протезирования, по поводу вашей…
Она замолкла на несколько мгновений, поглядев на мою кисть.
— … руки.
…когда, проснувшись сегодня в 7 утра, с пренеприятнейшим ощущением того, что времени у меня практически не осталось, решил (почувствовал острейшую необходимость, вернее), не откладывая, приступить к созиданию давно задуманного.
Написать программу для отправки и приема сообщений, зашифрованных при помощи сквозного шифрования. То бишь, защищённый мессенджер, позволяющий остаться анонимным.
В теперешней ситуации важность для меня подобного программного средства переоценить невозможно. Таковой мессенджер, недоступный для рядовых и не слишком-то рядовых граждан страны, решил бы две мои ближайшие проблемы зараз.
Во-первых, с безопасной для себя передачей компромата Кристине (однако после этого она, само собой, будет в курсе наличия у меня этого программного средства и не сможет не задаться вопросами: «как?» и «для чего?», но это несущественный минус), а во-вторых, с анонимностью при общении с дедом Доротеи.
Хотя c Герцем этим тот еще геморрой получается, ведь виртуальную запись, где главные роли исполняют его родная внучка и Генрих Карлович, показывать ему нельзя категорически, ибо человек он уже сильно пожилой. Инфаркт, инсульт, либо же полная утрата дееспособности по иным причинам (все вместе или же по отдельности) будет единственным, чего я добьюсь, если банально «солью» ему виртуальную запись. Тем более что поведать ему о произошедшем я должен буду «с условиями», иначе не только ничего для себя не добьюсь, но и подвергну собственную жизнь смертельной опасности.
— Хорошо. — произнес я, вставая с кровати.
— Желаете, чтобы вам подали завтрак сюда? — уточнила горничная.
— Да, будьте добры…
В этот момент живот мой громко заурчал, и я ощутил, что столь же голоден, как и после использования боевого стимулятора.
— … но только не легкий, а поплотнее, пожалуйста. Помимо этого, я желаю крепкий кофе и чашечку горячего шоколада.
Горничная посмотрела на меня с некоторым удивлением, и в ее глазах читался немой вопрос: «а не треснешь ли ты, деточка?», однако…
— Как пожелаете. — ответила она и удалилась из комнаты.
Я же, прихватив с собой ВЭМ, дабы не оставлять аппарат без присмотра, направился в душ.
В душе.
Стоя под струями тропического душа и опершись обеими руками на стену, я зажмурился, ощущая нечто, сродни первобытному ужасу, таки сумевшему прорваться сквозь блок на эмоции, поставленный наркотиком где-то в недрах моей нервной системы.
«Демоны в голове» — теперь совсем не образное для меня выражение.
Сложно отрицать, что, умерев там и осознав себя здесь, я каким-то образом соприкоснулся с потусторонним миром. С миром мертвых. А наркотик помог «растормозить» во мне какое-то нечто, связующее меня с тем миром. И я теперь слышу…вернее, ощущаю…эхо…звуковые мыслеобразы…бесплотных душ, которые страстно желают обрести собственное тело.
И сегодня, работая над мессенджером, я не просто ощущал их мыслеобразы, но и впустил некоторых из них в свой новый сосуд для души. В Кайю. Это совершенно точно, ибо все то время, пока работал, меня не покидало ощущение какого-то чужого присутствия в мозгу и…параллельного мышления, что ли? Странную многозадачность сознания. И новые знания, которых у меня прежде не было и быть не могло.
Утром, когда ощутил, что мне нужен защищенный мессенджер, я практически отмел эту идею за бесперспективностью, ибо в тот момент совершенно точно не обладал необходимыми компетенциями для решения такой непростой задачи.
Нет, сомнений в том, что в итоге я напишу-таки требуемое программное обеспечение, у меня не было никаких, ибо документация, необходимая для получения нужных знаний, является для меня доступной. А учитывая то, что обучаюсь я теперь с какой-то попросту фантастической скоростью…
Но он, мессенджер этот, будет у меня в условном завтра, а нужен уже в безусловном сегодня, что попросту невозможно!
Однако же, сегодня я «в прямом эфире» делал невозможное возможным, впустив чужих в свое тело. Причем у меня теперь возникла убежденность, что если бы не горничная, вернувшая меня в реальность, то…я, возможно, лишился бы своего тела. У меня бы его украли.
Стоило лишь подумать об этом, как на меня обрушился поток мыслеобразов, полных гнева и оскорбленного достоинства.
— Но и без вас у меня ничего не получится… — произнес вслух я.
«Не получится…не получится…не получится». — вторили мне мыслеобразы, и всякая обида из них исчезла.
— … однако с вами нужно быть осторожным.
«Это неправда, что ты не знаешь как, ибо раз за разом…пускай и не всегда „буква в букву“…делала все это прежде уже не меньше сотни раз…а мы лишь самую чуточку тебе помогли». — из всей какофонии мыслеобразов я вычленил один единственный. Женский. Очень четкий, без «эха». И «озвучка» которого показалась мне такой знакомой.
— Не меньше сотни раз…
Я повторил это вслух, и подобная новость совершенно не воодушевила меня, ибо точно знал, что, во-первых, мыслеобраз этот — никакая не галлюцинация, а во-вторых, не лож.
— Не говори обо мне в женском роде. — велел я.
Все голоса в голове внезапно заткнулись. Все, кроме одного, хозяйка которого явственно рассмеялась.
«Почему это? Уж не потому ли, что ты считаешь себя Мазовецким Димой, мальчиком тридцати восьми лет, который принял „лекарство“ там, после чего здесь занял пустующее тело девочки-самоубийцы?». — поинтересовался голос, полный ехидства, хотя и не злого.
— А разве это не так? — вопросом на вопрос ответил я, подставляя лицо под капли воды.
«Не-а, не так». — ответил голос, поинтересовавшись затем. — «Хочешь, расскажу, как все случилось на самом деле?».
— Валяй.
«Душа Кайи вырвалась из тюрьмы своей плоти, а затем просто-напросто вернулась домой, так сказать, когда подошло время».
От этого голосового мыслеобраза меня, несмотря на то что нахожусь в душе, пробрал холодный пот.
— То есть, если верить тебе, получается… — начал было я, но недоговорил, ибо был перебит новым мыслеобразом.
«Да, Кайюшка, ты — этакий потусторонний кукушонок. Пользуясь терминологией того мира, твоя неприкаянная душа совершила рейдерский захват тела нерожденного мальчика, которого впоследствии назвали Мазовецким Димой, в первое мгновение его физического существования, рассеяв и уничтожив его собственную зарождающуюся душу. Он — твоя истинно первая жертва, хотя переживать об этом не следует, ибо не случись этого „рейдерского захвата“ и его мамашка сходила бы на аборт».
— Переживать не стану, ведь теперь-то этого я не могу, но… Смогу ли когда-нибудь вновь?
«Такая вероятность существует».
— Но это не так уж и важно.
«Верно».
— Если все так, как ты говоришь…
«Все так».
— … тогда почему, будучи в «шкуре» Дмитрия, я ничего не помнил об этой своей жизни?
«А почему вода может быть жидкостью, твердым телом или газом? Или почему фотон имеет свойства одномоментно и волны, и частицы? Таковы законы физики. Или метафизики, в случае с душой».
— Почему вы не сумели уберечь ее от попытки суицида? Не могли вступить в контакт до наркотика? Не захотели?
«Ты изначально не являлась „самой обычной российской школьницей“. Человеком самой обычной судьбы. Твое самоубийство здесь в этот раз было…заскриптованным событием. Да…пожалуй, это будет самым правильным определением. Вмешиваться до мы и не могли, и не имели права. Наше вмешательство, это тоже в некотором смысле заскриптованное событие этой реальности. Тебе было необходимо попасть туда, любым способом, и ты попала. Каждый раз попадаешь. Хотя и далеко не всегда также, как в этот раз».
— То есть, получается, что несмотря на сделанный выбор, я все равно двигаюсь от одного заскриптованного события, выражаясь твоими словами, к другому?
«Скрипт изменчив».
— Разве? Если своими действиями могу изменить заранее прописанный сценарий…
« Ты можешь. По крайней мере, у тебя имеется потенциал к тому, чтобы, оказавшись в точке условного оператора, твое да или нет изменили бы весь скрипт». — новый мыслеобраз не дал мне закончить мысль.
Мне вдруг вспомнились слова галлюцинации: