От этих мыслей по спине императора пробежал легкий холодок, ибо еще чуть-чуть и Михайловы отправились бы (вслед за Романовыми) на страницы учебников «истории Отечества», но повезло. В этот раз.
— Будто само провидение позволяет мне разом избавиться от всех… этих… — вслух и с откровенной ненавистью подумал царь.
Теперь, если не случится ничего экстраординарного, наподобие уже произошедшего, то через несколько дней политический ландшафт России изменится самым радикальным образом за последнюю сотню (даже больше) лет. Главное теперь — избежать необязательных потерь.
— И не переборщить, чтобы вусмерть не перепугать и не настроить против династии верные ей Семьи. А также, что даже хуже, не подать дурной пример.
В этот момент ожила внутренняя связь…
— Ваше императорское величество, прибыл фельдъегерь со срочной депешей.
…и адъютант объявил о том, что те несколько мгновений свободного времени, образовавшиеся после ухода членов Его Кабинета, закончились.
Десятью минутами позднее.
Император в очередной раз перечитывал послание от Евгении Филатовой, сообщавшей о готовящемся покушении (подробности неизвестны) на дочерей. На его дочерей! И чем дольше он вчитывался в ее слова, тем больше ему вспоминался разговор с приемной дочерью Жени, с Кайей.
— Нервы… — произнес царь, когда мир перед его глазами, что называется, поплыл.
Он проглотил таблетку, торопливо запив ее кефиром, отчего вновь вспомнил Кайю, а затем снова принялся изучать депешу, поразившись (и не сказать, чтобы приятно) осведомленности жены своего друга. Существуют в государстве секреты, о которых, несмотря на свою должность, эта женщина не должна была знать…по крайней мере, наверняка!..однако…
Женя очень умна и крайне осмотрительна, она лучше многих (большинства!) понимает, когда и о чем следует молчать, даже если знает. И если она все же решилась сказать, посмев к тому же предложить столь безумный план…
Впрочем, безумными событиями и планами сейчас никого не удивишь… — поморщившись, Государь вновь взглянул на распечатку, сообщавшую о термоядерном взрыве малой мощности над столицей.
Он на целую минуту «завис», глядя на лист бумаги, а затем перед его взором встало видение мертвого тела старшего сына. Царь с силой зажмурился, пытаясь прогнать кошмар прочь.
Император вызвал адъютанта.
— Пусть прибудет фельдъегерь тридцать восемь ноль семьдесят девять. Немедленно! — велел он.
— Есть! — ответил адъютант.
Хорошо, Женя, мы поступим ровно так, как ты и предлагаешь. Безумные времена требуют безумных идей. — решил откровенно запаниковавший Государь, сам до конца не понимавший, с чего это вдруг он согласился на такое сумасшествие, претворение в жизнь которого дорого обойдется очень многим. — Вот только Кристина… Дьявол! Поставить ее в известность будет никак нельзя, равно как нельзя и так волновать…в положении ведь! Впрочем…
Император провел обеими пятернями по волосам.
…сейчас главное — чтобы с Наташей и Леной ничего не случилось! Я не…не желаю более терять своих детей!
Государь ощутил то, как сильно дрожат его руки, и, пожалуй, впервые по-настоящему пожалел о том, что согласился в тот день…много лет назад…с отречением брата в его пользу.
Позже.
— … будет исполнено, Ваше императорское величество. Разрешите идти? — произнес человек, выступающий в роли связного между царской Семьей и организацией, не имеющей юридического адреса.
— Ступай, братец. — сказал император, отпуская тем самым «тайного человека».
Когда особый гость получил все необходимые указания и убыл, Государь приказал явиться начальнику Службы охраны императорской Семьи и членов Правительства Его императорского величества, Петру Сергеевичу Помору. Тот не заставил себя ждать и уже минуту спустя оказался под светлыми очами помазанника Божьего.
Внешностью своей Петр Иванович максимально не соответствовал занимаемой должности. Невысокий, полный, обладатель натурально круглой физиономии — более всего он походил на булочника.
Однако выражение «внешность обманчива» в его случае справедлива на все сто.
(*говорят по-французски)
— Присядь! — велел Государь, а затем спросил. — Где сейчас барышня Филатова?
— Некоторое время назад вернулась в распоряжение дамы Кристины. — усевшись, ответил глава «охранки», удивившийся, мягко говоря, тому факту, что царю за каким-то чертом именно сейчас понадобилось выяснять, где находится эта девица.
Царь и его главный страж — друзья детства (в том числе по этой причине Петр Сергеевич и занимает свой пост), так что в приватной обстановке обходятся без лишних формальностей.
— Это хорошо. Я желаю, чтобы отныне и до моего особого распоряжения барышня эта постоянно находилась подле Натальи и Елены. Пусть станет им подругой в играх и…не знаю, пусть будет при них, в общем.
— Но… — начал было главный охранник.
— Она моя дворянка! И почитай, что некровная родственница! — перебил его царь. — Вот пусть и послужит моей Семье немного…теперь, когда это необходимо!
— Понял. — без особого энтузиазма согласился собеседник.
— И еще… — Государь мельком посмотрел на часы. — Я слышал, будто бы Женя вооружила свою приемную дочку, а затем…после дуэли Игоря…разрешение на оружие у нее отозвали, а само оружие изъяли. Кстати, а ты, случайно, не в курсе, чего там с подстреленной девицей?
— Увечная, но жить будет. Повезло ей. А «барабанник»…да…изъяли. — ответил Петр Сергеевич, после чего вкрадчивым тоном поинтересовался. — Федь, ты ведь не собираешься позволить…
Он замолчал на несколько мгновений, подбирая слова.
— … этой особе иметь при себе «барабанник», когда она будет находиться подле Кристины и принцесс?
Император некоторое время молчал. У него снова началась изжога, так что пришлось грызть очередную таблетку.
— Желаю. Пусть ей вернут «барабанник». — велел царь, ясно осознавая тот факт, что приятель начнет его сейчас чихвостить.
— Она же нарко… — эмоциональным тоном начал было главный страж, у которого глаза разве что не на лоб вылезли, но…
— Все верно. У нее была и наркотическая зависимость, и попытка суицида, и…много чего другого, о чем ты даже не слышал, Петь. Мне все это хорошо известно. — перебил главного охранника царь.
— Ваше императорское величество! — главный охранник, встав на ноги, перешел на формальную речь, — Я категорически возражаю против такого решения! И если оно, Ваше решение, останется в силе, то я прошу Вас принять мою отставку! Не желаю становиться соучастником возможной трагедии, когда могу ее предотвратить!
— Не приму, но это мое решение, а значит, и ответственность за него тоже моя, не твоя.
Двое мужчин еще некоторое время весьма горячо спорили, но у главного стража так и не получилось переубедить царя.
— Зачем? — утомившись спорить, спросил Петр Сергеевич.
— Она…
Кошка, которая всегда падает на лапы. — подумал царь, сам до конца не понимавший, для чего он решил снова вооружить приемную дочь Жени. — Интуиция рекомендует. Но об этом говорить Феде точно не стоит, а то сочтет, будто бы я тронулся умом.
— … так нужно, Петь.
— Это нарушает все существующие протоколы безопасности. Знаешь, Федь, как такое называется? — поинтересовался напоследок Петр Сергеевич.
— Самодурством. — охотно согласился царь.
— Ладно… — сдался наконец Петр Сергеевич, добавив. — Но, прежде чем вернуть ей «барабанник», я желаю лично убедиться в том, что навыки владения оружием у этой особы…достаточны.
В этот момент беседу прервал царский адъютант.
— Ваше императорское величество, срочный доклад от начальника УВБ!
Первое апреля. Одна из деревень Санкт-Петербургской губернии. Около пяти часов утра.
«Временно закрыто». — надпись на табличке, приколоченной к дверям сельского магазина.
Ничто так не постоянно, как временное. — подумал Павел, переступив очередную лужу и разглядывая окружающую действительность.
Города, а также крупные сельхозпредприятия постепенно убивают деревню, высасывая из нее саму жизнь. Людей. Если деревня не находится в черноземной полосе, конечно.
И как раз по одной из таких деревень, мертвой…спящей летаргическим сном, точнее, ибо дома здесь стоят заколоченные, но пока еще целехонькие (в основном), медленно разрушаясь от времени и бесхозности…он теперь и шел…
Странное. Можно сказать, изрядно нереальное ощущение оттого, что люди здесь больше не живут, но уличное освещение тем не менее продолжает функционировать. Там, где в фонарях не перегорели еще лампы, разумеется.
…шел на зов, пришедший от организации и разделивший его нынешнюю жизнь на до и после.
И если, после выполнения задачи, он останется в живых, то придется начинать все по новой. А в 53 года делать этого уже совершенно не хочется. Особенно зная, что где-то позади имеется и семья, и налаженный быт…оставшиеся в этом самом до.
Вернуться к прежней жизни (под той же личиной) не получится, ибо это против правил организации, не имеющей юридического адреса, и правила эти нарушать нельзя.
Как бы то ни было, но ни его жена, ни его дети не будут испытывать материальных проблем, ибо Павел очень вовремя (вчера, прямо перед командировкой, из которой домой уже не вернется), получил преизряднейшее наследство от почившего в бозе двоюродного дядюшки, жившего где-то там у черта на куличиках. И перевел всё на счет жены, ибо именно она в семье распоряжается деньгами.
Как же все-таки хорошо, что у него имелись те несколько часов, проведенных в поезде, за которые он сумел и пережить крайнюю степень жалости к самому себе (если бы можно было кричать и выть, он бы кричал и выл), и примириться с реальностью.
И вернуться в норму.
Людей никогда и ни о чем не переживающих не бывает. Даже среди тех, кто прошел очень специальную подготовку в организации. Однако лица (или даже одно-единственное лицо, бог знает), принимающие решения в организации, крайне серьезно подошли к проблеме отбора кандидатов для «автономной консервации», чтобы в случае необходимости в строй вернулось как можно большее число «консервов». И во вменяемом состоянии.