Несколько виртуальных камер, установленных здесь же, записывают все происходящее и, возможно, транслируют изображение для моих родственниц.
Женщина-хирург…
— Я сейчас сделаю вам несколько уколов, но больно совсем не будет. Готовы?
— Да.
…обколола мне кисть, после чего та моментально начала неметь и за нее (кисть) взялся мужчина. В самом прямом смысле слова. Он взял искалеченную конечность в свои руки и начал внимательно рассматривать ее со всех сторон, а затем и щупать, сантиметр за сантиметром. Выглядело это (с моей «колокольни») максимально странно и даже как-то эротично. Я поглядел сначала на одну женщину-медика, а затем и на другую. Те не обращали на его действия никакого внимания, а значит, ничего необычного, с их точки зрения, не происходит.
Ну ладно, осматривает предстоящее «поле битвы». Наверное.
Тем временем хирург, оставив в покое мою искалеченную кисть, взял правую, особое внимание уделив неповрежденному мизинцу.
— Чуть голову приподнимите, я маску надену. — медсестра, держащая маску для глаз, отвлекла меня от созерцания зрелища созерцающего и ощупывающего мою руку хирурга.
— Мне бы хотелось видеть все происходящее. — заявил я.
— То, как вам будут резать палец? — удивленно спросила медсестра, переглянувшись с женщиной-хирургом, которая затем выразительно посмотрела в объектив одной из камер.
К капризам состоятельных пациентов здесь, скорее всего, давно привыкли.
— Да.
— Мне кажется, что это не очень хорошая идея. Нужно, чтобы ваша рука оставалась как можно более неподвижной все время операции. Вы можете банально испугаться, глядя на то, что будет происходить, и инстинктивно дернуться. Это во-первых. — сказала хирург. — А во-вторых, само зрелище…оно будет неприятным, поверьте мне.
— Верю. Но я не люблю внезапности, они меня пугают, отчего я действительно могу дернуть руку в самый неподходящий момент. Потому-то я и желаю лицезреть все происходящее. А так операция меня совсем не страшит, я же все равно ничего не почувствую.
В общем, вместо маски, на глаза мне в итоге были надеты некие сильно затемненные пластиковые очки, после чего, минут на семь, меня оставили в покое, занявшись последними приготовлениями к предстоящим процедуркам.
— Что-нибудь чувствуешь? — поинтересовалась наконец хирург, дотронувшись до искалеченного мизинца металлическим щупом некоего прибора. — Можешь пошевелить пальцами?
Кисть онемела полностью, и пальцами пошевелить было невозможно.
— Нет, не чувствую и не могу.
— Мы начинаем. Вы готовы, барышня? — спросил мужчина.
— Да.
Услышав меня, хирург сделал первый разрез, а затем еще несколько. Без задержек, раздумий и сомнений. Он орудовал над моим пальцем так, словно был не человеком из плоти и крови, оперирующим руку «знатной» девицы (думаю, если он накосячит, то ничего хорошего его не ждет и, уверен, он сам это прекрасно осознает), а великолепным станком с ЧПУ, с отличной программой.
Плоть мизинца на культе разошлась словно бы переваренная сосиска, и взору всех собравшихся в операционной людей предстала оголенная белая кость.
Какая же она тоненькая…
Глядя на кость, мне подумалось о том, что происходящее здесь и сейчас — заскриптованное событие этой реальности. И потусторонним кукушатам о нем должно быть известно. Какова вероятность того, что их стараниями в протез мизинца засунули, скажем, бомбу (ну или какую-нибудь еще ерунду)? Будет нехорошо, если мне оторвет голову, когда я вздумаю умыться, к примеру.
Впрочем, совершенно очевидно, что я для них не основная цель. Если бы им кровь из носу нужно было меня убить — я, скорее всего, уже был бы покойником. Снова. Но это совсем не значит, что в их «партии» для меня более нет места, раз уж с засадой тогда у них не выгорело.
Протез в любом случае нужно будет проверить, ибо береженного Бог бережет.
Тем временем ассистентка хирурга, глядя в микроскоп, прижигала лазером то, что считала нужным прижечь, а медсестра при помощи отсоса тут же убирала появившуюся кровь.
— Костная культя в отличном состоянии. Над ней очень хорошо поработали. Думала, будет хуже. Можно начинать обработку, наращивать кость и затем устанавливать сустав. — по-немецки сказала хирург, после чего оторвала взгляд от окуляров и взглянула на дисплей, отображающий мой сердечный ритм. — А вы довольно стойко переносите происходящее.
Я все же заставил свое сердце биться быстрее обычного (что и показал дисплей), ведь спокойная как удав девушка-подросток, в тот момент, когда ей режут палец, — это притягивающая внимание странность. А мне лишнее внимание ни к чему, ибо Кайа — просто очередная богатенькая «знатная» пациентка. Должна быть таковой для них. Зачем кому-либо давать возможность заподозрить, что у нее существуют какие-то проблемы в эмоциональном плане?
— Я же говорила, меня подобное не страшит. Мне не больно, а вы делали такие операции…да и наверняка во много раз сложнее тоже…уже раз тысячу, если не больше. Так что у меня нет причин волноваться. Интересно, скорее.
— Ясно. — ответила та, после чего, скомандовав что-то медсестре (которая передала ей затем какое-то нечто), вернулась к окулярам и к моему мизинцу.
Обработав костную культю некой дрянью, она начала формировать (совсем небольшой) участок кости, взамен утраченного. После чего принялась обрабатывать наращенную часть ультрафиолетом, словно бы полимерную пломбу, которые ставят дантисты.
— Как же так получилось? — спросил у меня хирург, наблюдающий за работой коллеги. — На фрезеровщицу вы совсем не похожи.
— Бандитская пуля. — почти не пошутил я, а затем обратился к медсестре. — Поправьте мне маску, пожалуйста.
Врач хмыкнул, а сестра подтянула мешавшую дышать маску.
— На самом деле, по глупости. — добавил я, ибо это наверняка самая частая причина увечий и к тому же не вызывающая дополнительных вопросов.
Тем временем медсестра принесла небольшой портативный холодильник (или морозильник, ибо, когда она его открыла, из его недр повалил пар). Оттуда хирург достала коробочку. Из коробочки же на свет Божий она осторожно извлекла некий полупрозрачный артефакт, с темными вкраплениями чего-то там, который затем принялась «инсталлировать» (опять же глядя в микроскоп) на кость.
— Это и есть искусственный сустав? — едва слышно, чтобы не помешать сосредоточенности женщины, спросил я.
— Он самый. — также тихо ответил хирург, внимательно наблюдающий за происходящим, как и все присутствующие.
Закончив через довольно продолжительное время с установкой сустава, женщина-хирург вновь принялась орудовать лазером (предварительно изменив какие-то его настройки) в зоне операции.
Честно сказать, внешний вид установленного изделия вызвал у меня некоторые сомнения в его надежности. Там одному из моих коллег меняли суставы на нескольких пальцах рук. Жертва артрита или артроза, не разбираюсь. Так вот, со слов коллеги (а говорил он на эту тему излишне долго и подробно), импланты были выполнены в виде металлоконструкций со штифтами в кость, а здесь же какое-то странное нечто из полимера. Не хотелось бы, чтобы мой новенький мизинчик отвалился в самый неподходящий момент.
— Закончила. — сказала хирург, после чего сделала несколько шагов назад. Медсестра утерла пот с ее лба.
Женщина вернулась к микроскопу вновь, а мужчина взялся зашивать (частично) мизинец. Когда-то давно, еще там, я смотрел видео, где хирург зашивал виноградину, и происходящее сейчас было очень похожим на виденное тогда. Превосходная, очень тонкая работа.
— Плохо себя чувствуешь? — спросил меня он, когда медсестра уже с моего лба утерла пот.
— Не очень, да.
К этому моменту мое самочувствие начало заметно ухудшаться. Ощущения были похожи на таковые после удаления зуба. Скорее даже двух за один «сеанс». Подобный опыт у меня, к несчастью, тоже есть. Был, вернее. Там. Помнится, я тогда еле до дома дополз. И сейчас единственное, чего бы мне хотелось — упасть на кровать и заснуть.
— Уже почти закончили. — сказал хирург, после чего достал из холодильника новую коробочку, из которой затем извлек…палец.
На протез этот механизм не был похож ни разу. Самый настоящий девичий палец, который словно бы отрезал некий маньяк и зачем-то положил в специальный кейс.
— Кожа на вид точь-в-точь, как настоящая. — вслух подумал я.
— Это потому, барышня, что она действительно настоящая. Причем не просто настоящая, а конкретно ваша. — сказал хирург, а медсестра в этот момент подключила…да, пожалуй, это верное слово…палец к некоему устройству.
— В смысле моя? — не отрывая взора от пальца, спросил я, а мысли мои уже путались.
— Она была выращена искусственно из ваших живых клеток. — пояснил он.
Сначала ничего не происходило, а затем…затем палец начал шевелиться, производя все те движения, которые обычно производит мизинец.
— Жуть. — прокомментировал увиденное я. Этот мир не устает удивлять. — Неужто он, и правда, будет функционален?
— Настолько, что через некоторое время…не слишком значительное…вы сможете играть на фортепьяно. — сказал мужчина.
— Это было бы прекрасно, ведь я не умею играть на фортепьяно…а на баяне не смогу?
В помещении раздалось несколько смешков, а сестра тем временем принесла…да ту самую вафельницу она принесла, при помощи которой мне снимали мерки с руки…и поставила на специальный держатель, придвинув его затем к операционной зоне. После чего, внимательно вглядевшись своими кристально-голубыми глазами (никогда таких не видел…или линзы, или просто показалось) в мои, вновь утерла мне лоб.
Тем временем хирург, взяв мою кисть, уверенными движениями присобачил протез пальца к протезу сустава, хорошенько вдавив одно в другое (слава богу, что я ничего не чувствую!). После этого он внимательно осмотрел дело своих рук и, видимо, остался доволен результатом, а затем велел мне положить кисть в открытую уже «вафельницу». Что я и сделал. У «вафельницы» в этот раз была иная начинка. Странная субстанция тоже имелась (совсем немного), но главным теперь явно было специальное место для ладони и «направляющие» для пальцев (хирург помогла мне разместить их требуемым образом). Все это было очевидно сделано специально под мои размеры.