Я сел на травку, сейчас снова начнется треш, в этом я был уверен.
Что и случилось, спустя некоторое, не очень продолжительное, время. Прибежала моя тетка, ее мать, и сходу начала рвать мои волосы, давать пощечины и оскорблять.
Мне за сегодня вся эта хрень порядком надоела и я вцепился сам в ее волосы. Спустя несколько секунд, мы упали в пруд. Прибежали какие-то люди, разняли нас.
Чуть позже. Гостиная. Собралась толпа родственников.
— Сломан нос, — доложил семейный врач.
— У той, — он показал рукой на меня, — гематома на груди и след от сильного удара в область уха.
Мать Ольги, плакала и орала. Я ее не слушал.
— Кто начал драку? — спросил Дед.
Мне все эти люди — никто, так что и брать на себя чью-то вину не стану. Рукой показал на «младшенькую кузину».
— Она пришла проучить меня. Оскорбляла и била меня ногами. Мне пришлось защищаться.
— Врешь! — заорала ее мать. — Оленька добрая и милая девочка, она и мухи не обидит. А ты, сумасшедший ублюдок…
Не став выслушивать очередное оскорбление, перебил мамашу:
— Может она милая и добрая, но точно не со мной. Если я вру, как вы говорите, то как я, по-вашему, получила удар ногой в ухо и пинок в грудь, после того, как сломала ей нос? Очевидно же, что я вынуждена была защищаться от рассвирепевшей кузины! Дедушка! Почему меня в этом доме, унижают, оскорбляют и избивают? Для этого меня сюда привезли?
— Не надо было забирать из сумасшедшего дома эту гадину, — шипела мать Ольги.
— Так! — сказал Дед, — достаточно! Ольге, как зачинщице драки — семь дней в ее комнате, пусть сидит и думает, что сделала не так. Вместе с матерью! Как бы вам не нравился ваш родственник, бить его или ее, никому, кроме меня, не позволено. Еще раз устройте подобный цирк и так легко не отделаетесь!
Глава 8
Меня разбудил звон колокольчика, возвещающий о посетителе. Продрав глаза, взглянул на часы. 6.30 утра! У меня по позвоночнику пробежал электрический заряд. Кто может придти с утра, если я никого не жду?! Полиция, больше некому! Похоже, что это конец моей «веревочке», которая, итак вилась слишком долго. Обхватив голову руками, я посмотрел вниз. Девичьи ножки!
Тьфу, е-мое, я уже больше не работаю на «двух работах».
Встав с кровати, прямо так, в пижаме, потащился к двери.
— Кто там? — спросил я.
— Это Настя. Ваша бабушка прислала меня за вами, — был ответ.
Открыл дверь, впустив гостью внутрь.
— Зачем я понадобилась бабушке в такую рань?
— Сегодня воскресение. Все собираются на утреннюю службу. Марья Александровна распорядилась напомнить вам, если вы не помните про это. И проводить в Церковь.
— Ладно, сейчас соберусь, — сказал я, зевнув и почесав затылок, пошел чистить зубы.
Если я скажу, что не религиозен и не пойду никуда, чем это мне обернется? Лучше не проверять.
В Имении была своя собственная Церковь, в которой батюшка проводил службу или литургию, не знаю точно, как это называется, по воскресным дням и праздникам.
Хоть я и атеист, но красивая церковь, а в Имении была именно такая, на фоне парка радует глаз. Даже настроение улучшилось.
Еще ничего не началось, но все, похоже, уже собрались. Народу — яблоку негде упасть.
— Кайа, иди сюда, — позвал меня мужской голос.
Отец Кайи, со всем семейством, с мачехой, двумя моими старшими сестрами и младшим братом, стоял у стены.
Ни слова не говоря, встал рядом с ними.
— После службы, останешься на исповедь, — тихо сказал он.
— Разве правильно исповедоваться, не чувствуя раскаяния? — так же тихо спросил я.
Отец нахмурился.
— А ты, значит, его не чувствуешь?
Я пожал плечами.
— Ничего, из того, что произошло, я не помню. О произошедшем я узнала со слов других людей… Для меня это… как ужасная история, рассказанная на ночь. Вот по-этому, я и спрашиваю, будет ли правильно идти мне на исповедь?
После минутного молчания он ответил:
— Ты во всем будешь мне перечить, да?
— Вовсе нет, просто я нахожу исповедь без раскаяния — предосудительным делом, — а также без наличия у меня веры в Господа, но об этом я умолчал, — но если это ваше требование, уважаемый отец, то мне ничего не остается, как подчиниться. После службы я останусь на исповедь.
Отец Кайи просто кивнул и наш разговор закончился.
Началась служба, длившаяся около часа. Натуральная пытка. Душно, всю службу приходится стоять. И скучно, но последнее я легко могу пережить.
По окончанию этого действа, я устал так, будто разгружал ж\д вагоны.
После литургии Дед позвал меня на выход. Снаружи были отец Кайи, отец Ольги и сама Ольга, недовольно зыркавшая по сторонам. Мы с дедом подошли к ним.
— Оля, — сказал дед, — ты хотела что-то сказать.
Та подошла ко мне и опустив глаза, произнесла:
— Я наговорила тебе гадостей и побила тебя, прости меня, я очень сожалею о том, что случилось.
Это, само собой, были просто слова, которые необходимо было сказать, никакого сожаления она не испытывала, наоборот, ее антипатия ко мне, как не сложно догадаться, из-за сломанного носа только возросла. Ее отец и мать также смотрели на меня весьма недобрым взглядом.
Я, безо всякого выражения на лице, ответил:
— И ты меня прости. Мне очень жаль, что ты пострадала.
— Ну вот, — сказал дед, — это происшествие забыто, но устройте что-то подобное еще раз и… Семья должна быть крепкой и единой, не смотря ни на что. Это понятно?
— Да, — ответили мы с Ольгой хором.
— Кайа, тебя ждет батюшка, — напомнил мне отец.
До этого раза, мне в церкви доводилось бывать ровно два раза. Когда меня крестили и когда отпевали бабушку. Ни разу в своей жизни я не исповедовался, так что, это будет новый опыт для меня. Я понятия не имею, что должен буду говорить, не могу же я сказать батюшке, что извините, мол, у меня для вас плохие новости. Был я, стало быть, в загробном мире, но ни Господа, ни Рая не видел. Такие дела.
— Проходи, дитя, не тушуйся, — вернул меня из моих мыслей батюшка.
— Да, простите батюшка, задумалась.
— Не знаешь, что сказать? — с улыбкой сказал он.
— Да, вы правы, никогда не приходилось бывать на исповеди, — сказал я с виноватой улыбкой.
— Это не так, ты уже приходила.
— Может быть, — почесал я затылок, — видите ли в чем дело, батюшка, у меня некоторые проблемы с памятью, врачи называют это амнезией, так что, я не помню людей, с кем ранее была знакома.
Сказал это и развел руками.
— Я слышал о несчастье, что приключилось с тобой. Но ты не должна впадать в отчаяние из-за своей болезни. Это испытание, которое ты должна преодолеть, а Господь и я, по мере сил, поможем тебе в этом.
— Батюшка, а то, что я скажу — это останется между нами?
— Само собой, — ответил он, — тайна исповеди известна только двоим и Господу, конечно, если ты не собираешься кого-нибудь убить. В этом случае, я буду вынужден не дать тебе совершить грех.
— Нет батюшка, — ответил я, — убивать я никого не собираюсь. Дело все в том, что я не совсем по своей воле пришла исповедоваться. Мне не ловко это говорить, но… я не верю в Господа…
Батюшка улыбнулся.
— Дитя, если бы в храм Божий приходили только истово верующие, — сказал он, — боюсь, что посетителей у нас было бы очень немного.
— Вера, — продолжил он далее, — это не слова: «верю» или «не верю», а то, к чему человек должен придти сам. Через испытания, что посланы нам на этой земле. Это может занять много времени, возможно даже целую жизнь.
— Наверное вы правы, — ответил я, — есть еще кое-что… Как я уже говорила своему отцу, исповедоваться без раскаяния — это, с моей точки зрения, неправильно. А я не раскаиваюсь, потому что не совершала того ужасного поступка, ибо Кайа — до… того события и после — можно сказать разные люди, как бы странно это не прозвучало. Той «меня» больше нет, раз нет «той» моей памяти.
— Взрослые слова и разумное суждение. Ты права, исповедоваться стоит лишь тогда, когда ты осознаешь свой грех и искренне в нем раскаешься. Что же до того, кто ты есть — то со временем и с Божьей помощью, ты сможешь себя найти. Это будет непростой путь, но ты его пройдешь, я уверен.
Мы поговорили еще немного, батюшка сказал много ободрительных слов и отпустил меня восвояси. Впечатление произвел он на меня сугубо положительное, после разговора с ним, на душе стало явно легче.
Вернувшись к себе, позавтракал тем, что принесли с кухни, после чего принял душ и хотел было засесть за ноут.
И тут позвонил мой телефон, видеофон — по местному.
Звонила мачеха.
— Кайа, ты готова к поездке? — спросила она.
— А разве меня не наказали, за то, что случилось вчера?
— Нет, ты же не зачинщица драки. Собирайся скорее, через двадцать минут мы выезжаем.
— Хорошо, — ответил ей.
Перед самым отъездом меня нашла запыхавшаяся Настя, которая вручила мне конверт, со словами:
— Марья Александровна передала для Вас.
— Спасибо.
В конверте лежала карта, несколько иного дизайна, чем те, которыми я привык пользоваться, но понять ее назначение не составляло большого труда. Также, из конверта я вытряхнул записку, от бабули, с указанием суммы, и наказом потратить эту, с ее слов невеликую сумму, с умом. Честно говоря, не уверен, что сумма такая уж невеликая, особенно, если учесть, что живут эти люди не просто «на широкую ногу», но! С учетом того, что здешних цен я не знаю, будем считать, что так оно и есть.
Снова микроавтобус. Похоже, что это самый популярный вид автомобильного транспорта. Не тот, на котором возили меня, другой, запредельно роскошный. Если сравнивать с теми машинами, что производились в мире моей прошлой жизни, то единственным его конкурентом, по-моему, может быть только Rolls-Royce.
Ну да, само собой, у этих людей будет только лучшее, из того, что можно купить за деньги.
Ехали втроем, не считая машины сопровождения, с охраной. Я, мачеха Кайи и ее старшая дочь, Наталья, девица 17 лет отроду, которая всю дорогу делала изо всех сил вид, будто никакой Кайи в авто нет.