Более того, сам окружающий мир дышал иным ритмом. Воздух был насыщен странными вибрациями — гудением машин, мерцанием электричества, — но фоновая магическая энергия, та самая, что была основой его прежнего мира, здесь была исчезающе мала, почти призрачна.
Его главными задачами теперь были: выжить в этом хрупком теле, восстановить его функциональность и досконально изучить законы этого нового, странного мира, лишённого очевидной магии.
Дни в больнице сливались в череду процедур, визитов Марии и мучительных попыток заново овладеть телом. Через несколько дней, под бдительным присмотром медсестры и матери, Кайдору разрешили осторожно сесть на край кровати.
Мир поплыл перед глазами, сердце забилось как птица в клетке, слабость подкосила бы его, если бы не крепкие руки, поддерживающие под локти. Каждое движение было испытанием. Поднять руку. Повернуть голову. Пошевелить пальцами ног.
Он чувствовал себя младенцем, заново открывающим возможности собственной плоти, только без врождённой интуиции. Его могущественный разум, хранящий тайны мироздания, был заперт в этой немощной оболочке.
— Надо начинать с самого начала. Как с чистого листа. Только лист этот… повреждён.
Первая попытка встать была крахом. Головокружение обрушилось чёрной пеленой, ноги, казалось, были сделаны из ваты и совершенно отказывались принимать вес. Он едва не рухнул, если бы не мгновенная реакция физиотерапевта — крепкого мужчины с добрыми, но очень внимательными глазами.
— Ничего, Алексей, ничего, — успокаивал он, усаживая Кайдора обратно на кровать. — Это нормально. Мышцы отвыкли. Вестибулярный аппарат перестраивается. Мы будем действовать поэтапно. Сначала научимся уверенно сидеть. Потом — стоять с опорой. Шаг за шагом.
Физиотерапевт стал его новым, самым важным наставником. Он объяснял, показывал, поддерживал, подбадривал. Простые упражнения для суставов: сгибание-разгибание рук и ног, вращение стопами и кистями. Потом — напряжение мышц без движения, изометрика.
Кайдор, привыкший к изнурительным тренировкам воли и энергии под руководством Фалькора, теперь с тем же фанатичным упорством выполнял эти элементарные, но жизненно важные движения. Каждое микроскопическое улучшение — чуть дольше удержал ногу на весу, чуть увереннее сжал резиновый мячик — было маленькой победой.
Мария неотлучно была рядом во время занятий, её глаза светились гордостью и надеждой.
Наконец наступил день, когда физиотерапевт принёс ходунки — лёгкую металлическую конструкцию с поручнями.
— Попробуем? — спросил он, и в его голосе звучала уверенность.
Кайдор кивнул, собрав всю свою волю. Медсестра и терапевт помогли ему встать. Мир снова закачался, но не так сильно. Он ухватился за поручни ходунков, чувствуя холод металла под ладонями. Сделал первый шаг. Ноги дрожали, как тростинки на ветру, но выдержали. Ещё шаг. Потом ещё.
Это было не хождение — это было медленное, мучительное перетаскивание своего тела по полу. Пот заливал лоб, дыхание стало прерывистым. Но он шёл. Через всю длину палаты и обратно.
Это был его личный подвиг, его первое сражение и первая победа в этом новом мире.
Мария плакала, не скрывая слёз, но это были слёзы счастья.
Недели упорного труда принесли плоды. Прогулки с ходунками по палате сменились более длинными «походами» по коридору под присмотром медсестры. Потом он начал пробовать делать шаги, держась лишь за руку Марии.
Дрожь в ногах уменьшалась, уверенность росла. Однажды он прошёл весь коридор от палаты до поста медсестёр и обратно, опираясь только на трость. Это был огромный шаг, символический мост от беспомощности к относительной самостоятельности.
Он заново учился чувствовать баланс, распределять вес, слушать сигналы своего нового, хрупкого тела.
И вот настал долгожданный день выписки. После тщательного заключительного осмотра и напутствий врачей Кайдор, одетый в простые, чуть мешковатые вещи, принесённые Марией, стоял у больничных дверей. Он держался за трость, но стоял на своих ногах.
Солнечный свет, непривычно яркий после больничных полутонов, ударил в глаза. Мария сияла, её лицо, несмотря на следы усталости, выражало безмерное облегчение и гордость. Она обняла его осторожно, как драгоценность.
— Домой, сынок, — прошептала она. — Мы едем домой.
Дорога домой стала оглушающим погружением в новый мир.
Сначала — «такси». Металлическая карета без лошадей, с гудящим сердцем внутри, пахнущая пластиком и чужими запахами. Она тронулась с места, и Кайдор вжался в сиденье, инстинктивно цепляясь за ручку двери — ощущение движения без видимого источника силы было непривычным и немного пугающим.
Затем открылся город. Настоящий, живой, а не картинка из окна палаты. Он обрушился на Кайдор всеми своими красками, звуками, масштабами.
Гигантские здания — каменные и стеклянные великаны — вздымались к небу, отражая солнце и друг друга в своих бесчисленных окнах-глазницах. Небоскрёбы, о которых он читал в древних фолиантах как о теоретической возможности, здесь были реальностью, подавляющей своей громадой.
Толпы людей — река живых существ в странной, функциональной одежде — текли по тротуарам, переполняли переходы, спешили куда-то с сосредоточенными лицами. Никакого размеренного течения времени, как в его родном городке у кромки леса. Здесь всё било ключом, кипело, грохотало.
Машины. Их было несметное количество. Они мчались, ревели, сигналили, стояли в бесконечных вереницах, извергая облака странного, едкого запаха — «выхлопные газы», как мысленно подсказало знание Алексея.
Светофоры мигали своими цветными очами, регулируя этот безумный поток металла и людей. Яркие вывески — «магазины», «кафе», «рестораны» — сверкали неоном и движущимися картинками, крича названиями и скидками. Реклама. Повсюду. На экранах, на стенах, на самих машинах.
Мир информации, навязчивой и агрессивной.
Воздух вибрировал от гула моторов, громкой музыки, доносящейся из открытых окон, разговоров, криков уличных торговцев. Он был густым, насыщенным запахами: бензина, горячего асфальта, жареной еды из уличных ларьков, чужих духов, городской пыли.
Ничего общего с запахом хвойного леса, влажной земли после дождя или древних фолиантов. Это был запах цивилизации, построенной не на магии, а на иной, непонятной ему пока силе — технологии.
И этот бурлящий, невероятно сложный, пугающий и завораживающий одновременно мегаполис был теперь его новым домом.
Алексей Петров. Бывший Архимаг Кайдор. Начало новой, непредсказуемой главы.
Глава 8: Искусство Быть Обычным
Квартал встретил их серой симфонией типовых зданий. Такси резко остановилось у подъезда одного из девятиэтажных монолитов, неотличимого от своих соседей ни трещиной в штукатурке, ни оттенком выцветшей краски на балконах. Подъезд пахло пылью, влажной уборкой и чем-то металлическим. Лифт, гудя и скрипя, доставил их на нужный этаж. Мария, чуть запыхавшись от волнения, открыла дверь ключом с потёртой биркой.
— Вот и дома, Лёшенька, — выдохнула она, пропуская его вперёд.
Кайдор переступил порог двухкомнатной квартиры. Воздух внутри был другим — тёплым, домашним, с едва уловимыми нотами старой мебели, варёной картошки и чего-то уютно-затхлого. Тесноватый коридор вёл в небольшую гостиную, совмещённую с кухней, и две другие двери. Всё было скромно, чисто, обжито. Совершенно чуждое величию каменных залов или лесной хижины. Мария, внимательно следя за его реакцией, осторожно повела его по квартире.
— Это гостиная… кухня тут… А вот твоя комната, сынок, — она открыла дверь.
Комната была небольшой. Узкая кровать у стены, стол у окна, заваленный какими-то бумагами и электронным устройством с экраном («компьютер», прошелестело в памяти), шкаф. На стене — постеры с изображением незнакомых существ и машин. Всё говорило о подростке, чья жизнь оборвалась резко и трагично. Мария терпеливо показывала, объясняла, где что лежит, как включается свет в ванной, как работает плита. Она была полна нежности и осторожности, принимая его растерянность и молчаливость за проявления диагностированной частичной амнезии. Ни единой тени подозрения в её глазах — только материнская забота и надежда, что память вернётся.
— Если что-то забудешь, не стесняйся, спрашивай, ладно? — просила она, поправляя подушку на его кровати. — Всё наладится.
Вечером Мария накрыла стол на двоих в гостиной-кухне. Запахи были аппетитными — мясо, тушёные овощи, свежий хлеб. Кайдор, теперь Алексей, сидел напротив неё, механически перебирая вилкой еду, которая действительно оказалась вкусной, даже изысканной в своей простоте. Мария говорила. О неделях в больнице, о страхах, о коллегах, которые помогали, о бабушке, которая звонила каждый день. Её слова лились рекой, полной жизни, тревог, бытовых подробностей этого нового мира. Алексей в основном слушал, изредка вставляя короткие «да», «понятно», «спасибо».
Внутри него бушевал конфликт. Ментально он был старше этой женщины на века, носитель титула Архимага. Физически же — её сын, хрупкий, выздоравливающий юноша, от которого она ждала сыновней… чего? Привязанности? Благодарности? Неловкость, давно забытое, почти архаичное чувство, сковывало его каждый раз, когда её взгляд ловил его, полный ожидания и безусловной любви. Он не мог дать ей того, чего она ждала. Но и отвергнуть эту заботу, увидев, как её руки дрожали, когда она наливала ему компот, он тоже не мог.
Перед сном, когда Мария ушла в свою комнату, Кайдор вновь прошёлся по квартире. Не спеша, изучающе. Его взгляд, привыкший видеть энергетические потоки и скрытые сущности, теперь выискивал детали быта, устройство розеток, рисунок обоев. Он остановился у книжного шкафа в гостиной. Полки были заставлены ровными рядами книг. Разными. И хотя мир вокруг был чужд, базовые навыки — чтение, письмо, речь, обрывки знаний этого тела — сохранились. Вид книг, их корешки, обещающие истории и знания, вызвал в нём волну чистого, почти детского облегчения и радости. Островок знакомого в океане неизвестности.