Нет. Плевать на то, что думают другие. Начнем с того, чего хочу я.
Итак. Я, Кайл Соллей — хочу построить город!
Кто такой есть, чтобы такого хотеть? Создан искусственно — воином. Без имени и рода. Отпущен на свободу. Как сеньоры отпускают слуг или хозяева — рабов. Принят в род Соллей, получил имя. Да, чужое. Имею наглость забрать его себе. Моё имя. Моё! Я — Кайл Соллей, снова воин. Но хотел ли я быть солдатом?
Рядом, в Пиренеях или как их южане называют — Иберии, либо странноватым словечком «Испания», идет война. Если война это моё, чего сложного пойти туда? Где найти славу или смерть. Ну, скорее всего славу и кровь рекой. Как понять, хочу ли я быть воином и уйти на войну? Хрен его знает, наверное, это понятие, ощущение — и есть свобода. Я откровенно не хотел на войну. Да, отличный воин, создан таковым, наверное, лучший на этой планете, но — ведь это не было моим осознанным выбором. Никто никогда не спрашивал меня, хочу ли я крушить врагов Зевенн и стать в итоге горсткой пепла в космическом пространстве. Нет. Это решили за меня. Я честно выполнял свое предназначение. Сожри меня Вельзевул, с блеском исполнил воинский долг. Тот крейсер, как там назывался? Ванне Бахтал, кажется. Или в одно слово? Не помню точно. Победили? Да? Да! Здоровенный был. Надо будет гору какую или озерцо в честь этого крейсера назвать. Но кто решил, что в этом мире я захочу стать воином?
Да, я могу прийти в королевский дворец. Любого королевства. Прийти в покои короля. Проорать что он самозванец и узурпатор. Что, кстати, тоже греческое слово. Убить его, отсечь голову и подняться на трон. Буквально, капая кровью предшественника. И любого, кто попробует возразить, тоже убить. А тем, кому надоест умирать от моего меча, останется признать меня законным королем. Потомком древнего рода. И местный кардинал или жрец коронует меня. И народ прокричит «ура». Потому что народ любит победителей. Жениться на дочке убитого мной же короля, которая нарожает августейших наследников. И недовольные придворные, стерев с подолов кровь и убрав трупы — забудут свои обиды и станут во всю глотку орать, что я лучший король и во все времена любимый, когда я модернизирую армию, улучшу металлургию, одену в свежий доспех наилучшим образом вооруженное войско и пойду в его главе рубить в фарш врагов и раздавать трофеи. Вкусив вместе со мной чужой кровь, любой народ и знать восславят меня. А моя способность переносить раны немедленно будет объявлена божественной. И я могу захватить весь мир, и все народы принять под свою железную руку.
Прекратить распри, построить дороги, принять законы, казнить разбойников и смутьянов, развить науки и искусства, ремесла, накормить голодных, населить пустоши, победить болезни, перемешать народы как это делали древние и уже через поколение меня станут считать живым богом. И редкие войны будут случаться только в подавление мятежей и станут неизменно победными. Император Кайл I. Властелин мира. Владыка.
Фу! В этих мыслях нет никакого смысла. Да, могу стать властелином местного мира. Только на кой оно хрен мне надо? Хочу ли я этого? Что говорит по этому поводу моя свобода?
Нет. Я не хочу на престол. Не хочу завоевывать мир. Не хочу в Пиренеи воевать против мавров или за них. Дались они мне все.
Вот город построить — это хочу. Прямо чувствую, как это странное желание разгорается все жарче. Мысли, до этого ленивыми барашками пасшиеся в недрах мозга, выстроились в боевые порядки и понеслись на околосветовых скоростях.
Есть — место и люди. Нет — знаний, разрешения отца (вообще-то это его земля, а не моя), строительных материалов, тяглового скота, инструментов, денег и вообще, чего там ещё надо для создания поселения. Нет даже понятия, что понадобится. Теперь надо собрать то, что есть, добыть недостающее. И архитектор занимает в этой истории центральное место.
Прекрасное начало. И да. Название Соллейгард — никуда не годится.
Сегодня не усну. Завтра пойду к Никосию. Вечером вернусь в дом с елкой, отловлю трех нордов. Расспрошу их, дам понять, что решил их проблему, пусть ждут на месте. Ждал же вулкан четыре года, потерпит ещё пару дней. Про корабль надо спросить. Как-то же они плавают, неужели каждый раз в пассажиры просятся? А в свой Кубб как вернуться? И как своё переселение народов собрались организовывать, если кораблей нет?
Мыслей куча. Давай по порядку. Начнем с отца. Никому пока не скажу, пока всё не обдумаю.
Чтобы понять, как выполнить задуманное, надо прокрутить его в голове по шагам от начала и до конца. В некоторые моменты кажется, что идея полная чушь. В другие, что не хватает определенного предмета, условий или человека.
Мне нужно согласие отца, согласие нордов, и живой, здоровый, свободный архитектор. На которого имеет зуб сама святая инквизиция. И ещё, он заперт в башне Карла. Чертов архитектор — вне закона. Ну, зато его будет нетрудно уговорить, ведь его выбор невелик. Пойти за мной на север или с инквизицией на юг.
С отцом все непросто. Будь он рядом, я бы попробовал его убедить. Связи в примитивном мире Европы или как там они всё это называют — нет. Только гонцы, то есть надо послать целого живого человека с запиской, письмом. Без гарантий что доедет и без обратной связи. Хотя, возможно, будет ответное письмо. Тоже, если доедет.
Проще всего таким гонцом быть самому. Но Айон Соллей определенно просит торчать в Ла-Тест и не соваться в Норбонн. Может, я своей недипломатичной мордой всё испорчу.
Снорре тоже не хотелось слать, как и доверять послание постороннему лицу. Другой вариант — животные, вернее птицы. Голуби летали с крошечными записочками на огромные расстояния. Пользовались этим способом только короли, герцоги и зажиточные монастыри. Для этого голубь, не любой породы, а весьма ценной, на повозке вывозился из родного дома и временно поселялся у короля. Когда монарху вздумается написать своему коллеге, берется соответствующий голубь, уменьшенное послание заливается воском, приматывается к лапе и птицу просто отпускают. Та, с криками — как вы надоели, полечу я домой, неизвестным греческой науке способом, без геопозиционирования и навигации находит дорогу обратно, где её кормят, отматывают от лапы послание и передают другому монарху. Словом — система связи непростая. И дорогая.
Спрошу, конечно, у Бюжей, нет ли у них голубя из Норбонна, но сильном в этом сомневаюсь.
Скорее всего, согласие отца против всякого здравого смысла придется оставить на потом. Поставить его перед фактом. Это делает мой план — сразу несовершенным.
Я в состоянии выстоять подряд десять смертельных поединков на клинках без единого пореза. Могу взять на плечи лошадь и пробежать без остановки пару лье. Но толку от силы и ловкости никакой, в большинстве жизненных вопросов они не помощники.
Когда днем, не выспавшийся и с роем мыслей, вернулся в Ла-Тесте, принялся за нордов. Для начала переселил их в дом с ёлкой. Закрыв глаза на собственное удобство, зато можно общаться без лишних ушей. Бюжи, например, всё про них знали и не встречаясь с ними. Не то, чтобы я опасался кого-то конкретного, но… Секретность не помешает.
Гильом в тот же день заехал, посетовал, что матушка сослала его по семейным делам к родственникам, не то на чьи-то похороны и оформление наследства, не то на свадьбу и мордобой. Всё же Бюжи вели активную светскую жизнь. Гильом сделал попытку прегласить составить ему компанию. Само-собой под предлогом исполнения поручения отца — отказался.
Тем временем норды с радостью согласились на переезд, тем более Снорре как хлебосольный хозяин сколотил для них три койки, купил одеяла и вообще озаботился их бытом. Валент тоже вздохнул с облегчением. Три разбойные рожи почти не платили за постой, ели самую дешевую простую пищу, а постояльцев распугивали. По вечерам я всё равно стал таскать четырех нордов на море, на пляж. Они — покорно шли.
— Ну конечно, это не похоже на наше море, как юная девственница не похожа на сморщенную задницу старого коня. Здесь красиво. Я не потому говорю, что мы пытались зажить в стране Бюжей. Но посмотрите, солнышко светит, под вечер не такое противное. Море зеленоватое, а не чёрное как смерть от чумы. Ветерок теплый, волны выбрасывают водоросли, а не дохлую замерзшую рыбу и бледный окоченелый труп раба-трэля. Конечно, тут гор нет. Голо всё, глазу не за что зацепиться. И песок этот, забивается во все щели. Морда за день обгорела. Нос облупился. Снова. Жрать опять-таки хочется.
— Хорошо, Тур. Сходите, пожалуйста, в порт к торговцу рыбой, вместе со Снорре. Рыбак нас заприметил, знает, что хоть и вечер, продаст нам по большой порции. Только не торгуйтесь за каждый медный денье. И вина ещё купите. Сразу две.
— Три, — вставил своё слово Йон. Он был молчун, становился разговорчив только когда выпьет, что уже произошло.
Мы расположились на пляже, норды ещё позавчера притащили три выброшенных на берег дерева без корней и веток, сложили их треугольником, чтоб с удобствами сидеть. Теперь разводили костер из собранных по берегу веток и обломков. Костер упрямился, но и северяне были упорны. Хотя откровенно не понимали, что мы делаем на море вместо того, чтобы с комфортом бухать в душной тесной кухне, принимали моё странное желание, как данность.
Проводив взглядом Тура и Снорре, Магнус негромко спросил.
— Так что же вы от нас хотите?
— Ну, про место уже рассказал. Мертвый город, но полно камней и кирпича. Крепостная стена. Бухта тихая. Два ручья. Рядом холм, лесочек, в остальной земле тоже полно строительного леса. Пашни там мало, но это по нашим меркам. Раз уж вы на своих мерзлых камнях уживаетесь, там вам понравится. И солнце у нас не такое злое.
— Ещё раз спасибо, Кайл. Мы все готовы встать за это перед вами на колени, хотя нордманны народ гордый. Это как говорится? Возвышает душу. У нас появилась надежда. Но теперь, когда вы согласны принять нас, чего же мы ждем?
— Погодите. Начнем с того, что вы повезете с собой в земли Соллей человека.