Рядом осторожно, чтобы не наброситься на пищу, разбухшими от побоев губами, ел Снорре.
Мы были в «людской столовой зале» и я понимал, что баронская семья питается совершенно отдельно, на втором этаже донжона, при открытых на реку окнах, из медной посуды и при определенном церемониале. Но — хотелось жрать.
Кухарка Кларен налила нам холодного кислого вина в глиняные кружки. Я пил немного, действие местного пьянящего вещества было мне пока не знакомо, а норд налегал вовсю.
Мы оба молчали и, наверное, представляли странное зрелище, особенно с учетом моего разбойного плаща на голое тело. Оливер привел нас сюда, распорядился накормить, прогнал зевак и не остался сам, так что кроме кухарки с уставшими глазами, нам составлял компанию только бардак по углам и жирный паук в полутьме потолка.
Пока ели, мысленно провел аналогию с флотом. Вероятно, я — офицер. Отец старше меня по званию. Так. Оливер по всему видать — младше, допустим мастер-старшина. Вон он как всех гоняет. Хотя в замке бардак, его слушаются, а он слушается меня, хоть и старше по возрасту. Жители замка рядовые, или около того, потому что они не совсем гражданское население. Ну, может кроме кухарки и старых слуг. А замок выходит вроде военной части? Да ну, бред. Не может звание присваиваться при рождении и вообще плясать по наследству, а военная часть быть одновременно жилым домом. Фу. Кажется, на меня действует алкоголь.
Я встал и громогласно поблагодарил Кларен. Она вздрогнула, посмотрела испуганно, встала со стула, на котором сидела, сложив в кучку свои натруженные морщинистые руки и зачем-то поклонилась мне в пояс.
Смущенный, я поблагодарил ещё раз и стал вытаскивать из-за стола слегка нетрезвого Снорре.
Людская столовая зала выходила прямо на нижний двор. Оттуда мы направились к воротам, тем более что они были приветливо распахнуты. Норд не понимал, куда мы идем и был недоволен прекращением трапезы.
— Хватит жрать! С голодухи нельзя сильно налегать, продрищешься, — поучал я его совершенно небаронскими выражениями, потом напрягся, чтобы вспомнить, как зовут мужика на выходе из замка, который вместо караула ремонтировал какую-то телегу. Или делал вид, потому что заметил меня.
— Здравствуй, Клоде. Оторвись, будь любезен, от работы и найди кого-то, кто организует мне и Снорре одежду поприличнее, а мы пока немного прогуляемся.
Воин вздрогнул, когда я поздоровался с ним, но с достоинством выслушал и учтиво поклонился. Когда же мимо него проходил Снорре, заулыбался, хлопнул его по плечу и поприветствовал.
— Добро пожаловать в отряд эспье барона Соллей, Снорри — Висельник.
Снорре не ответил, но когда мы вышли за ворота на земляной вал, служивший дорогой, пробурчал себе под нос:
— А этот хер помогал правильно скручивать висельную петлю, на которой меня потом вздернули. А теперь вишь, приветствует меня. И кличку уже придумали, попёрдыши. Пёсья кровь.
Я усмехнулся и повел его к месту, которое знал только по памяти.
Аборигены не уважают гигиену или вовсе не знают о её существовании. Моются редко. Там, в начале вала, рассекающего мелководье, была тихая чистая заводь, речной песок, крошечный пляж и несколько крупных плоских камней, где иногда купались замковые мальчишки. Плескался в своем детстве и маленький Кайл. Надо теперь и нам смыть грязь, тем более что одного недавно вешали, а другой последний раз мылся в другой части галактики. Заодно протрезвеем.
Моя идея Снорре не понравилась, он посмотрел на воду как старая дева на дохлую крысу, горестно вздохнул, но вслед за мной скинул свои лохмотья и недовольно полез в воду. Зато в отличие от меня, похоже, умел плавать как рыба. Надо запомнить, чтобы и меня научил.
Искупавшись, я по примеру Снорре потерся песком. Смыл. Страшно подумать, что этот минеральный скраб — единственное средство для чистоты кожи. Надеюсь, хоть что-то ещё найдется. Потом мы лежали на песке и грелись под полуденным солнцем.
Пока я молча размышлял о необходимости питания, сна и гигиены, молчавший как пень Снорре заговорил.
— Почему вы меня не расспрашиваете?
— О чем?
— Ну, там, кто я, откуда, всё такое.
— Захочешь, сам расскажешь, — отмахнулся я.
Норманн засопел.
— Я из Бурнёфа. Это на юге. Мой отец норд, а мать родом из фламандцев. Батя бросил нас и сбежал в морские разбойники. Мечтаю найти его. Поэтому тут, где полно северян.
— И прочего сброда, — закончил я за него. — Только пираты в последний раз наведывались на эти берега задолго до моего рождения.
— Все равно я норд, северянин и здесь их много.
Я перевернулся на живот и поглядел на него. Полуголого, со следами побоев, худого и жалкого и, тем не менее, с какой-то идеей в грязной башке.
— Что такое свобода, норд?
Он промолчал.
— Вот ты поглядываешь на заросли камыша за валом. Небось, хочешь сбежать. Это для тебя свобода? Полусырая сожранная коза? А я тебя не держу. Дело даже не в клятве, хотя мне показалось, что ты был искренен.
Снорре молча скривился, вроде бы с чем-то соглашаясь.
— Вот что. Не надо быть звездочётом, чтобы понять, куда что движется. Допустим, ты сбежишь, я за тобой даже не погонюсь. И люд мой не погонится, я совру что послал тебя за какой-нибудь потребностью. И вот. Ты будешь дальше бродить и рано или поздно тебя повесят за кражи. Или руку отрубят. А кому ты нужен без руки? Или хуже. Не силен в морских разбойниках, но даже если на нашем берегу набредешь на таких, с чего ты взял что они тебя возьмут в команду, а не в рабы и не продадут за два мешка сушеной рыбы? Чего молчишь, нос повесил?
Кажется, он всхлипнул.
— Больше скажу, Снорре — Искатель. На свою жопу приключений искатель. Ты никому на всем белом свете не нужен.
Вот я урод. Он уже рыдал. Я взял его за лицо и повернул к себе. Кажется, наставник из меня не очень.
— Не ной. Я тоже нахрен никому не нужен. Правда меня и не вешают. Ну, смотри. Только успокойся, ладно. Смотри. Что случится с тобой там, за камышами, понятно. Но и здесь я тебе спокойной жизни не обещаю. Тут убийцы бродят и всё такое. Скорее всего, ты при любом выборе помрёшь молодым. Но со мной будешь при деле, сытый и с оружием в руках. Я слышал, для нордов это важно.
Постепенно он успокоился. И вроде решил для себя, что останется со мной. Знать бы, что я сам буду делать.
Одежду прямо на пляж нам принес Оливер. Возникало ощущение, что если в замке что-то делалось, то только им или под его руководством.
Оливер Рэд. Выше остальных слуг, необыкновенно крепкий, с сильными руками, слегка пополневший от возраста, с широкими щеками, украшенными старыми и не очень шрамами, один из которых, двойной, начинался сразу возле широкого рта. Полные губы недовольно поджаты, глубоко посаженные голубые глаза злы и смотрят остро и недовольно. Так смотрят, пожалуй, только черные глаза или те, у кого сама душа черней сажи. Его кожа с годами задубела, стала темной, черные волосы перемешаны сединой. Оливер был старым отцовским солдатом, который вырос, повзрослел и постарел вместе с отцом и под его командованием, в детстве его спутник — саттель, вместе в молодости они ходили в военные походы и не раз спасали друг другу жизнь.
Принято стыдиться своей наготы, но я ещё стеснительностью не оброс. По возрасту я был ему как сын, которого у него не было, и мою голую задницу он, вероятно, видел ещё с детских засранных пеленок, так что, не стесняясь его и даже скорее под строгим взглядом, оделся и подпоясался.
В это же время он облачил Снорре в чистую, с чужого плеча одежду, недовольно крякнул, что она оказалась мала, и выдал ему какой-то ржавый топор.
— Так. Благодари за оружие. Это традиция. Не криви морду. Сам поточишь, и помажешь маслом. Вот тебе ремень. Запомни — ты сателлит, саттель, телохранитель господина Кайла. Если он погибнет, мы с тебя шкуру спустим и будем горячей морской водой поливать в процессе. Так что лучше сразу гибни вместе с ним. Даже если он случайно пьяный с лошади упадет, ты уже должен его ловить и на соломку класть. Твоя задача защищать его ценой своей никчемной дерьмовой жизни. За это тебе положена койка, попозже покажу, жрачка, кров и оружие. Для начала этот старенький топор. Не криви морду, я сказал. Зато он всамделишный нордский. Вам, господин Кайл, меч в ножнах из запасов, взамен утерянного. Надобно будет отковать или купить новый. Без меча не положено.
Возникло большое желание спросить Оливера, чем нам дальше заняться, но я сдержался. Только осведомился о том, где отец.
— Барон отбыл верхом с запасной лошадью и эспье Жаком. Куда — не сказал. Должен уже вернуться. Велел держать ухо востро.
Мы со Снорре брели по слабой петляющей тропе вверх, на холм. Люди сюда явно не ходят, просто незачем, тропинка проложена какими-нибудь лисицами.
Норд шел безмолвно и безропотно, чуть задыхаясь. Меня беспокоило его здоровье. Молодой парень, ровесник, а пыхтит.
Поднявшись наверх, я не обнаружил вытоптанной поляны, нет камня или пня, чтобы присесть, так что пришлось увалиться прямо на траву.
Солнце было почти в зените и немилосердно жгло, зато легкомысленный западный ветер наоборот — бодрил. Снорре, уяснив для себя, что дальше мы пока не идем, извлек свежеприобретенный топор и принялся его придирчиво разглядывать, а потом и вовсе махать, по одной ему ведомой методике, отчего выглядел ещё более по-идиотски.
Как абсолютная копия живого существа я испытывал точно такие же эмоции, как и прежний Кайл и примерно мог знать, что имеют ввиду и чувствуют другие. Но никогда не был уверен в этом до конца.
Начал с осмотра замка. Холм примерно в трех тысячах шагов. Местная единица измерения лье — считалась десятью тысячами коротких шагов, так что крепость-дом, считай, близко и видна как на ладони.
Основание замка напоминало гигантский кривой след от местного сапога, повернутый своим носком под небольшим уклоном к берегу, от которого из грязи и камней отсыпан узкий вал — дорога. Идея проста, как топор моего Снорре — враг может подойти к замку только по валу, пока в него будут лететь стрелы, камни и площадная брань. По-другому ни пройти, ни проплыть, если, конечно, реку не скует льдом. А со льдом тут что-то не так, он тонкий зимой или тает. Местные верят, что это тут древнее колдовство, подземные кузни каких-то там карликов-двергов. Короче, на дне слабенькие теплые ключи. Этим островок и привлек создателей первой крепости.