Искусные певцы услаждали слух участников изысканными и мелодичными молитвами, обращенными к властелину Вселенной.
На пятый день с неба посыпались благоухающие лепестки цветов париджата, которые произрастают на райских планетах. Все затопило сладким, чарующим ароматом. Это означало, что жертвоприношение проходит успешно.
Вришни, оставив все свои привычные дела, благоговейно наблюдал за тем, как курятся сотни благовонных палочек, расставленных по периметру арены жертвоприношения, как огонь то и дело разгорается все сильнее и как меняется цвет его пламени. А возле него крутилась маленькая любопытная девочка, которой, казалось, хотелось везде успеть, но при этом стоять важно с отцом и видеть происходящее так же, как видит он. Ей было лет десять. Тонкая и ладная, она старалась услужить и покорно ждала разрешения от отца, глядя на него большими темными глазами, в которых светилось что-то глубокое, привлекающее взгляд. Эти глаза Митра Муни хорошо запомнил. По взгляду он мог многое определить и видел, что эта девочка не была простой душой.
Но жертвоприношение подходило к концу, близились самые ответственные мероприятия – заклание жертвенного коня. Ему следовало прочитать мантру так чисто и четко, чтобы после смерти душа животного получила новое человеческое тело, перепрыгнув через множество видов жизни в безразличном колесе Сансары. Так он должен был дать шанс живому существу и доказать собственную компетентность. Поэтому, сосредоточившись на цели, Митра Муни перестал обращать внимание на девочку, которая внимательно следила за всеми его действиями.
И вот теперь, через восемь лет, он сидит перед Вришни и слушает от него невероятное предложение – жениться на его юной дочери и зачать в ее лоне достойного ребенка.
– Она говорит, что всегда думала только о Вас и никогда не забывала. Сейчас пришло время выбирать ей мужа, тянуть с этим я больше не могу, а она говорит, что выйдет замуж только за Вас, – почтительно говорил Вришни, смотря на мудреца глазами, в которых смешивалось смирение и боязнь словом или делом нанести оскорбление.
Видя это, Митра Муни задумался.
– Дорогой Вришни, – наконец заговорил он, – Малини – хорошая девушка, я действительно так думаю, хотя и вижу ее второй раз в жизни. Но есть одно препятствие для нашего брака. Я привык к аскетичной жизни в лесной хижине, и моя жена Читравирья с рождения была взращена в подобной обстановке, но Малини, напротив, привыкла к роскоши. Думаю, она просто не понимает, на что идет, и преступно будет обрекать ее на простую жизнь, полную лишений. Если человек не готов к чему-то, то желанный нектар способен превратиться в жгучий яд и уничтожить все хорошее в его судьбе. Поэтому прошу, успокой ее ласковыми речами и объясни, что жизнь брахмана в лесу – это ежедневные опасности, простой быт, лишенный комфорта, и беспрерывное служение, от которого нельзя отвлекаться. Я думаю, она и сама вскоре поймет, что это не для нее.
Но Вришни опустил голову и печально закачал ей из стороны в сторону:
– Если бы Вы знали, сколь упрямо это юное сердечко! Все это я уже объяснял ей и не раз, но она не желает слушать. Говорит, что это не препятствия для любви, а наоборот, радость. Признаюсь, мне нелегко это понять и принять…
Прошу, Митра Муни, может быть, Вы можете придумать какое-то трудновыполнимое условие, чтобы она отреклась от этой идеи?
Вришни сложил ладони и почтительно склонил голову перед мудрецом. Тогда мудрец ответил:
– Хорошо, скажите ей, что она должна будет пойти в лес и неделю провести на берегу реки Ямуны без воды и еды. Три раза в день она должна будет подносить реке ее же воду. Затем пусть возвращается в свой дом и смиренно ждет моего ответа.
Никогда бы Вришни не озвучил Малини условие мудреца, если бы верил в ее решимость следовать ему. Ему казалось совершенно невозможным провести целую неделю без пищи и воды, одному, на опасном лесном берегу священной реки. Но она была полна решимости и сделала все, как сказал мудрец.
Свадебный обряд по его желанию был простым, и после они остались на несколько дней в ее доме. Когда они впервые оказались наедине в роскошно украшенной комнате Малини, она присела на кровать и заговорила. В ее мелодичном голосе звенело волнение:
– Дорогой Митра Муни, я должна признаться, что давно наблюдала за тобой из окна своей комнаты. Я пришла к выводу, что ты единственный, за кого я хочу выйти замуж. Пожалуйста, прими меня как свою служанку и позволь подарить тебе благочестивых детей.
Когда она говорила это так просто и немножко стыдливо, опьяняющая страсть зашла в сердце мудреца и он пожелал немедля соединиться с прекрасной девушкой. Когда она увидела, что его одежда ниже пояса сильно поднялась, то распустила волосы, освободилась от одежды и легла на мягкую постель. Колокольчики на ее ногах и руках призывно звенели. Глядя на сияющее обнаженное тело молодой жены, он задрожал от возбуждения, но заставил себя помнить о главной цели их соития. Сладостные волны желания захлестывали его тело, но мудрец заставил ум сосредоточиться на том, чтобы призвать достойную душу, и сдерживался, пока не почувствовал, что у Малини внутри все дрожит от накатывающих волн оргазма, и тогда со стоном испустил в нее свое семя.
Он, как обычно, поднялся задолго до рассвета и посмотрел на Малини. Она тоже не спала и смотрела на него глубоким, светящимся взглядом. Ему показалось, что он всегда любил эту девушку, что они знакомы уже множество рождений. Ее взгляд говорил о том же.
Читравирья приняла Малини по всем правилам, нежно улыбнулась и назвала сестрой, но сердце ее испытало жгучую боль – словно его раскаленным кинжалом пронзили.
Девушка была обворожительна, и, хотя Митра Муни внешне относился к двум женам одинаково, Читравирья чувствовала, что Малини полностью владеет мыслями и чувствами мудреца. Живот Малини увеличивался каждую неделю, и приглашенный астролог возвестил радостную весть – она ждет сразу двоих детей: мальчика и девочку. Митра Муни был счастлив узнать об этом.
Сколько ни уговаривала себя Читравирья, сколько ни пыталась заставить радоваться, но неведомая раньше темная скверна, горький яд все больше и больше отравлял ее сердце.
Малини всегда была послушна, с готовностью выполняла любые дела по хозяйству и почитала Читравирью так же благоговейно, как в лучших домах брахмани почитали старших сестер. Но если бы она смотрела надменно, зная, что находится в более выигрышном положении благодаря способности к зачатию, молодости и утонченной красоте, Читравирьи было бы проще. Сама она была симпатичная женщина с простыми и приятными чертами лица, и ее можно было разглядеть в общении, очароваться ею, но Малини была по-настоящему красива так, что любой мужчина, бросивший на нее взгляд, тут же привлекался, словно опьяневшая пчела, узревшая нежный цветок лотоса.
А ее спокойный нрав, открытый взгляд и готовность служить другому так, чтобы ему было хорошо, лишь углубляли первое впечатление.
Желанная беременность только украшала Малини, и когда она проходила мимо, увлекшись каким-нибудь делом, Читравирья невольно любовалась ее округлым животом, обтянутым золотистым сари.
Что-то смутное появилось в ее мыслях. По вечерам перед сном она иногда думала: «А что будет со мной, когда их дети родятся на свет? Может быть, меня выкинут как собаку, ненужную, мешающую наслаждаться простым человеческим счастьем, которого я лишена». После ей почти всегда снились кошмары – она бежит куда-то в жалком, облезлом теле собаки и пытается найти приют, но везде ее гонят прочь. А когда она, наконец, в полном изнеможении находит хозяина, тот бьет ее палкой. Один раз она проснулась от физического ощущения удара, но, осмотревшись, так и не поняла, могло ли это произойти в реальности.
Митра Муни по-прежнему разговаривал с ней, как и раньше, по вечерам возле костра, после проведения всех необходимых обрядов, но она чувствовала, как его взгляд всегда притягивался к Малини, если та выходила из хижины и кротко улыбалась им.
Все чаще она стала забываться: порой уходила в лес за травами и бродила там долго, не помня себя. Однажды она очнулась на поляне, окруженной высокими деревьями. Казалось, все вокруг потеряло естественные краски и стало абсолютно серым. Казалось, звуки ушли – не слышала Читравирья больше ни птичьего пения, ни шороха собственных шагов по земле.
И вот однажды вечером холодный дождь избивал землю, тоскливо кричали птицы, и налетал сильный ветер, со свистом качающий стены хижины. Вспышки молний безжалостно распарывали плачущее небо. Митра Муни проснулся от женского крика, полного ужаса, и поспешил в спальню к женам.
Там в отблесках молний, пляшущих по стене, Читравирья стояла с кинжалом в руке над Малини, целилась той в живот и кричала как раненая тигрица. Увидев мужа, она отбросила кинжал и бросилась к нему, с неожиданной силой оттолкнула его и выскочила из хижины. Увидев, что прекрасные глаза Малини наполнены слезами, мудрец бросился к любимой жене и обнял ее. Им обоим казалось, что до самого утра они слышали пугающие крики, порой переходящие в животный рев…
Икшваку Муни появился через два дня. Его пепельные волосы, прежде свернутые в аккуратный пучок на затылке, теперь были расплетены и растрепаны. Они лежали на щеках, касаясь воспаленных, красных глаз, сверкающих гневом. Тяжелый взгляд был у Икшваку Муни.
Митра Муни и Малини почтительно склонились перед ним и предложили удобное сиденье, но он сразу отверг обмен любезностями.
«Ты погубил мою дочь, Митра, хотя она преданно и верно служила тебе. Ее единственным недостатком была невозможность иметь детей, но ты жестоко поступил с ней, посвятив всю свою привязанность более молодой и красивой жене, которая зачала от тебя детей. Моя дочь повредилась умом и умерла вчера у меня на руках. Ты нарушил законы добродетели и должен понести за это достойное наказание!
Знай же, что Малини оставит этот мир в родах, твоя дочь подвергнет себя великой аскезе, а сын будет поставлен перед великим выбором, от которого будут зависеть многие, но что он выберет, ты не узнаешь, так как сам будешь убит!» Сказав это, мудрец выдернул из головы пучок волос и бросил его на землю. Волосы с шумом воспламенились, испустив темно-синий дым. Митра Муни стоял, опустив голову. Он знал, что все сказанное непременно исполнится и теперь он должен смиренно принять неизбежную судьбу.