– Фальшивы? Как это понимать?
– Вскоре после того как вы поженились, и я начала чувствовать, что у вас не все в порядке, я наняла частного сыщика. Гадко, что и говорить. Ничего унизительнее мне не приходилось переживать ни до, ни после, но я пошла на это ради своего сына. Сыщик оказался на редкость гнусной личностью, но дело свое знал блестяще. Ты наверняка сообразила, что он составил на тебя полное досье, раскопав, чем ты занималась до прихода в фирму «Ратледж и Ратледж».
Зи прямо чувствовала, как у нее поднимается давление и внутри у нее все будто плавится, подогреваемое ненавистью к женщине, которая с холодной расчетливостью агента КГБ пустила пыль в глаза всем мужчинам из семейства Ратледжей и влюбила в себя Тейта.
– Мне вряд ли стоит подробно распространяться о всей той мерзости, которая там собрана, верно? Одному Богу известно, что еще осталось за пределами этого досье. Но могу тебя заверить, что оно среди прочего сжато излагает историю твоей карьеры в качестве танцовщицы стриптиза. Наряду с описанием достижений на других поприщах, – добавила она, брезгливо пожав плечами. – Сценические псевдонимы ты себе выбирала звучные, но, на мой взгляд, не слишком оригинальные. Детектив прекратил свои разыскания прежде, чем выяснил имя, которое ты получила при рождении, но оно никому не интересно.
Казалось, Кэрол сейчас стошнит. Она сглотнула так громко, что звук разнесся по всему офису, к счастью, пустовавшему: секретарша Тейта вышла пообедать.
– Кто-нибудь еще знает об этом… этом досье? Тейт знает?
– Нет, – ответила Зи, – хотя я много раз испытывала искушение показать ему папку, в последний раз – когда я поняла, что он опять в тебя влюблен.
– Разве? – тихо выдохнула Кэрол.
– К моему большому смятению, похоже на то. Во всяком случае, он тобой очарован. Возможно, вопреки доводам своего рассудка. Он увлекся той Кэрол, что заново родилась после катастрофы. Наверное, в следующий раз ты назовешься Фениксом: ты ведь восстала из пепла.
Склонив голову набок, Зи какое-то мгновение созерцала свою собеседницу.
– Ты необыкновенно умная молодая женщина. Твое превращение из второразрядной стриптизерши в очаровательную леди и возможную жену сенатора просто поразительно. Сколько всего нужно было спланировать, изучить, как над собой поработать! Ты даже сочинила себе испанскую фамилию. Очень выигрышно звучит для жены техасского политика. Но уж совсем потрясающе, что ты чуть ли не сама уверовала во все эти перемены. Я была даже готова решить, что ты и впрямь не притворяешься, но вовремя вспомнила, какой ты была с Тейтом и Мэнди утром перед катастрофой, и сравнила с тобой теперешней. – Зи покачала головой. – Никому не дано так стремительно меняться, будь человек хоть семи пядей во лбу.
– Откуда вы знаете, может быть, я так изменилась из-за любви к Тейту? Я стараюсь стать такой, какая ему нужна.
Скользнув по ней взглядом, Зи отстранила ее и взялась за дверную ручку:
– Я знаю одно: ты не та, за кого себя нам выдаешь.
– И когда вы думаете меня разоблачить?
– Никогда.
Кэрол вздрогнула от изумления.
– Пока Тейт доволен и счастлив, я не буду его разочаровывать. Папка останется нашим секретом. Но только попробуй опять начать его мучить, Кэрол, и я тебя уничтожу.
– Этим вы уничтожите и самого Тейта.
– Я не собираюсь устраивать публичного разоблачения. Достаточно будет показать досье Тейту. Он не допустит, чтобы его дочь растила шлюха, пусть и перевоспитавшаяся. Для меня это тоже невыносимо, но выбора нет. Нам очень редко предоставляется возможность по-настоящему выбирать.
На лице Кэрол появилось выражение предельного отчаяния. Она схватила Зи за руку:
– Не рассказывайте ничего Тейту. Пожалуйста, Зи. Это его убьет.
– Только поэтому я и смогла так долго продержаться, – ответила Зи, высвободив руку. – Но ты уж поверь мне, Кэрол, если мне придется выбирать, причинить ли ему временное страдание или постоянно видеть его несчастным, я любой ценой постараюсь предотвратить последнее.
На пороге она добавила:
– Я уверена, что ты станешь искать досье. Не затрудняй себя попытками его уничтожить. Существует дубликат в сейфе, который могу открыть только я сама или, в случае моей смерти, Тейт.
Эйвери отперла входную дверь своим ключом и вошла:
– Мона! Мэнди!
Обнаружив их на кухне, она обняла девочку, прижавшись к ее личику холодной щекой. Всю дорогу из Сан-Антонио она вела машину с опущенными оконными стеклами. После выбившей ее из колеи беседы с Зи она вся горела. К тому же прохладный воздух прогонял тошноту, которая одолевала ее при мысли о грязной истории Кэрол Наварро.
– Вкусный супчик, моя хорошая?
– Угу, – ответила Мэнди, отправив в рот ложку куриной лапши.
– Я не ждала никого к обеду, миссис Ратледж, но могу быстро что-нибудь приготовить.
– Спасибо, Мона, не надо. – Эйвери повела плечами, сбросив пальто, и села к столу. – Я не хочу есть. Чашечку чая я бы еще выпила, если это вас не очень затруднит.
Она нервно ломала пальцы, пока экономка не поставила перед ней дымящуюся чашку с ароматным чаем.
– Вы хорошо себя чувствуете, миссис Ратледж? У вас так горят щеки.
– Все в порядке. Немного озябла.
– Надеюсь, это не грипп. Его вокруг столько – легко заразиться.
– Все в порядке, – повторила она со слабой улыбкой. – Допивай сок, Мэнди, и я почитаю тебе перед сном.
Она старалась отвечать на болтовню Мэнди, которая явно продолжала делать успехи, но мысли ее постоянно возвращались к Зи и собранным той скандальным сведениям о Кэрол.
– Все?
Она похвалила Мэнди, которая гордо протянула ей две пустые тарелки, допила чай и повела девочку в спальню. Там она помогла ей расшнуровать ботиночки, уложила в кроватку, укрыла стеганым одеялом и устроилась рядом, взяв большую книжку с картинками. В детстве такую книжку ей читал отец. Она была полна изумительных иллюстраций: златокудрых красавиц выручали из беды мужественные герои, преодолевавшие невообразимые препятствия. Самые ранние и дорогие воспоминания были связаны для нее с этим чтением. Она лежала под одеялом или сидела у отца на коленях, а его голос постепенно ее убаюкивал.
Это были драгоценные, долгожданные минуты: отец был дома и занимался с ней. В сказках, которые он читал, отцы-короли обязательно обожали своих дочерей-принцесс. И добро неизменно торжествовало над злом. Конечно. Недаром сказка – это то, что существует лишь в слове, лишь рассказывается. Они парят над реальностью, в которой отцы порой месяцами не дают о себе знать, а зло берет верх слишком часто.
Когда Мэнди заснула, Эйвери выскользнула из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. Мона после обеда всегда уходила на пару часов к себе, чтобы посмотреть сериал и отдохнуть, перед тем как готовить ужин.
Больше в доме никого не было, но к тому крылу, где жили Зи с Нельсоном, Эйвери кралась на цыпочках. Она не задумывалась о правомерности своего поступка. При других обстоятельствах о столь чудовищном вторжении невозможно было и помыслить. Но те обстоятельства, которые имелись налицо, сделали его необходимым.
Она легко определила, где находится их спальня. Очень уютная комната. Шторы были задернуты, чтобы не пропускать чересчур яркий свет осеннего дня. В воздухе ощущалось легкое цветочное благоухание, которое ассоциировалось у нее с Зи.
Стала бы она держать столь шокирующую документацию в изящном бюро в стиле королевы Анны? А почему бы и нет? Оно казалось вне подозрений, как юная монахиня. Кому придет в голову туда лезть? Нельсон занимался делами фирмы за массивным столом в кабинете на первом этаже. С какой стати ему копаться в бюро супруги?
Эйвери взяла с туалетного столика пилочку для ногтей и поддела ей миниатюрный золотой замок на выдвижном ящике. Она даже не пыталась скрыть следы преступления. Зи ведь ожидала, что она постарается проверить ее слова.
Замок был не самый надежный. Через несколько секунд Эйвери выдвинула ящик. В нем оказалось несколько плоских коробочек с почтовыми принадлежностями, помеченными инициалами Зи, альбом марок, записная книжка и две Библии в черном переплете – одна с оттиснутым золотом именем Джека, другая – с именем Тента.
В глубине ящика лежала картонная папка. Эйвери вынула ее и расстегнула металлический зажим.
Пять минут спустя она вышла из комнаты бледная и дрожащая. Ее всю трясло как в лихорадке и мутило. Безобидный чай бунтовал у нее в желудке. Она кинулась к себе и заперлась. Облокотившись спиной о дверь, она вбирала в себя освежающие потоки воздуха из окна.
Тейт. Ох, Тейт. Если только ему доведется заглянуть в эту папку…
Надо принять душ. Скорее. Немедленно.
Она сбросила туфли, стянула свитер, распахнула шкаф. И вскрикнула.
Отшатнувшись, она обеими руками зажала рот, из которого продолжали вылетать нечленораздельные звуки. От движения открывающейся двери предвыборная афиша Тейта закачалась на красном шнуре, точно тело на виселице.
Посередине лба Тейта красной краской было намалевано отверстие от пули. Краска стекала по его лицу, чудовищно контрастируя с его улыбкой. Через всю афишу шли слова: «В день выборов!»
Эйвери кинулась в ванную, и ее стошнило.
42
– Это было кошмарно. Так мерзко.
Эйвери сидела, почти уткнувшись в стакан с бренди, который налил ей Айриш, уверяя, что это ее успокоит. Первый же с трудом давшийся глоток едва не воспламенил ее внутренности, но она все сжимала стакан в руке, потому что ей надо было за что-то держаться.
– Вся эта дерьмовая история – мерзость от начала и до конца, – объявил в ответ воинственный хозяин. – Я всегда так считал. Разве я тебя не предупреждал? Не предупреждал я тебя, а?
– Ну, предупреждал. Чего заладил?
– А к тебе кто обращался? – накинулся Айриш на Вэна, который под сурдинку потягивал кое-что, несколько отличавшееся содержимым от обычной сигареты. Впрочем, Айриш был слишком расстроен, чтобы это заметить.