Арндис описывала стиль общения Толкина как «формальный», что совершенно неудивительно, учитывая, что он выучил язык по лирическим текстам, написанным 800 лет назад. Это как беседовать на русском с кем-то, кто учил язык по «Слову о полку Игореве».
Вечером Арндис рассказывала детям истории, основанные на исландском фольклоре, о монстрах и маленьких троллях с волосатыми ногами, которые превращались в камень, когда на них попадал солнечный свет. За дверью, в своем кабинете, как обычно, сидел Толкин и, как она думала, слушал эти рассказы. Была ли Арндис первой, кто показал Толкину исландский фольклор, – неизвестно, но когда она впоследствии прочитала книгу «Хоббит, или Туда и обратно», она знала, что «он вдохновлялся исландским фольклором… И правда верил, что природа живая. Он жил в своем волшебном мире».
Жизнь в доме была тихой, и Арндис удивлялась, почему семья совсем не веселится. Единственные приключения в жизни Толкина случались на бумаге, когда он создавал волшебный мир Средиземья. Он совершенно точно вдохновился скандинавской мифологией и средневековыми историями, которые записали исландцы. Например, его гномы были такими же умельцами и талантливыми ремесленниками, какими они описывались в исландских эддах. Помимо этого, все хоббиты, кроме Бильбо Бэггинса, в историях Толкина носят скандинавские имена.
Коллеги в Оксфорде были уверены, что Толкин писал какую-то серьезную академическую работу в сфере филологии и лингвистики, а не «детскую сказку». Но Арндис не была удивлена. Она слышала известные строчки, с которых начинается Хоббит, «Жил-был в норе под землей хоббит», от самого Толкина, когда он читал историю своему сыну Кристоферу перед сном.
Арндис уехала из дома Толкинов, когда поймала себя на мысли, что она начинает думать по-английски. Несмотря на это, она поддерживала связь с семьей вплоть до Второй мировой войны. К концу войны Рейкьявик вырос до размеров Оксфорда, а она переехала в Сельфосс, в город на юге Исландии, где сейчас похоронен Бобби Фишер[13]. Арндис не очень много рассказывала о своей работе няней в Великобритании, впрочем, никто ее особо и не спрашивал, до тех пор пока местный журналист Сельфосск, толкинист, не услышал о ее работе и не взял у нее интервью. На тот момент ей было 88 лет. Интервью опубликовали в исландской газете Morgunblaðið. «Хоббит», как подтвердила Арндис, все еще был ее любимой сказкой.
Мы не знаем, насколько сильно Арндис повлияла на творчество Толкина, рассказывая ему исландские сказки. Не можем мы сказать и того, помогала ли она ему иногда с переводами фольклора. Но скорее всего, причина того, что Толкин – в то время испытывающий трудности ученый – так далеко зашел, чтобы нанять себе няню-исландку, это та же самая причина, по которой древние короли и современные университеты обращались к помощи исландцев – они до сих пор могут читать тексты, написанные на древнескандинавском языке. Эта работа – чтение, написание и перевод старых документов – самая старая профессия в Исландии. Такая монополия на протяжении столетий была возможностью заработка для интеллектуальной элиты. За это можно поблагодарить двух людей, живших в разных столетиях, – Снорри Стурлусона из XIII века, который потратил все свое состояние на запись Младшей Эдды, и ученого из XVII века, Арни Магнуссона, собиравшего старые летописи, которые он находил в разных уголках страны. Как и персонажи книг Толкина, он преодолевал трудности, путешествуя по разным странам, чтобы собрать все документы в пожароопасной башне в Копенгагене.
Без этих двух книжных червей Европа бы знала намного меньше о собственной истории. Скандинавская мифология – это целая система верований, целью которой является объяснение множества волнующих всех вопросов – начала времен, смысла жизни, жизни после смерти и будущего апокалипсиса. Нигде за пределами Исландии она не существует в записанном виде. Скандинавская вера в Тора, бога грома, и Одина, бога мудрости, вдохновившая многих – от Рихарда Вагнера до компании Marvel, могла бы полностью исчезнуть с лица земли с приходом христианства, если бы древние легенды не были записаны вместе с длинным списком имен средневековой знати. Благодаря этим спискам мы знаем сейчас многое о средневековой Европе.
Конечно, исландцы были не единственными европейцами, которые тогда умели писать. Но они писали не только о христианстве. Сначала для того, чтобы впечатлить внешний мир и иностранных правителей. Потом, во время междоусобных войн, чтобы впечатлить своих врагов. Богатые исландцы писали о себе, чтобы сохранить статус и власть своего рода. Это был результат политической системы, в которой не было центральной абсолютной власти, где были только местные кланы, соревнующиеся за влияние с помощью родовых саг и иностранной поддержки.
Короли, люди, желающие стать правителями, главы кланов и христианские миссионеры были очень заняты убийством друг друга в средневековой Скандинавии. Маленькие народы, например жители Оркнейских и Шетландских островов, оказавшиеся между перекрестных огней мощных и властных семей, тоже постепенно собрали большие армии, чтобы охранять свои береговые линии. Их выживание зависело от военной мощи их государства, от высоких налогов и большого арсенала оружия. У исландцев, тоже небольшой островной нации, не было армии и государственного устройства с монополией на насилие. Когда в Европе были войны, в далекой Исландии обстановка была мирной. Только в те короткие моменты перемирий Исландия рисковала стать навязчивой идеей завоевания иностранного короля, какого-нибудь властолюбивого монарха, просматривающего атлас мира как каталог недвижимости.
Расстояние было лучшей защитой. Чтобы еще больше отвадить амбициозных королей от рискованных миссий в открытом море, страна сфабриковала миф об опасностях, подстерегающих каждого, кто приезжает туда. Эта стратегия проиллюстрирована на современной исландской кроне. На оборотной стороне монеты вы найдете герб, на котором изображен бородатый гигант, держащий в одной руке железный посох, а другой рукой небрежно опирающийся на щит. Помимо него, на некоторых монетах изображены также дракон, орел и бык.
Этот рисунок был вдохновлен историей о датском короле Харальде I Синезубом, жившем в X веке. Он известен тем, что смог объединить датские племена под общей христианской религией. Окрыленный этой победой, он приказал чародею в «измененном обличье» отправиться в Исландию. Его слуга, согласно книге XIII века, где описывается хроника событий, послушно покинул Данию в виде кита. Когда он увидел суровый берег Исландии, он понял, что страна не выглядит многообещающе – в горах и на холмах было много больших и маленьких духов, охранявших ее. Он попытался зайти с восточного фьорда, как вдруг на него напал гигантский дракон с полчищем змей, насекомых и жаб, и все они плевались в него ядом. Он опять попытался зайти с севера Исландии, но на этот раз из Эйя-фьорда его выгнал гигантский орел, крылья которого задевали горы по обоим берегам. Проблема повторилась на западе и на юге – крупный бык напал на него в Брейда-фьорде, а на южном полуострове Рейкьянес обратно в море его прогнал великан, который был выше гор. Причиной бегства колдуна стало множество великанов, которые погнались за ним.
Это путешествие произошло, когда население Исландии было от 4 до 8 тысяч человек. Спустя два столетия нация не сильно выросла, причем она была достаточно разношерстной и состояла из людей, которые искали новой жизни – состоятельных фермеров, викингов на пенсии, кельтской знати, рабов. Там же жил человек по имени Гейрмунд Хельярскинн (Черный викинг), который утверждал, что его отец – монгольский колдун. Страна была настоящим плавильным котлом до того, как этот термин впервые употребили для описания явления, когда однородное сообщество становится более разнородным. Путешественники из разных стран приезжали в Исландию и погружались в местную культуру, становились одной нацией. Благодаря своей удаленности Исландия стала первым Новым Светом.
На протяжении столетий в Исландии не было традиционного организованного правительства. Вместо этого была некая община, которой управляли 39 «великих мужей», которых называли годи (произносится go-thi). Каждый из них был кем-то вроде небольшого короля, его власть распространялась на небольшую территорию. Но люди, которые жили в этом регионе, не обязательно должны были его поддерживать. Чаще всего между годи и фермерами, которые говорили от лица обычных жителей, было негласное соглашение.
Чтобы участвовать в выборах, у фермера должно было быть как минимум 6 овец или 1 корова на каждого жителя его фермы. То есть если у фермера жило 6 человек в доме, а также 2 коровы и 24 овцы, он мог поддержать любого годи. Также он мог изменить свое решение и поддержать другого человека. Годи периодически собирал деньги за свои услуги. Он мог помогать делить имущество согласно завещанию и разрешать споры. Он был кем-то вроде судьи, первым среди равных в своем регионе. При этом у него не было власти над людьми. Северогерманский хронист Адам Бременский описал это так: «У исландцев не было иного короля, кроме закона».
За помощь годи фермеры платили политической поддержкой. Каждый год во время летнего солнцестояния «каждый девятый муж» шел за своим годи в живописный озерный регион Тингведлир, в котором собирался парламент. Он заседал на протяжении двух недель, а его участники жили, как на палаточном фестивале. Люди могли узнать свежие новости со всей страны, поздравить тех, кто добрался до Северной Америки и вернулся обратно. Там они продавали свои вещи, танцевали и заводили новые знакомства. И все это они делали, параллельно выполняя свои обязанности участников парламента. Одной из них было определение годи.
САМЫЙ СТАРЫЙ ПАРЛАМЕНТ В МИРЕ, АЛЬТИНГ XI ВЕКА, БЫЛ БОЛЬШЕ ПОХОЖ НА ЗАСЕДАНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОЙ АССАМБЛЕИ ООН, ЧЕМ НА ОРГАН ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ. ВСЕ 39 ВОЖДЕЙ ИМЕЛИ РАВНУЮ ВЛАСТЬ, И БАЛАНС ВЛАСТИ ОЗНАЧАЛ, ЧТО НИКТО ИЗ НИХ НЕ МОГ СТАТЬ ПЕРВЫМ.