– Неделя? А вдруг не успеем? Вдруг война и отравляющие газы?
– Да ну… Кстати, чуть не забыл: кто-то из вас спрашивал, бывает ли у лягушек насморк. А кто-то… ты, кажется, сказала: «Вот глупый». Кто-то рассмеялся, а спросивший смутился. Вопрос застал меня врасплох, и я не ответил. Так вот, я не уверен, надо еще порыться в книгах, но думаю, что очень даже может быть у лягушек насморк; не такой, как у людей, с чиханьем или без – не знаю, но дыхательные пути у лягушек есть, значит вполне возможно какое-нибудь воспаление.
Потом пошли дискуссии: что приятнее – чихать или зевать, что больше докучает – кашель, хрипота или икота, что больнее – зуб или живот, что хуже – веснушки или комары…
А в лодке мы решили создать научное общество. К примеру, возникает вопрос, как растет человек, или про мозг, или про поэта. Можно собираться после обеда или вечером, даже председатель не нужен и телефон. Кто хочет. Приходить не обязательно. Дошкольник тоже. И девчушка тоже. Если мамочка позволит. Каждый человек, даже из четвертого отряда или пятого класса, иначе воспримет, когда сам послушает. Засыпать не возбраняется. (Я тоже, случалось, задремывал на научных заседаниях.)
И мы вернулись: никаких потерь – даже в экипировке, никто не погиб в пучине, обошлось без дождя, мы образцово сухие, в панамках, до обеда еще целых полчаса.
Очень важная получилась эта прогулка на лодке, вроде и пустяк, но важная. Вроде пустяк, да, но она теперь знает, что зеленые листья в букете – это красиво, а он все-таки не засыпал песком муравья; ну а вдруг этот муравей тоже вернулся только что домой и рассказывает о своем приключении, о том, как остался цел и невредим.
Дошкольник спрашивал, все ли я знаю. Я – лишь немного, вот столечко, долю процента. И все же попробую объяснить, потому что знаю пять способов не драться; наверняка их больше, а я знаю всего пять, зато проверенных.
Когда я с детьми, я их спутник, а они мои спутники. Мы разговариваем или же молчим. (Мешают те, кто жаждет верховодить.) На часах мое время и их время, когда мы вместе; наше общее счастливое время жизни – мое и их. Оно не вернется…
Драки
Ты, конечно, не злюка, не задира. Ты ужасно вспыльчив. Признаться, и я… Да, я тоже…
Помню, в школе (я тогда был такой, как ты сейчас) подружился я – безоглядно, в порыве – с одноклассником, а потом вижу – плохо дело: прохвост, врун, разгильдяй. Хочу с ним раздружиться, а он прицепился как репей. Как быть? Я ему говорю: так, мол, и так, ты такой-то и сякой-то, отцепись от меня. А он смеется, не обижается. Только пристает, вроде как в шутку: то ножку подставит, то шапку с головы сдернет, то толкнет…
Можно было, конечно, и по-другому, но как-то раз сунул он мне за шиворот снежок. У меня в глазах потемнело – будь что будет: выгонят из школы – пускай, Сибирь – пускай, петля – пускай… Оба опешили – и он, и учитель. А я на него с кулаками – и по морде, по спине, по шее. Кто виноват? Получается, что я: карцер, двойка по поведению, ну и дома нагоняй (родителей в школу вызвали).
Вот так. До сих пор мучаюсь. А все почему? Вспыльчив! Ни жены, ни внуков. Приятели – у одного положение в обществе, у другого пенсия и домик с садиком. Кто умер, тому венок от вдовы. А я один как перст, мучаюсь с этим своим изъяном. Я себе и наказание придумал. Поскандалил – изволь три раза кружным трамвайным маршрутом Варшаву объехать. Или полдня не курить.
Но я вот что скажу: вспыльчивый, порывистый может и кое-что умное сделать – тогда вспыльчивость даже достоинством оборачивается. Например, разозлишься, соберешь волю в кулак – и, черт побери, возьмешься за учебу.
Вот только приходится следить за собой, иначе драки, скандалы… Один стреляет, другой пьет, третий разозлился, что гол как сокол, и хоть и не вор, но горяч, неосмотрителен, порывист – и в беду попал. Да-а… У кого-то карта не идет – он в сердцах бросит карты и больше играть не станет, а другой в запале удвоит ставку. Так-то, брат, приходится держать себя в руках.
Пришла как-то ко мне женщина, с нею три сына. Ребята как на подбор, друг за друга – в огонь и в воду. И что же? Шишки, выдранные волосы, подбитый глаз, синяки, сломанные стулья, разлитые чернила; ну и соседи жалуются: мол, потолок трясется. Мама руки заламывает: психолог, помоги!
Выстроил я их в рядок и стал расспрашивать. А они: «Это он начал. А я что же – молчать должен? Он первый!» Спрашиваю: сколько раз в неделю деретесь? Не знают, не считали.
А вот как раз и надо считать. И начислять баллы. Небольшая драка – один балл, средняя – два балла, серьезная – три. Сколько выходит от воскресенья до воскресенья? Записывать – и считать, считать, считать! Если установлен лимит десять баллов – значит пять средних драк.
Ну вот, захочется подраться, а ты подумаешь: нет, не стоит, неделя еще только началась, приберегу балл, оставлю на черный день. Скажешь себе: не сегодня; вот уж завтра я ему врежу так врежу! Ужасно хочется врезать прямо сейчас, но ты откладываешь, потому что считаешь баллы и стараешься не превышать лимит. Ты еще ни разу не дрался, жаль будет выйти из бюджета.
Тем временем уже наступила среда, у тебя в запасе пять драк. И опять: он первый начал, мешал, оскорблял; руки так и чешутся, если бы не баллы, давно бы кинулся в бой – а что ж, молчать, что ли? Но ты думаешь: в будни сдержаться легче, все-таки школа, ты занят, лучше подраться в воскресенье, и тогда уж на всю катушку, за неделю. Или даже начнешь драться – и вдруг притормозишь, чтобы драка получилась средняя, а не серьезная. Или же наступает воскресенье, а ты думаешь: «Да ну-у… Зачем мне это надо!»
Становишься спокойнее, сдержаннее, закаляешь волю. А все эти неиспользованные драки откладываешь, как сбережения, копишь на черный день. Лучше разок подраться как следует, думаешь ты, чем трижды – кое-как. Позвякиваешь этими сэкономленными драками, словно золотыми монетами благоразумия и самообладания. Аж слюнки у тебя текут, так охота подраться, – ты же вспыльчив. Но – нет. Какая тебе в этом выгода? Ему достанется? Так ведь и тебе тоже.
Второй способ (первый – считать баллы) – зеркало.
Запираешься один в комнате на ключ и устраиваешь спектакль перед зеркалом – театр воображения. Корчишь оскорбленную, злую физиономию: «Отвали, не то как дам!» И перед зеркалом – понарошку – дерешься. И смотришь. Смотришь – и размахиваешь руками, молотишь кулаками по воздуху. Не то ветряная мельница, не то псих. Удары, финты, уклоны. Весь красный, глаза вытаращены, нос блестит, скалишь зубы, броски, прыжки – осел упрямый, сил уже нет, но что поделаешь, взялся за гуж…
А после драки? Посмотрись в зеркало. Что, хорош? Какой-то растерянный, глупый вид – сразу видно, проиграл. Одергиваешь рубашку, подтягиваешь штаны, застегиваешь, поправляешь, оглядываешь себя: неуклюжий, смешной, надутый, нахохлившийся. Не зря гласит пословица: злость – враг красоты. Сравнительное наблюдение: петух. Ты после драки голову повесил – он хвост, у тебя пуговицы не хватает или дырка на рукаве – и петух точно такой же, жалкий, несчастный.
Первый способ – считать баллы, второй – зеркало, а третий – хладнокровие, выдержка.
Не подобает тебе ссориться по-девчоночьи, не хочешь так? Но можно ведь ссориться по-мальчишечьи.
Девчонки тарахтят, лица красные, носы блестят, глаза как плошки, и та-та-та, та-та-та, и наконец: «Не стану с тобой ругаться, подумаешь, тоже мне, я даже отвечать тебе не собираюсь…» Мальчишка может иначе. Тебе скажут: «Что, струсил? Ну давай, попробуй! А-а-а, боишься!» А ты с презрительным видом цедишь сквозь зубы: «Боюсь, да – как бы тебе потом на золотые коронки не пришлось раскошелиться».
И еще. Если он спрашивает (вопрос-то провокационный): «Хочешь схлопотать?» – не отвечай: «Хочу». Или на его: «Эй, ты, сейчас схлопочешь!» – «Попробуй». Он потом скажет, что ты сам напросился.
Советуют, когда злишься, прикусить язык. Это не лучший метод. Что получается? Ты его хочешь раздавить, стереть с лица земли, а вместо этого будешь, как дурак, собственный язык грызть? Есть другой метод: перед тем как пустить в ход кулаки, произнеси латинское заклинание: Concordia res parvae crescunt, discordia maximae dilabuntur[52]. Можно и по-польски сказать: «Согласие строит, несогласие разрушает».
Ребята утверждают, что латинский вариант действеннее. Правда, жалуются, что слишком длинно, рискуешь не успеть. Но можно и просто так три раза в день повторять после еды на десерт. Закрыть глаза и – медленно ли, быстро – Concordia res parvae crescunt.
Пятый способ – самый главный: сильная воля.
Натягиваешь поводья: тебя несет, но ты – ни в какую! Железная воля, спартанец. Не петушок, не щенок – мужчина. Только не сразу, а то перегреешься – и неудача. Нет, ты стремишься к цели, считаешь драки, шаг за шагом продвигаешься к улучшению. И вот – победа.
А что ж ты думал? Человек без воли – пустое место, выпендрежник, марионетка (дернешь за веревочку – прыгает). Человек без сильной воли – травинка, пылинка, тюфяк, недотепа, нюня, пузырь надутый. Без сильной воли он что? Соломинка, нитка, мятная пастилка, печенька, фитилек, тень, слепень. Тьфу! Человек без воли – шестерка пик, шут, обмылок, карась в сметане, маринованный груздь, клейстер, поросенок с бумажной розочкой на блюде. Человек без сильной воли – тряпка для пыли, прыщик на щеке, телячий студень.
Я знаю, ты вспыльчив. Нет-нет, никаких нравоучений: не люблю лезть в душу. Это ваши дела, сложные и запутанные. Понимаю: стычка, короткое замыкание, вспышка, взрыв – драка. Вам лучше знать. Зачастую избежать драки действительно нельзя. Но за день трижды тузить друг дружку – три вспышки, три взрыва? Это уж слишком. Перебор.
Я понимаю, взрослым легче. У них есть суды – городской, окружной, суд чести, торговый, морской, военный, дисциплинарный – и уж в редчайших случаях – дуэль.
Поэтому я не запрещаю мальчишкам драться, если силы равны или если более сильный сдерживает себя, а более слабый не применяет запрещенных приемов. И к