Наши разговоры то клеятся, то не клеятся, нет у нас ни председателя, ни повестки дня, мы и сами не знаем – научное мы общество или не научное. Самый младший тоже придет, послушает и как-то по-своему поймет. И не надо говорить «малый» – это обидная снисходительность.
У детей обычно жизнь взрослых на втором плане, у взрослых – жизнь детей на втором плане. Когда же настанет то счастливое время, когда жизнь взрослых и жизнь детей окажутся равноценными?
Как они рождаются?
Ну вот. Родились. Маленькие, миленькие, бедненькие. Родились щеночки. Еще вчера не было, а сегодня – есть. Щенки родились! Но взрослых – странные люди! – это ничуть не интересует.
Такие славные, бедные, лапки маленькие, ползают, пищат, хвостики, ушки, нюхают, ищут, обеспокоены, не видят… Смешные? Вовсе нет.
А мать (ну да, их мать) боится, любит, озабочена, лижет и смотрит тревожно.
– Тетя! («Мама!», «Бабушка!»)
– Осторожно, не подходи, укусит!
– Вовсе нет, она не кусается, она просит, чтоб осторожно…
Щеночек выскользнул у дошкольника из руки (поделом ему), упал на траву; огорченная мать обнюхала, сразу проверила носом и языком, не случилось ли чего плохого.
Кролики тоже – он видел. И курица тоже мать (хоть и курица). И канарейка тоже – маленькая, без перышек. Она видела. И ласточки.
А этот видел, как ястреб гнался за голубем. Ужас. Голуби, перепуганные, сидели на крыше.
Но мяса щенкам нельзя давать, и командам не надо учить, чтобы не перегружать мозги; глаз не открывать, с душистым мылом не купать, и бантики тоже рано. Вырастут – вот тогда можно будет проверять интеллект (тесты Термена и Бине[60]) и на речку – плавать.
А собака думает? А улитка слышит «Улитка-улитка, высунь рожки»? Понимает ли «Божья коровка, полети на небо»?
Сколько всяких чудес – и повсюду ведь чудеса. И не тискайте их, щенят, еще маленькие.
И лучше все-таки – хоть и всякие заботы – родиться человеком. У жеребенка тяжелая жизнь. И у бабочки тоже, и у рыбки. А человек – царь!
В общем, так: он, мальчик, доволен, что родился, – жить весело, приятно. А она говорит, что лучше не родиться. А он: чего об этом думать, родился и родился, ты ведь уже есть на свете. А она бы предпочла родиться через сто лет: люди станут умнее, лучше станет на свете.
Придумываем красивые имена и для щенят, и для детей.
У нее будут мальчик и девочка. Он хочет сына, а то как-то неловко, он бы стеснялся быть отцом девочки.
– И потом, девочки любят наряжаться, а это дорого.
– Неправда – мальчишки чаще портят одежду.
А она хочет сто детей – очень малышей любит.
– Сумасшедшая – сто детей!
– Вовсе не сумасшедшая, в Индии рано выходят замуж, и в Канаде родилось сразу пятеро, при желании можно успеть.
А ребенок обязательно должен быть похож на родителей? Ну вот как у щенят пятнышки – белые, черные? Почему некоторые люди красивые и что важнее – красивые глаза или рот и зубы? Почему бывают оттопыренные уши и веснушки? А мальчику тоже обязательно быть красивым?
Этот видел, этот слышал, а тот читал. У каждого свои переживания и опыт, сложные ситуации и странные случаи. И он думал об этом и вот теперь рассказывает. И беседа клеится или не клеится, уходит в сторону, скачет с темы на тему.
Иначе надо в школе учить естествознанию. Щенок – тоже учебное пособие. Например, в первом классе каждый приносит в школу (не в портфеле) щенка или кошку. Во втором классе – кролика. А в седьмом каждый приводит (не приносит) слона. По поводу четвертого – оживленная дискуссия и острая полемика. Вот было бы здорово, если бы на уроки естествознания мальчики приходили с пони, а девочки – в женских школах – с телятами.
– Тогда в мужских школах пусть будут ослы.
И непременно (все согласились) в школах нужно учить ремонтировать велосипеды и фотоаппараты.
А людоеды тоже любят и носят на руках своих детей. А он думал, что людоед и великан – одно и то же. Бывают цивилизованные негры, просто черные. А оборотень – это что? А людоед не глотает людей в сыром виде, как мух, а варит. Фу-у! Зачем на свете воры, бандиты и вулканы? А в газетах всегда только правду пишут? Вот к однокласснику ночью настоящее привидение приходило, он своими глазами видел. И сразу:
– Дура.
– Сам дурак.
– Врешь.
– Сама врешь.
Но это не нарушает гармонию и не мешает дискуссии. Собственно, тема все та же – щенята родились.
Ну и я вступаю:
– Вы спрашиваете, все ли знает доктор? Да он и половины не знает, и десятой доли даже. Мы, как и вы, ищем, угадываем, додумываемся; как и у вас, раз получается, раз – нет. Не хочу притворяться, будто знаю, просто забыл.
Один мальчик мне рассказывал про свою няню. Она делала вид, что все знает, просто не хочет говорить – «все равно не поймете». Или что умела, но разучилась, потому что болела тифом. Играла на фортепьяно, а потом тиф – и все, больше не играет. Говорила по-французски, и тоже тиф – теперь не говорит. Историю, географию знала, сказки прекрасные, задачки решала. И вдруг тиф – потеряла волосы и память. Волосы потом отросли, а память так и не вернулась.
Вы недовольны, но я предпочитаю в ответ на трудный вопрос пошутить, а не выкручиваться, что-то изображать. Могу еще отложить ответ, чтобы поразмыслить и продумать ту долю правды, которая мне известна.
Почему дети похожи или не похожи на родителей? Если собрать все книги, тысячи книг ученых авторов, исследователей, биологов, врачей, можно было бы заполнить все комнаты этой усадьбы до самого потолка. Но ясного, короткого ответа у нас нет. Только путь к нему – попытки, опыты, поиски.
Погодите. Я вот что вспомнил. После войны был голод и холод, а в доме – сотня детей. Что делать, как быть? В кредит уже ничего не дают. Надо платить, но денег нет. А зима только началась. И тогда союз горняков прислал целый вагон угля в подарок – такие порядочные люди, сами ведь тоже бедные. Такое огромное богатство внезапно – уголь ведь был дорогой… Нужно быстро разгрузить. Не помню почему, но на железной дороге сказали, что непременно сегодня.
И ребятня берется за работу. Подводы приехали, нужно быстро выгрузить уголь в пустой подвал. Сколько нашлось лопат, ведер, корзин – все разобрали и – э-эх, за дело! Самые старшие возят на тачке. Носят, ссыпают. Про обед все забыли. Младшие руками переносят крупные куски. Девочки тоже – кто сколько может. Уже пекарь проведал и прислал хлеба – откусывают, уголь на зубах трещит. Устали? Нет. А тут еще две здоровенные телеги.
– Я бы мог сто телегов, – говорит черный от угля мальчишка, самый младший, на кривых ножках (потом-то ноги у него выпрямились, мы рыбий жир купили), он носил уголь в ночном горшке.
Говорю:
– Завтра спина будет болеть.
– Ничего!
А в кухне уже вода греется для купания. Мыла было мало, но в лавке дали – знали, что мы заплатим.
Вечер. Ничего, надо закончить. Лампы коптят: одна в сенях, а одна во дворе – потухла.
Наконец последняя подвода. Купание. Чай. Быстро. Наработались, спят. Кто заснул на правом боку – так и проснулся на правом, кто заснул на левом – проснулся на левом. (Неправда, что дети спят беспокойно; разве что в комнате душно, одеяло слишком теплое, или, наоборот, вертятся и пытаются согреться, завернувшись в дырявое потертое покрывало.) В жизни, говорили потом, так крепко не спали.
Но погодите, почему я об этом вспомнил? Ведь мы говорили о няньке, которая болела тифом и потеряла память.
Ага. Вспомнил. Дети после этого угля были черные, но не грязные. Дай такому замурзанному воды и кусок мыла – сразу станет белый, точно ангел. Одно дело – просто замурзанный, и совсем другое – грязный. Иногда думаешь, что грязный, а он всего лишь вымазюкался. Каждый раз стоит попытаться…
Нет, не то… Вспомнил. Вот что я хотел сказать. Смотрите, мы здесь себе толкуем и все эти крупицы, комочки, крохи знаний, все наши сведения – все вместе сгружаем в общий подвал, в общую копилку знаний и мудрости. Кто-то прожил больше лет и месяцев, а значит, у него было больше времени и он больше видел вокруг. Не следует, однако, удивляться, смеяться или сердиться, если кто-то чего-то не знает или не понимает.
Она хотела мамочке сделать сюрприз и положила ей под подушку шоколадку. Не знала (впервые же, в самый первый раз), а шоколад под подушкой растаял; неприятный получился сюрприз.
Кто-то из вас не хотел, чтобы малыши приходили на наши собрания. Почему? Где-то я прочитал: «Мнимая малость ребенка». Интересно же, как маленький по-своему разгадывает трудную загадку жизни. Мы говорили о микроскопе, а он: «Что важнее: микроскоп или мотоциклетка?» Ты сразу: «Вот глупый». Ну почему глупый? Он просто в это время думал о мотоциклетке. Или спрашивает: «А злость где? В печени?» Ты опять: «Что за ерунда!» Вовсе не ерунда. Ему надоело постоянно сердиться, он хочет выяснить; может, готов даже на операцию – чтобы ему эту злость удалили, как камни из печени.
А еще – помнишь? – началось с вопроса, почему в школе учат петь, но не учат свистеть. Один мальчик умеет подражать всем птицам и зверям. Мы составили общую программу музыкальной подготовки: в начальных классах – учиться свистеть, мяукать, кукарекать, лаять, позже – играть на мандолине и на расческе, и только потом уже, в седьмом классе, – Шопен.
Вы спрашиваете, как рождается курица в яйце и как человек?
А я только одно знаю наверняка: ребенок – это огромная ответственность перед ним, и многое требуется, чтобы иметь право стать отцом или матерью. Ты правильно сказал: трудно воспитать ребенка. Долг и ответственность перед народом, миром, Богом и собственной совестью. Это я знаю.
Но я не знаю, не знаю священной тайны за семью печатями, никто ее не знает: как дух, этот вольный горный орел, выловленный во Вселенной, вдруг рождается, полный устремлений, призванный жить.
Ну вот ваши щеночки: лапки, ушки; нюхают, жмутся к матери. Или птенцы: зернышки клюют, пищат, слепые, беспокойные, все неловко, неумело. А ведь огромная тайна.