Он трогательно поблагодарил меня.
«Не утруждайте себя писаньем писем, сэр, – заявил он, – а просто черкните на листке бумаги «Джулиана» или «Ганна» и суньте его в конверт. Я буду знать, что это означает, и женюсь согласно вашему выбору».
Крепко пожав мне руку, он ушел.
Я долго раздумывал над выбором жены для Джосайи. Я искренне желал ему счастья.
Джулиана, несомненно, была прехорошенькая. В уголках ее рта таился игривый задор; казалось, еще секунда – и она звонко рассмеется. Если бы я действовал по первому впечатлению, я толкнул бы Джулиану в объятия Джосайи.
«Но, – размышлял я, – в жене ищут более высокие качества, нежели игривость и миловидность. Хотя Ганна и не столь прелестна, она, по-видимому, обладает энергией и здравым смыслом – качествами, весьма необходимыми для супруги бедного человека. Отец Ганны человек набожный и «преуспевающий», – он, наверно, бережлив и расчетлив. Он, несомненно, воспитал дочь экономной и добродетельной, а позднее она, возможно, получит кое-что в наследство. Она – старшая в большой семье. Ей, наверно, приходится немало помогать матери. У нее должен быть опыт и в ведении хозяйства и в воспитании детей».
С другой стороны, отец Джулианы – капитан дальнего плавания в отставке. Моряки – народ распущенный. Он, весьма вероятно, расхаживает по дому, непристойно выражаясь и высказывая взгляды, которые могли отрицательно повлиять на формирование характера подрастающей девочки. Джулиана – его единственный ребенок. Единственные дети обычно бывают плохими мужьями и женами. Их слишком балуют. Хорошенькая дочка капитана дальнего плавания в отставке, вероятно, очень испорчена.
Джосайя – и это нельзя забывать – явно слабохарактерен. Он нуждается в том, чтобы им руководили. А глаза Ганны красноречиво говорят о том, что она в состоянии руководить.
По истечении двух дней я принял решение. На листке бумаги я написал «Ганна» и отослал письмо.
Спустя две недели я получил ответ от Джосайи. Он благодарил за совет, хотя мимоходом выражал сожаление, что я не счел возможным выбрать Джулиану. Однако, по его словам, он чувствует, что мне виднее. К тому времени, когда я получу это письмо, они с Ганной уже соединятся.
Письмо встревожило меня. Я стал сомневаться, правилен ли мой выбор. А вдруг Ганна совсем не такова, как я воображал! До чего это ужасно для Джосайи! Разве у меня было достаточно сведений, чтобы строить умозаключения? Как знать, а вдруг Ганна ленива и сварлива? А вдруг она торчит, подобно занозе, в боку своей бедной, изможденной трудами матери и докучает, как чирей, своим младшим братьям и сестрам? Откуда мне известно, что она хорошо воспитана? Ее отец, быть может, ловкий старый мошенник, таковые все те, кто особенно старается казаться набожным. От него она могла унаследовать только ханжество.
И откуда я мог знать, что ребячливая игривость Джулианы не превратится с годами в нежную и жизнерадостную женственность? Возможно, ее отец, в противоположность всему, что я знал, примерный капитан дальнего плавания в отставке; может быть, у него имеется надежно помещенный кругленький капиталец, а Джулиана – его единственная наследница. Какие же у меня были основания отвергать любовь этого прелестного юного создания к Джосайе?
Я достал из письменного стола фотографию Джулианы. Ее большие глаза смотрели на меня с укоризной. Я представил себе, что произошло в маленьком далеком домике, когда первые жестокие слухи о женитьбе Джосайи, подобно булыжнику, упали в мирную заводь ее жизни. Я уже видел, как она стоит на коленях возле кресла своего отца, а седовласый старик с обветренным суровым лицом нежно гладит ее золотистую головку, как молчаливые рыданья сотрясают ее и она прижимается к его груди. Совесть мучила меня нестерпимо.
Отложив эту карточку, я взял фотографию Ганны – моей избранницы. Мне показалось, что она смотрит на меня с бессердечной торжествующей улыбкой. Мною постепенно начало овладевать отвращение к Ганне.
Я гнал это чувство. Я твердил себе, что это предубеждение. Но чем больше я боролся против этого чувства, тем сильнее оно становилось. Можно сказать, по мере того как шли дни, антипатия превращалась во враждебность, враждебность – в ненависть. И такую женщину я сознательно выбрал для Джосайи спутницей жизни!
Несколько дней я не знал покоя. Я страшился вскрыть любое письмо, опасаясь, что оно от Джосайи. При каждом стуке в дверь я вскакивал, ища, где бы спрятаться. Всякий раз, когда мне попадался в газетах заголовок «Семейная драма», я покрывался холодным потом: я страшился прочесть, что Джосайя и Ганна убили друг друга и умерли, проклиная меня.
Однако время шло, а я не получал никаких известий. Мои страхи начали утихать, и вера в правильность моего интуитивного решения возрождалась. Быть может, я сделал доброе дело для Джосайи и Ганны и они благословляют меня. Мирно протекли три года, и я начал забывать о существовании Хэкетта.
Потом он снова появился. Как-то вечером, вернувшись домой, я нашел его в прихожей. При первом взгляде я понял, что мои худшие предположения недалеки от истины. Я пригласил его пройти в кабинет. Он последовал за мной и уселся на тот же стул, где сидел три года назад.
Он сильно изменился, казался измученным и старым. Держался он как человек, потерявший всякую надежду, но решивший не роптать.
Некоторое время мы молчали. Он вертел в руках шляпу, как при нашей первой встрече, а я делал вид, будто привожу в порядок бумаги на письменном столе. Наконец, чувствуя, что это молчание невыносимо, я повернулся к нему.
«Боюсь, Джосайя, дела у вас не ладятся», – сказал я.
«Нет, сэр, – спокойно отвечал он, – этого нельзя сказать. Правда, ваша Ганна сказалась изрядной пилой».
В его тоне не было и следа укоризны. Он попросту констатировал печальный факт.
«Но в других отношениях она оказалась вам хорошей женой, – настаивал я. – У нее, разумеется, имеются свои недостатки, но у кого их нет? Зато она энергична. Послушайте, вы признаете, что она энергична?»
Ради собственного спокойствия мне было необходимо. найти хоть что-нибудь хорошее в Ганне, а ничего другого я в ту минуту не мог придумать.
«О да, энергии у нее действительно хватает, – согласился Джосайя.Даже с избытком для такого небольшого дома, как наш. Дело в том, продолжал он, – что Ганна иногда входит в раж, да и с ее матерью нелегко ладить».
«С ее матерью? – воскликнул я. – А она-то при чем?»
«Видите ли, сэр, – ответил он, – она живет с нами с тех пор, как старик отдал концы».
«Отец Ганны? Неужели он умер?»
«Ну, не совсем, сэр, – ответил Джосайя. – Он удрал около года тому назад с одной из тех молодых женщин, которые преподают в воскресной школе, и присоединился к мормонам. Все были крайне удивлены этим».
Я вздохнул.
«А его предприятие, – осведомился я, – торговля лесными материалами? Кто стоит во главе дела?»
«Дело пришлось ликвидировать, – ответил Джосайя, – чтобы уплатить долги отца или хотя бы покрыть часть их».
Я сказал, что это, вероятно, было ужасным ударом для семьи, и выразил предположение, что семья распалась и ее члены разбрелись кто куда.
«Нет, сэр, – просто ответил он, – они не разбрелись, они все живут с нами».
«Но все это, – продолжал он, увидев выражение моего лица, – не имеет, разумеется, никакого отношения к вам, сэр. У вас, смею сказать, достаточно собственных забот. Я явился сюда не затем, чтобы тревожить вас моими горестями. Это значило бы отплатить неблагодарностью за вашу доброту!»
«А какова судьба Джулианы?» – спросил я. Мне больше не хотелось спрашивать об его собственных делах.
Его лицо, до сих пор унылое, озарилось улыбкой.
«О, – воскликнул он, повеселев, – вспомнишь о ней, и сразу на душе легче делается! Она вышла замуж за одного из моих приятелей, Сэма Джессопа. Время от времени, когда Ганны нет поблизости, я вырываюсь из дому и забегаю к ним! Господи! Посмотришь, как они живут, и кажется, что заглянул в рай! Сэм часто подтрунивает надо мной и все приговаривает: «Ну и маху же ты дал, Джосайя!» Мы с ним старые друзья, сэр, мы с Сэмом, а потому пусть он подшучивает, – я ничего против не имею».
Потом улыбка исчезла с его лица, и он прибавил со вздохом:
«Да, с тех пор я не раз думал, как было бы чудесно, если бы вы тогда сочли возможным посоветовать мне жениться на Джулиане».
Я чувствовал, что обязан во что вы то ни стало вернуть его мысли к Ганне, и сказал:
«Вы с женой, вероятно, живете на прежнем месте?»
«Да, – ответил он, – если можно назвать это жизнью. Очень уж туго нам приходится. Семья-то у нас теперь большая».
И он рассказал, что не знает, как ему удалось бы сводить концы с концами, не будь помощи отца Джулианы. Капитан, по его словам, настоящий ангел. Во всяком случае, Джосайя не встречал людей, более похожих на ангелов, чем этот старик.
«Видите ли, сэр, я не скажу, чтобы он принадлежал к числу таких умных людей, как вы, – пояснил он, – он не из тех, к кому обращаются за советами, но он очень хороший человек».
«И это напомнило мне, сэр, – продолжал он, – о том, зачем я пришел к вам. Вы наверно сочтете это дерзостью с моей стороны, сэр, но...»
Тут я прервал его.
«Джосайя, – сказал я, – возможно, я заслуживаю порицания за то, что произошло с вами. Вы просили у меня совета, и я дал его вам. Не станем спорить, кто из нас был в большей степени идиотом. Но я дал вам совет, а я не такой человек, который отказывается от ответственности. Все, о чем вы меня попросите, я сделаю для вас, если только это в моих силах».
Джосайя был преисполнен благодарности. «Я и не сомневался в этом, сэр, – воскликнул он, – я знал, что вы не откажете мне! Я так и заявил Ганне. Я сказал ей: «Съезжу-ка я к тому джентльмену и попрошу у него совета».
«Попрошу чего?» – переспросил я.
«Совета, – повторил Джосайя, явно удивленный моим тоном, – совета по одному небольшому вопросу, который я сам не могу решить».
Сначала я думал, что он хочет посмеяться надо мной, однако это было не так. Он сидел на стуле и добивался от меня совета, что именно ему следует приобрести на тысячу долларов, которую дал ему в долг отец Джулианы, – прачечное заведение или бар. Ему, видите ли, было мало одного раза, – он хотел, чтобы я снова дал ему совет, и замучил меня, доказывая, почему я должен это сделать. Выбор жены совсем другой вопрос, – уверял он. Возможно, ему не следовало спрашивать у меня совета относительно женитьбы. Но деловой человек, несомненно, может дать совет, какое из двух предприятий лучше выбрать. Джосайя сказал, что недавно перечел мою книжечку «Как стать здоровым» и т. д., и если окажется, что джентльмен, написавший эту книгу, не в состоянии оценить сравнительные достоинства прачечной и бара, расположенных в одном и том же городе, то ему, Джосайе, остается только заявить: знания и мудрость явно не имеют никакого практического значения в этом мире.