Он сказал, что это новая идея. Прежде в полиции никогда подобного не делали. У меня, правда, была похожая мысль, на которую меня натолкнула одна статья из журнала, но я и представить не могла, что сама буду в таком участвовать. Начальник Билла не мог толком объяснить, почему ему в голову вообще пришла эта кукурузная пыльца. Машину я еще не видела, но уже понимала, что шансы на успех бесконечно малы. На дворе был май, и до периода цветения кукурузы на юге Англии оставалось по меньшей мере полтора месяца. Кроме того, фермеры вспахивают и удобряют поля, предназначенные для посадок, благодаря чему почва насыщается минеральными веществами и кислородом, а такие условия способствуют деятельности микроорганизмов. Фермерские поля, особенно на юге Англии – настоящий рай для грибов, бактерий и всей остальной микробиоты, так что любой органический материал стремительно разлагается. Нет, я не думала, что пыльца и споры могли сохранится в таком поле. И тем не менее…
– Кто знает? – начала я. – Там вполне могут оказаться небольшие участки, где что-то да выжило.
– Как вам кажется, – продолжил голос, – вы смогли бы с этим справиться?
– Я попробую, но должна предупредить, что могу ничего не найти, – сказала я и объяснила потенциальную проблему с обрабатываемой почвой.
Мысли о трупе меня не сильно беспокоили. Я отчетливо помнила, как несла в руках охапку завернутых в ткань ампутированных ног по коридору больницы Чаринг-Кросс. Они предназначались для эксперимента по внутривенным вливаниям в исследовательской лаборатории. Тело – это всего лишь тело. Это плоть, кровь и кость. Нет, больше всего меня тревожила неизвестность. Полицейская работа была совершенно другим миром, и я никогда даже подумать не могла, что когда-либо к нему прикоснусь. Я ничего не знала о методах работы криминалистов; никогда не слышала термина «следовая улика», равно как и всех остальных терминов, сокращений и фраз, с которыми мне вскоре предстояло познакомиться. В своей повседневной жизни я постоянно представляла ландшафты прошлого, но воображать современные ландшафты, искать улики и разрабатывать методики, которых раньше не существовало? Я слушала дыхание детектива в трубке, и все это казалось мне совершенно новыми горизонтами. Это было почти как в «Звездном пути»: «Смело отправляться!..»
Я подумала: ты все спрашиваешь себя зачем, но почему бы и нет? Ты уже делала это прежде. Ты работала в лабораториях и больницах, превратила себя в первоклассного секретаря в строительном бизнесе, затем заново в микробиолога, а потом и в палинолога. Разве не в этом заключается наука? Быть любознательным и постоянно что-то пробовать. Ты никогда не планировала свою жизнь заранее, так почему бы не ухватиться за эту возможность?
Не получится, так не получится. Если ничего не пробовать, то ничего не добьешься. Хотя это меня не особо волновало. У меня по-прежнему была работа в археологии, которую я любила. Предметы из прошлого все еще ожидали, когда их откопают и изучат. Таким образом, остаток дня я почти не думала об убитом мужчине и голосе Билла с глазговским акцентом. Это казалось мне любопытной задачей, но не более того. Откуда мне было знать, что она определит направление второй половины моей жизни?
Машина, использованная, чтобы сбросить тело жертвы в траншею в поле, ожидала в полицейском гараже и выглядела, как любая другая старая машина. Крылья и подкрылки забрызганы грязью, двери испачканы снизу, и местами по поверхности размазалась земля. Работник, открывший для меня гараж, включил верхнее освещение, чтобы я могла осмотреть автомобиль. Он выглядел не особо впечатленным.
– Не знаю, зачем они вообще попросили вас прийти, – сказал он с едва скрываемым пренебрежением. В последующие годы я свыклась с подобным скептическим сарказмом. – Тут пыльца будет повсюду. Чего эта машина только не повидала. Вы только гляньте, в каком она состоянии…
Я присела на корточки сначала с одной, потом с другой стороны. Снаружи машина выглядела кладезем информации – только вот как ее извлечь и с чего начинать, я не имела ни малейшего понятия.
Я уже попросила полицию достать для меня образцы поверхностной почвы с поля, где было обнаружено тело – с колеи, по которой ездили машины. Я проанализировала их привычным для меня способом, однако, как и ожидалось, под микроскопом удалось обнаружить лишь редкие пятна от целлюлозы, окрасившиеся в красный цвет моим сафранином. Все остальное представляло собой то, что я называю фоновым мусором, в котором иногда попадались фрагменты пыльцы, разрушившиеся до неузнаваемости. Мое предположение о полном разложении органических материалов в этой почве оказалось верным. Рассматривая застрявшую в протекторе землю, разводы черных илистых отложений на подкрылках, а также размытые пыльные отпечатки ног на ковриках внутри машины, я сомневалась, что вообще удастся что-либо найти. Но работник продолжал коситься на меня, ожидая, что я сдамся, и это меня раззадорило как никогда. Сделать что-либо в таких условиях было невозможно, да и поведение этого мужчины меня порядком достало, так что я выбрала части машины, от которых, как мне казалось, будет больше всего толка, и дала полицейским указание прислать их в лабораторию.
Ходовые части машин сильно отличаются друг от друга, однако теперь я знаю, в каких именно уголках и щелях могут собираться важные улики. Тогда же я не знала ровным счетом ничего – никогда не видела ни одной машины снизу, и уж определенно не собственными глазами в пяти сантиметрах от маслянистого, грязного металла всевозможных трубок и кронштейнов. Вскоре я поняла, что мне просто придется хорошенько потрудиться и методом проб и ошибок найти самый оптимальный способ сбора нужных образцов. Я уже привыкла соскребать грязь со всевозможных артефактов, чтобы понять, что там содержалось. Наверняка же я могла поступить так и на этот раз? Итак, я просто воспользовалась своим здравым смыслом. Для начала попросила доставить мне объекты, которые проще всего было снять – коврики, крышки педалей, бампер, воздушные фильтры и радиатор. Колеса я исключила, потому что на них могли собраться частицы с множества различных мест. А вот внутри машины должен был содержаться главным образом материал, попавший туда с обуви людей и с объектов, которые они в нее заносили. Я руководствовалась банальной логикой – в любом случае, если бы я оказалась неправа, в моем распоряжении по-прежнему оставалась вся машина целиком.
Я была рада убраться подальше от саркастичного и откровенно грубого работника полицейского гаража. У меня ушла целая вечность, чтобы тщательно отмыть и выскрести все предоставленные объекты, а также просеять и процедить мутную воду, чтобы с помощью центрифуги превратить этот осадок в плотные гранулы. Сложнее всего пришлось с радиатором, с которого я собрала большие комки мертвых насекомых. Ими я попросила заняться одного из коллег, а сама взялась за все остальное.
Пыльца была повсюду. Работник, который так насмехался над этой затеей, оказался абсолютно прав в одном: кузов машины представлял собой настоящий ботанический сад всевозможных видов пыльцы, которая попала туда из разных мест. Я изучила полученные в центрифуге гранулы стандартными методами, которые использовала для археологических образцов. Последовательно применила несколько очень сильных и токсичных кислот, чтобы разрушить структурную матрицу почвы – кварц (песок), глину, целлюлозу, лигнин и гуминовые кислоты. В идеале должны остаться только различные палиноморфы.
Как бы удивительно это ни звучало, внешние оболочки пыльцевых зерен, спор, остатков грибов, насекомых и ракообразных содержат невероятно устойчивые полимеры, способные выдержать столь жесткую обработку. Такими полимерами являются спорополленин в случае растений и хитин у грибов и животных.
Методика разрушения структурной матрицы почвы настолько опасная, что ее запрещается использовать в лаборатории в одиночку, и необходимы несколько слоев защитной одежды, перчатки и маска. В процессе обработки никому не разрешается заходить в комнату, и принимаются все меры предосторожности, чтобы не допустить загрязнения витающими в воздухе пыльцевыми зернами. Кроме того, по всей лаборатории, на подоконниках, поверхности вытяжного шкафа и других местах размещены специальные ловушки, позволяющие проверить наличие в воздухе загрязняющих частиц. Я также провожу контрольные исследования, чтобы убедиться в отсутствии каких-либо загрязнений в используемых реагентах.
После того, как структурная матрица почвы удалена, пыльца, споры и другие чудесным образом сохранившиеся органические остатки окрашивают и заливают желеобразным составом. Затем полученное желе из каждого образца распределяют тонким слоем на предметном стекле. Только теперь можно приступать к основной работе. Мне никогда не доводилось прежде исследовать такие объекты, как транспортные средства, одежда, обувь, а также все остальные современные и повседневные предметы. Как бы то ни было, этот процесс меня чрезвычайно увлек. Каждый образец из машины содержал пыльцу, споры и фрагменты насекомых, а также различные микроскопические частицы, которые с ходу не удалось идентифицировать.
В решетку радиатора затягивало все, с чем сталкивалась машина. Здесь было месиво из останков организмов, которые указывали на городскую и сельскую местность, сельхозугодия и лес. Откуда было знать, как давно все это накапливалось на решетке изнутри? На шинах оказалось тоже очень много пыльцы, которая явно была не из одного места – возможно, из сотни разных, – равно как и на подкрылках, где оставили свои следы клочки ткани, кусочки краски, комки земли и вода из луж. Мне удалось извлечь пеструю мозаику микроскопических материалов, которые были очень разнообразными и хорошо сохранились, однако доказывали ровным счетом… ничего. Я собрала большое количество информации, однако она оказалась настолько сумбурной, что толку от нее не было. Тем не менее постепенно я поняла, что некоторые части машины давали более конкретные результаты. Протектор собирал грязь отовсюду, где только ездила машина, однако внутренняя стенка шин давала куда более узкую картину: в эти скрытные уголки попадало намного меньше пыльцы. Я начала понимать, что в различных частях машины накапливается немного отличающийся материал, однако мы работаем в микроскопическом мире, и любые мелочи имеют значение. Среди прочего, в глаза бросалось неожиданное преобладание древесной пыльцы в образцах снаружи кузова машины.