– Хорошее замечание. Почему мы должны создать этот единственный моральный принцип? Почему это лучше, чем любой другой способ мышления о моральности? Давай вернемся к вере Канта в разум. Если мы допускаем, что люди стремятся действовать разумно, тогда ты можешь исправить чье-то поведение, указав, что они ведут себя неразумно. Один из способов убедить человека, что он ведет себя неразумно, – продемонстрировать, что его действия или высказывания противоречат сами себе, иными словами, что совершение какого-то действия противоречит самим основаниям для такого поступка. Если кто-то говорит, что хочет сбросить вес, и при этом каждый вечер ест чизкейк, сидя перед телевизором, ты, вероятно, мог бы попытаться убедить его, что его действия противоречат сами себе.
– Ну, удачи!
– Кант утверждает, что нравственная максима (это просто его название правила морали; то, что ты делаешь, потому что считаешь это правильным) не должна вызывать противоречий. Если противоречие возникает, то она, очевидно, не убедит разумного субъекта. Мы видим, как это применимо к чизкейку, но как это применить к этике?
Кант приводит пример с нарушением договора. Если вы согласились с договором и потом нарушили его, категорический императив требует от вас представить мир, в котором согласно закону природы нарушаются все договоры. В таком мире никто никогда не будет заключать договоры, и весь институт договоров будет разрушен. Поэтому ваша цель – получить выгоду, нарушив договор, – приведет к неудаче. Или, например, ложь. Ложь – единственная полезная стратегия в мире, где большинство людей говорит правду. Если бы все всегда лгали, то вам не имело бы смысла лгать, потому что вам бы не поверили.
Итак, категорический императив гласит, что, когда ты действуешь в нарушение этого принципа, необходимо проверять, что случилось бы, если бы все так поступали.
Мы интуитивно чувствуем, что такой принцип возможности обобщения правилен. Все мы слышали восклицание (возможно, будучи детьми): «Что было бы, если бы мы все так поступали?» И вероятно, мы чувствуем его значимость.
– Что ж, я впечатлен. Но ты, наверное, собираешься выискивать недостатки?
– Начнем с того, что, должен сказать, этическая система Канта по-прежнему имеет много сторонников. Но его точка зрения определенно не является неуязвимой к критике. Критики говорят, что кантианская формула пуста – по той причине, что в ней нет никакого этического содержимого. Все, что у нас имеется, – правило, которое говорит, что бы произошло, если бы я сделал универсальным это (чем бы это ни было). Почему я не могу иметь в качестве максимы «всегда говори правду, если только ты не Энтони Макгоуэн»? Я был бы счастлив, если бы такой закон стал всеобщим.
– А Кант сказал бы?..
– Один ответ связан с определением максимы. Кант говорит, что максима должна быть общим правилом, широко применимым, а выражение «поступай так-то, за исключением Энтони Макгоуэна» этому не соответствует. Кант также ответил бы, что, по его предположению, мы говорим о сообществе людей, обладающих тем, что он называет доброй волей, желанием совершать правильные поступки. В действительности, Кант предполагал: наша разумность означает, что мы должны хотеть найти лучшие максимы, в соответствии с которыми мы будем жить. Ни одного человека, желающего поступать правильно, нельзя «встроить» в такого рода исключение. Если ты на самом деле психопат, получающий удовольствие от пыток и убийства щенков, трудно найти какой-то набор нравственных правил, в отличие от туго затянутой смирительной рубашки, который мог бы удержать тебя под контролем. Тем не менее множество философов наслаждались, выискивая примеры, которые бы подрывали систему Канта.
Я всегда подозревал, что есть и другое направление критики – так называемая йоссарианская защита, из романа «Уловка-22» Джозефа Хеллера. Герой романа, летчик американской бомбардировочной авиации, во время Второй мировой войны вполне понятно боится смерти. Он придумывает фальшивое психическое заболевание, чтобы избежать вылета на опасное задание. «Но что было бы, если бы так поступали все?» – спрашивает старший по званию. «Ну, если бы так поступали все, то я был бы безумцем, если бы не делал этого», – отвечает Йоссариан, или что-то в этом духе.
– Ха!
– Тем не менее идея о том, что мы – сообщество людей с доброй волей, может исключить такую возможность. Более важно, что у Канта есть другая формулировка категорического императива, которая работает наряду с первой.
– Подожди-ка, есть два категорических императива? Я думал, что должен быть только один.
– Кант говорит, что это два аспекта одного и того же. Вторая формула довольно красива. Всегда относись к другим людям не как к средству для достижения цели, а как к цели самой по себе[21]. Нормально относиться к топору как к средству достижения цели. Или к лошади. Или к чизкейку. Но люди уникальны, они другие. Наше обладание рассудком означает, что к нам никогда не должны относиться как к инструменту, средству для чего-то еще. Даже без остальных постулатов кантианской структуры морали это, черт возьми, прекрасный принцип, чтобы постараться жить в соответствии с ним. Не используй других людей как способ для достижения собственного удовольствия или выгоды; не рассматривай других как ступеньки лестницы, по которой ты карабкаешься. Если мы пользуемся этим правилом вместе с первым вариантом категорического императива и предполагаем, что находимся в сообществе людей, которые по-настоящему хотят жить в соответствии с этикой, то получаем очень могущественную систему.
– Итак, у нас есть победитель?
– У нас есть претендент… Но давай сначала сделаем небольшой акцент на том, как эта система становится прочной. Помнишь, согласно Канту, его система становится этической за счет того, что, когда мы находим максиму, которая может стать всеобщей, мы следуем ей, независимо от наших склонностей или возможных последствий. Поэтому, допустим, мы решили, что наша максима – «помогать старушкам переходить через дорогу». Я провожу проверку на соответствие категорическому императиву, и да, я рад утверждать, что мы все должны всегда помогать старушкам переходить через дорогу. А теперь представим двух людей. Один, назовем его Тони, любит помогать старушкам. Он получает удовольствие, сопровождая Дорис, которой девяносто два (и она иногда путает, где находится, но по-прежнему может разгадывать судоку в газете), через дорогу.
А теперь представим его заклятого врага, Тоби. Тоби терпеть не может старушек. Он считает, что они странно пахнут. Возможно, одна из них плохо к нему относилась, когда он был ребенком: давала ему леденец, а потом рассказывала, что она уже пять минут его облизывала, и таким образом навсегда разрушила радость от леденцов…
– Подожди, это был ты?..
– Дело не в этом… Но даже несмотря на то что Тоби ненавидит старушек, он решил, что «помогай старушкам переходить через дорогу» – это правило, которое полностью соответствует категорическому императиву, и поэтому нехотя, когда его душа кричит от боли и мучений, помогает Мэвис (ей восемьдесят семь, но она по-прежнему в полном рассудке) перейти дорогу к аптеке, чтобы забрать ее лекарство от ангины. Итак, у нас есть два человека: Добрый Тони и Противный Тоби. Теперь, согласно этике Канта, только один из двоих совершает нравственный поступок: Тоби.
– Да?
– Ты можешь в этом разобраться. По мнению Канта, быть хорошим означает следовать правилу по обязанности. То, что тебе нравится делать, не может быть нравственным, – точнее говоря, оно не может служить в качестве проверки того, что́ является нравственным. Что, если тебе нравится делать что-то плохое? Тоби лучше бы бросал камни в уток, чем помогал старушкам. Кант не начисляет вам очков за удовольствие быть хорошим.
Для некоторых этого достаточно, чтобы дискредитировать систему Канта. Кажется, что она выступает против наших основополагающих представлений о том, что значит быть хорошим или плохим человеком. Если ты не можешь провести различие между Добрым Тони и Противным Тоби, то в чем смысл? И есть еще даже более неловкий момент. Помня о второй формулировке, можем ли мы рассматривать тот факт, что Тони упорно переводит старушек через дорогу, как вступающий в противоречие с предписанием не использовать других людей в качестве средства для достижения цели? Разве он не пользуется ими для собственного удовольствия, подобно тому, как садист отрывает мухам крылья ради своего развлечения?
О первом пункте я думаю, что на самом деле это одна из сильных сторон категорического императива. Это добродетель особого рода: ради идеала, под которым ты подписался, ты сопротивляешься своим порывам поступить плохо. А кому больше всего требуется нравственное руководство? Именно тем, кто находит зло весьма привлекательным.
Но есть и более глубокая критика. Памятуя о том, что категорическому императиву необходимо подчиняться без всяких исключений, всякий раз, когда изучающие философию сталкиваются с этой концепцией, первая мысль, которая приходит им в голову, – придумать ситуацию, в которой подчиняться категорическому императиву было бы безумием. И почти всегда они представляют сумасшедшего убийцу с топором, который стучится к ним в дверь и спрашивает о местонахождении намеченной им жертвы. Категорический императив гласит, что мы никогда не должны лгать, но кто, по совести говоря, раскроет место, где прячется маленький песик, за которым пришел убийца?
– Эй!
– Просто убедился, что ты не заснул. Удивительно, что Кант это предвидел, вплоть до орудия убийства.
– И песика?
– Нет, не собаки. Человека. И ответ Канта: оставайся верен его правилу. Он говорит, что ты не должен лгать человеку с топором.
– Что за чушь!
– Обоснование Канта также помогает объяснить, почему он считал, что нельзя основывать систему морали, исходя из последствий твоих действий. Проблема, связанная с последствиями, заключается в том, что они, по определению, – это будущее, а будущее непредсказуемо. Ты мог бы солгать человеку с топором, сказав, что твоей собаки или друга нет дома, когда ты знаешь, что он дома. Но, увидев убийцу у двери, друг мог уже выскользнуть через заднюю дверь. И теперь человек с топором встречает твоего друга на улице… Согласно Канту, ты не можешь нести моральную ответственность за последствия сказанной правды. Хотя ты ответственен за плохие последствия лжи. И всегда существует возможность (и этого Кант вовсе не запрещает) просто отказаться отвечать на вопрос человека с топором или захлопнуть дверь перед его носом и вызвать полицию.