И в этом аргументе есть определенный смысл, если посмотреть на историю жизни многих преступников. Их происхождение, воспитание и, возможно, наследственность исключили для них возможность избежать той жизни, которую они вели. Нельзя сделать выбор стать доктором, а не взломщиком, если ты воспитывался в семье взломщиков в тяжелых условиях и ходил в школу, после которой ни один ребенок не поступил в университет. Если ты решил ударить собаку, это не твой выбор, а выбор, сделанный за тебя Вселенной.
Есть даже несколько экспериментальных доказательств, которые, как кажется, поддерживают идею о том, что наши действия не определяются нашей волей. Психологи обнаружили, что при выполнении различных рутинных действий – когда мы берем бокал или проверяем время, – необходимые мышцы приводятся в действие нервными импульсами еще до того, как сформируется мысль «взять бокал» или «посмотреть на часы». Так что сознательное решение действовать приходит уже после того, как действие инициировано. Если это на самом деле так, то как мы можем утверждать, что совершенное нами действие – это результат свободного выбора, сделанного рациональным разумом?
– Как у собак, правда. Я обычно не думаю: «О, сейчас я должен пописать», – я просто принюхиваюсь и поднимаю лапу.
– Да, наверное. Но многие люди сказали бы, что даже с учетом того факта, что история и генетическая предрасположенность сделали из вас того, кто вы есть, быть человеком отчасти означает, что вы способны меняться. Возможно, нельзя из взломщика превратиться в доктора, но вы можете превратиться из человека, который взламывает дома, в того, кто этого не делает. И подтверждением тому служат миллионы людей, которые решили стать лучше, измениться, отказаться от наркотиков или пьянства, решили перестать быть никчемными. Разве это не доказательство, что мы свободны?
– Ну да, разве не так?
– Давай перефразируем, чтобы показать, что такое доказательство неудовлетворительно. Для того чтобы быть морально ответственными за наши действия, мы должны быть ответственны за то, какие мы есть, за то, что мы каким-то образом выбрали быть таким человеком. Справедливо?
Монти не возразил.
– Итак, нечто внутри заставило вас решить стать тем, кто вы есть. Скажем, из лжеца превратиться в человека, говорящего правду, и с этого момента подчиняться кантианскому категорическому императиву. Теперь вы стали другим, доказав свою свободу и, таким образом, приняв на себя ответственность.
Монти опять кивнул.
– Но это означает, что уже в момент выбора вы должны были быть таким человеком, который мог бы произвести это изменение. А мы договорились, что, для того чтобы быть морально ответственным, вы должны быть ответственны за то, какой вы человек. Поэтому вы также должны были бы выбрать быть этой предсуществовавшей версией вас, той, что решила измениться. Понятно?
– Э-э, кажется, да.
– А как эта предсуществовавшая версия вас появилась? Либо она сформировалась под действием сил, которые вы не могли контролировать, либо в результате вашего акта воли. Если первое, то мы не обладаем свободой выбора и не имеем моральной ответственности. Если второе, то, значит, эту версию породила еще какая-то предсуществовавшая версия вас… Это бесконечный регресс.
– Что?
– Это концепция, с которой, полагаю, мы встретимся еще несколько раз в ходе наших прогулок. В философии вы сползаете в бесконечный регресс всякий раз, когда ваши доводы в пользу какой-то точки зрения опираются на доводы, которые можно обосновать только другими доводами, которые, в свою очередь…
– Я понял.
– В нашем случае единственный способ остановить бесконечный регресс – найти то, что не может существовать: начальный момент, в который вы каким-то образом создали себя в результате акта свободного выбора, как если бы Бог сотворил самого себя.
Какое-то время мы шли молча. Казалось, будто листья перестали шуршать, и птицы перестали щебетать в испуге от того, к чему мы пришли: миру без моральной ответственности. Монти нарушил молчание:
– А есть какой-нибудь выход из такого положения? Просто это кажется… неправильным.
– Ты имеешь в виду, можно ли каким-то образом примирить наше чувство свободы выбора – морального выбора; выбора, касающегося того, что есть на ужин; в какую сторону пойти – с жестокой реальностью причинности и детерминизма? Может быть. Давай рассмотрим варианты. Детерминирован ли физический мир? Ответ: да или нет. Если детерминирован, следует ли из этого, что наше умственное состояние детерминировано? Если да, можно ли тогда хоть в каком-то смысле сказать, что мы свободны? Давай еще раз рассмотрим каждый из этих вопросов и разберемся, имеются ли здесь какие-нибудь возможности для маневра.
– Я думал, мы уже решили, что материальный мир детерминирован. Атомы и что-то там еще сильно соударяются?..
– В отношении этой точки зрения имеется пара возражений. Источником первого возражения служит огромная сложность физического мира – тогда как наука склонна упрощать, – а это значит, что мы никогда не знаем достаточно, чтобы в полной мере использовать принцип детерминизма, если речь идет о знании того, что произойдет, то есть реальности. В XIX веке физики Джеймс Максвелл и Людвиг Больцман были вынуждены прибегнуть к понятию вероятности, чтобы объяснить движение частиц газа в сосуде. Просто происходило слишком много всего, чтобы можно было предсказать, что сделает один атом. В наши дни теория хаоса похожим образом пытается объяснить определенные сложные системы, такие как погода, землетрясения или вспышки на Солнце, в которых крошечные изменения начальных условий приводят к разнообразным и непредсказуемым результатам. Хотя специалисты по теории хаоса могут обнаружить периодические закономерности и области относительного постоянства внутри хаоса, они не могут делать абсолютно точные предсказания, из которых, по нашему мнению, состоит «настоящая» наука. Современные прогнозы погоды на основе компьютерных моделей, возможно, гораздо лучше, чем те, что были раньше, но мы точно узнаем лишь то, что завтра, когда мы соберемся на прогулку, мне будет нужен зонт, а тебе – твоя симпатичная маленькая курточка.
– Ненавижу эту куртку. Меня ни во что не ставят другие собаки, когда ты заставляешь меня ее надевать.
– Не согласен. Ты похож на шотландского горца. Проблема и с хаосом, и с того рода сложностью, которую мы обсуждаем, заключается в том, что, если они означают, что, по сути, мы не можем предсказать будущее со 100 %-ной уверенностью, то это просто вопрос ограниченности наших знаний. Если бы у нас был достаточно мощный компьютер и возможность ввести в программу каждую деталь, касающуюся состояния Вселенной, тогда влияние взмаха крыльев бабочки на Борнео на погоду во Флориде можно было бы точно предсказать. Мы могли бы предвидеть движения каждого атома в максвелловском сосуде с газом. Поэтому отрицание не освобождает нас от хватки детерминизма. Мы должны точно знать не каков баланс сил, которые нас принуждают, а лишь то, что нас принуждают.
Но до настоящего времени мы говорили о Вселенной, как о той, что объясняется классической физикой с учетом релятивистской революции, начало которой положил Эйнштейн. Эйнштейн полностью изменил наш взгляд на пространство и время, но его Вселенная по-прежнему совершенно предсказуема до тех пор, пока мы сосредоточиваем свое внимание на объектах большого масштаба: от галактик до атома. Но как только мы спускаемся на субатомный уровень, начинают происходить очень странные вещи. И эта странность, как утверждают некоторые ученые, разрушает детерминистскую природу Вселенной. Квантовая теория старается – и довольно успешно – объяснить странность. Вряд ли это подходящее место для обсуждения квантовой механики, но я приведу пару очень простых примеров, которые должны помочь обозначить проблему. Когда сталкиваются два миллиарда бильярдных шаров, мы можем точно предсказать, что произойдет. Когда сталкиваются два электрона, все, что можно предсказать, – «облако вероятности» и что электроны будут находиться где-то в этом облаке. Эта проблема отличается от проблем, связанных с атомами газа в сосуде или непредсказуемостью погоды. Такого типа неопределенности сводятся к нашему относительному незнанию. В случае электронов просто невозможно предсказать их положение после столкновения. Квантовые частицы ведут себя не относительно, а абсолютно непредсказуемым образом. Это связано со знаменитым принципом неопределенности Гейзенберга. Для того чтобы предсказать путь электрона, вам бы понадобилось знать и его положение в пространстве, и его импульс (сумма скорости и массы). Если бы это была машина, или палка, или любой другой объект «нашего» мира, то не было бы никакой проблемы. Однако в случае квантовых частиц мы можем знать либо их положение, либо импульс, но не оба параметра одновременно.
– Почему нет?
– Иногда считают, что это действие так называемого эффекта наблюдателя – явления, когда измерение какого-то параметра квантового объекта связано с взаимодействием с ним, в результате чего меняется параметр, который вы должны были измерить. Примером из «нашего» мира может послужить тот факт, что измерение кровяного давления вызывает умеренный стресс, который, в свою очередь, приводит к повышению вашего кровяного давления. На квантовом уровне определение положения электрона связано с запуском в него фотона. Фотон соударяется с электроном и неизбежно меняет его положение и импульс.
Тем не менее квантовая неопределенность является более сложным предметом. Теоретически было показано, что неопределенность – неизбежное следствие волновой природы квантовых частиц. Это положение было подтверждено экспериментами, которые доказали, что, даже когда процедура измерения не затрагивает частицу непосредственно, измерение все равно меняет квантовое состояние таким образом, что прогноз оказывается невозможен.
– Подожди-ка, мы теперь говорим, что даже материальный мир не детерминирован?