ольно ворчит.
– Готов взяться за эпистемологию, часть вторую? – сказал я, когда мы устроились.
Монти тяжело вздохнул. Это было больше похоже на раздраженное пыхтенье, чем на вздох. Но он не слез вниз и не пошел искать убежище в других комнатах, поэтому я воспринял это как согласие.
– Вчера мы рассмотрели античные теории знания, затем традицию скептицизма и, наконец, как рационалисты изгнали скептицизм силой чистого размышления. Сегодня мы посмотрим, как конкурирующая традиция эмпиризма попыталась возвести прочный фундамент знания не на мышлении, а на опыте.
Хотя мы видим, что элементы эмпиризма присутствуют у Аристотеля, а некоторые итальянские мыслители и художники эпохи Возрождения недвусмысленно утверждали, что опыт – лучший знаток истины по сравнению с разумом или античными авторитетами, настоящее начало развития эмпиризма связано с английским мыслителем Фрэнсисом Бэконом. Но рассказ о Бэконе я хотел бы отложить до другой прогулки, поскольку его в основном считают пионером философии науки. Томас Гоббс представил черновой, но ясный вариант теории в своем политическом шедевре «Левиафан» (1651). В этом сочинении он заявляет: источником всех мыслей первоначально является ощущение. Память, воображение, ум зависят от первоначальной информации, поступающей от органов чувств. Знание означает знание фактов – вещей извне. Единственный способ узнать что-нибудь – увидеть, что это происходит.
Великий последователь Гоббса Джон Локк (1632–1704) довел эмпиризм до вершины правдоподобия с точки зрения здравого смысла. Его главная работа по философии, «Опыт о человеческом разумении» (1689), написана довольно простым языком (в основном), и мысль изложена настолько ясно, что когда читаешь это сочинение, то снова и снова киваешь, думая: «О, это звучит правильно».
И все же эмпиризм Локка содержал фатальную ошибку, которая привела к тому, что у последователей Локка, Беркли и Юма, эмпиризм стал выглядеть таким же странным, как и все удивительные представления рационалистов.
– Ты пытаешься сделать его чуть более увлекательным, чем он есть на самом деле, да?
– Может быть. Всего чуть-чуть… Хотя Локк отвергал уверенность рационалистов, он не был скептиком. Для него отправной точкой служит представление о том, что мы действительно обладаем знанием о мире, поэтому вопрос заключается в следующем: как мы получаем это знание? Главной мишенью Локка является Декарт. Как мы видели, Декарт полагал, что наш разум содержит определенные врожденные идеи: о нашем существовании и идею Бога, что, в свою очередь, приводит нас к умеренно надежному знанию о внешнем мире.
Но, по мнению Локка (и Гоббса), мы приходим в этот мир ни с чем, вообще без всяких идей в нашем разуме. Разум в момент рождения, говорит Локк, это tabula rasa – «чистая доска». Хотя разум и лишен знания, он обладает определенными способностями: думать и рассуждать. Но он не содержит идей. Идеями Локк называет все, что имеется в нашем разуме. Идеи – это ментальные объекты, соответствующие физическим объектам внешнего мира, которые их порождают.
Аргументы Локка против врожденных идей мы уже рассматривали по отношению к Богу. Но те же аргументы применимы и против тех, кто утверждает, что разум содержит врожденное моральное чувство, или идеи хорошего вкуса, или математические понятия, такие как равенство или разность. Говоря, что он не единственный, Локк использует ту же самую стратегию, которую применяли скептики, опровергая существование врожденных идей. Локк указывает, что если бы эти идеи были у людей врожденными, то они должны бы быть: 1) универсальными; 2) одинаковыми везде; 3) присутствовать с рождения. Быстрое антропологическое исследование убедительно показывает, что разные культуры значительно отличаются, если речь идет об их религиозных идеях, представлениях о хорошем поведении и даже о математических знаниях. Более того, любой, кто знаком с детьми, подтвердит, что дети не обладают такими представлениями, пока их этому не научат. Платон, возможно, утверждал, что Сократ мог «извлечь» знание геометрии, латентно находящееся в разуме мальчика-раба, но Локк говорит, что разум – это пустое ведро, которое ждет, чтобы его наполнили.
Если идеи не являются врожденными, то откуда они берутся? Локк, как и все эмпирики, указывает на опыт. Наши органы чувств питают ощущениями наш ум, где они превращаются в идеи. Мозг активно рассматривает и комбинирует их, превращая простые идеи, которые являются следствием чувственных ощущений, в сложные идеи. Я смотрю на тебя, Монти, лежащего на моей груди. Я глажу тебя…
– Когда гладят, приятно…
– Я чувствую твой запах…
– Эй!
– …который поставляет в мой мозг простые идеи веса, размера, теплоты, грязно-белого цвета, мягкости, мохнатости и слегка затхлого запаха. Эти простые идеи организовываются в сложные идеи «собака» и «искупать его».
– Но меня купали в прошлом месяце!
– Локк приводит более простой пример. Простые идеи «круглого», «красного» и «сладкого» объединяются, формируя сложную идею яблока.
– Не такую уж и сложную. Даже я знаю, что такое яблоко.
– Сложную только в том смысле, что она состоит из нескольких разных простых идей, объединенных для формирования единственной сложной идеи.
Итак, у нас имеются простые и сложные идеи, но Локк проводит различия и между этими первоначальными простыми идеями. Например, если мы продолжим говорить о тебе, Монти, то Локк утверждает, что о некоторых качествах, которые я воспринимаю с помощью органов чувств – твой облик, твой размер, твое положение в мире, тот факт, что ты представляешь собой твердый, а не газообразный объект (как правило), и тот факт, что ты спокойно сидишь и не двигаешься, – можно сказать, что они по-настоящему находятся внутри тебя или принадлежат тебе. А некоторые качества – твой цвет, твой запах, твой, э-э, вкус (если бы я собрался лизнуть тебя), то, что тебе тепло на моей ноге, – будет более правильно считать находящимися во мне.
– Что? Мне совсем не нравится идея о том, что часть меня принадлежит тебе… И откровенно говоря, облизывание – это неприлично.
– Вскоре все станет понятно. Характерные черты, которые, по мнению Локка, принадлежат тебе – твой вес, форма, твердость и так далее, – он называет первичными качествами. Эти вещи действительно присутствуют в наблюдаемом объекте и неотделимы от него. Локк говорит, что я даже не мог бы представить тебя, если бы ты не имел формы и размера. Ты вообще не был бы собой без этих вещей.
Однако с такими свойствами, как запах, вкус и цвет, все по-другому. Я могу представить Монти не грязно-белого цвета или с менее неприятным запахом. Эти качества не являются такими же необходимыми. И действительно кажется, что они больше присутствуют в моем уме, чем в тебе. Если ты спросишь, где я воспринимаю запах Монти, имеет смысл сказать, что я воспринимаю его запах в своем уме.
Поэтому Локк называет эти характерные черты вторичными качествами. Вторичные качества – это продукт первичных и порождается ими, но настоящее восприятие цвета или запаха происходит в моем мозге. Во время другой прогулки мы упоминали различия между субъективностью и объективностью. По мнению Локка, первичные качества являются объективными: они не зависят от мнения конкретного человека или группы людей. Если бы люди не существовали, кусок угля по-прежнему был бы куском угля, имеющим определенный вес и конкретные размеры. Если два человека спорят о весе угля, этот параметр можно проверить независимо, и обе стороны будут вынуждены с этим примириться. Но чернота угля действительно требует восприятия людей, поскольку чернота существует только в мозге тех, кто ее видит. И то же самое применимо к оранжевому пламени и теплоте, которые дает уголь при сжигании. Вторичные качества субъективны, зависят от индивидуального восприятия наблюдателей. И если один человек говорит, что уголь черный, а другой – что он не черный, а на самом деле представляет собой сверкающий цветной мир бесконечных изменений и градаций, тогда оба правы. Такова природа субъективности.
Первичные качества отчасти можно идентифицировать благодаря тому, что их можно зафиксировать с помощью более чем одного чувства: например, вы можете видеть и чувствовать движение объекта, тогда как вкус собачьего лакомства вы увидеть не можете…
– А кстати, нет ли у тебя…
– Может быть… давай-ка, посмотрю… да, вот.
– Спасибо.
– Один или два случая ты, возможно, сочтешь сомнительными. Например, ты, возможно, считаешь теплоту первичным качеством: огонь, конечно, горячий и сам по себе. Ответ Локка заключается в том, что ошибочно считать, будто огонь содержит в себе что-нибудь, подобное моей идее теплоты. Это было бы равносильно утверждению, будто иголка содержит мою идею боли, когда колет меня.
Поэтому теперь мозг заполнен идеями – простыми и сложными, – но, по мнению Локка, это не совсем то же самое, что «знать». Для знания необходима активная способность ума находить связи между идеями, видеть согласие или несогласие между ними. Зрение, например, доставляет уму простые идеи черного и белого. Ум сравнивает эти две идеи и видит, что они разные. Такое понимание разницы есть знание. Рационалисты считали понятия, такие как различие и тождество, врожденными – это категории, которые просто ждут наполнения информацией от органов чувств. Но Локк считал, что без опыта нет понятий.
Различные органы чувств доставляют нам сложные идеи кошки и собаки, и мы опять можем видеть области различий и сходства. Из того факта, что и те и другие являются теплокровными животными и выкармливают детенышей молоком, мы можем прийти к заключению, что кошки и собаки принадлежат к одному классу – млекопитающие. Посмотрев на их зубы, мы увидим, что они являются частью одного отряда – хищные, или плотоядные. Но на основе различий, того факта, что…
–