– Не только ты. По-настоящему сложно заставить мозг думать о пространстве и времени как о спроецированных сознанием, а не пассивно воспринимаемых явлениях. Возможно, полезно думать о них, как о правилах игры. Когда ты смотришь футбольный матч или наблюдаешь, как два человека играют в шахматы, то, что в противном случае выглядело бы крайне трудными случайными движениями, становится совершенно понятным, если знать правила. И дело не в том, что мы просто пассивно воспринимаем образы человека, ударяющего по мячу или двигающего ферзя, а потом истолковываем эти движения: сама игра структурирована нашим сознанием – мы считываем правила, заложенные в самом матче.
Такое активное осмысление мира очень хорошо согласуется с современной психологией, которая полностью поддерживает представление о том, что мозг тяжело работает, чтобы придать хаотичной путанице сенсорного восприятия форму и смысл. Всего один очень простой пример. Когда мы смотрим на что-нибудь, изображение на сетчатке перевернуто вверх ногами. Мозг в первую очередь должен правильно перевернуть изображение. Но все эти переворачивания подразумевают врожденное знание пространственных отношений.
Невозможно думать о мире без времени и пространства. Что это за момент до Большого взрыва, в результате которого возникли пространство и время? Человеческий разум буквально не может это постичь. У нас есть слова «до Большого взрыва», которые, по-видимому, что-то означают, но нет ничего, никакого образа в нашем разуме, который им соответствует. Думать о каком-нибудь объекте – значит помещать его в пространстве. Представление о движущемся объекте связано не только с идеей пространства, но и с идеей времени, которое проходит, когда объект движется.
Поэтому даже чувственность, первый этап познания посредством поглощения чувственных восприятий, структурирована особенностями разума. Теперь наступает следующая стадия процесса познания: рассудочное познание. Созерцания – так Кант называет эту необработанную информацию, организованную в пространстве и времени, – должны быть далее истолкованы рассудком, чтобы они стали для нас что-то значить.
Итак, с чувственности начинается процесс превращения необработанных сенсорных данных в нечто, что мы можем знать, путем организации их в пространстве и времени. Однако по-настоящему тяжелую работу выполняет рассудок: в ходе этого процесса разум сортирует, организовывает, комбинирует и выносит суждения. Для этого разум пользуется тем, что Кант называет категориями – разными понятийными сущностями, которые разум применяет для придания смысла входящей сенсорной информации.
Представление о том, что вещи в мире «извне» можно анализировать с помощью категорий, впервые было использовано Аристотелем (ну, вообще-то, так и должно было быть, верно?). Изначальное греческое слово ϰατηγορία означало обвинение, которое можно было выдвинуть против кого-нибудь в суде. Аристотель использовал термин для обозначения чего-либо, подобного предикату, – то, что можно сказать о чем-нибудь, или вопрос, который можно задать об этом.
Аристотель выделяет десять категорий, которыми, по его мнению, исчерпываются все возможности для описания объекта. Сущность, то есть какого рода эта вещь, скажем, человек, или собака, или дерево. Затем количество – сколько их? Категория качества несколько расплывчата, но означает, какими качествами обладает объект, например цвет, текстура, запах и т. д. Отношение – каким образом объекты соотносятся друг с другом, поэтому, Монти, ты пахнешь больше, чем я, а я выше тебя. Место – мы здесь на одеяле. Время – сегодня! Положение – я сижу здесь, а ты лежишь на моей груди. Состояние – еще одна более сложная категория, под которой Аристотель подразумевал, что ты находишься в состоянии обладания чем-то, сделанным для тебя. Аристотель приводит примеры – «обут», «вооружен». Монти в своей милой маленькой курточке… Затем действие – что объект делает? Мы думаем и говорим. И наконец, страдание, которое представляет собой страдательный залог действия – что делают с тобой, например бьют или кричат.
– Это было немного скучно.
– Извини. Я понимаю, но это важно. Теперь мы знаем все, что, по мнению Аристотеля, ты мог бы сказать о чем-нибудь! Если бы я анализировал тебя с помощью категорий, не осталось бы буквально ничего, что можно сказать о тебе. Ты был бы полностью категоризирован!
– Ура!
– Главное, что необходимо запомнить: что эти категории, согласно Аристотелю, являются свойствами субъекта: это качества, которые являются объективной реальностью, о каком бы субъекте мы ни говорили. Но Кант переворачивает это на 180°. Все способы категоризации объекта переносятся из мира в разум. Вместо десяти аристотелевских категорий Кант определяет двенадцать, распределенных в четыре подгруппы, которые Кант называет классами. И эта таблица категорий «указывает все моменты спекулятивной науки»[34]. Выделяются следующие классы: категории количества, качества, отношения и модальности. Не хочется слишком увязнуть в категориях Канта, но, грубо говоря, категории количества связаны с тем, насколько много вещей; качества – с присутствием, отсутствием или каким-то ограничением объекта; категории отношения касаются того, как вещи в мире связаны друг с другом, например, за счет причинно-следственной связи; а модальность касается того, как объект может существовать, например, существует ли он на самом деле, может существовать или его существование является необходимостью. Воспринимая что-нибудь в мире, разум сразу же наделяет его категориями в ходе действия, которое Кант называет синтезом, и такой синтез, это неожиданное постижение вещи по отношению к категориям, и есть то, что на самом деле означает понимание, или знание.
– Все это немного сбивает с толку. На самом деле это было довольно похоже просто на шум. Ты можешь изложить это языком, понятным собакам?
– Я попытаюсь. Итак, для класса, который Кант называет категориями количества, он отмечает, что я мог бы сказать, например, Монти лает, или несколько собак лают, или все собаки лают. Все это возможные способы представлять себе численность или количество – один, несколько или все. Поэтому в классе количества у нас есть следующие категории: единство, множественность, целокупность (тотальность). В классе качества возможными категориями являются реальность (Монти здесь), отрицание (Монти здесь нет) и ограничение (Монти находится здесь, пока мы не уйдем).
– Я все еще не совсем… Эти таблетки, которые мне дал ветеринар… после них трудно сосредоточиться.
Я погладил его по носу.
– Когда я смотрю на тебя, мой разум автоматически проделывает всю эту работу, применяя все разные категории – до тех пор, пока они приемлемы – к тебе, и мое понимание объекта мира по кличке Монти является суммой всех этих подсознательных актов. Так лучше?
– Кажется, да. Вроде. Может быть. Нет, не совсем.
– То, за что следует зацепиться, это идея о том, что мой разум активно вовлечен в создание объекта, который я знаю, как тебя, Монти. Разум делает это, придавая определенные формы бешеному шквалу чувственных впечатлений, которые я получаю. Сначала разум фиксирует время и пространство, а затем распределяет тебя по различным категориям. И пространство, и время, и категории – все это существует в моей голове, а не в окружающем мире.
– Подожди-ка, это все имеет какое-то отношение к этой априорной синтетической штуковине?
– Да! Категории и тому подобное являются априорными, но при этом они также представляют собой истинное знание и выходят далеко за свои рамки для завоевания новой когнитивной территории – по сути, они служат непременным условием для того, чтобы я вообще обладал каким-нибудь знанием. Более того, эти категории – основная составляющая разумности, поэтому любой человек будет ими обладать. Это означает, что мир, постигаемый человеческим разумом, будет общим, разделенным между нами и совместно понимаемым. Мы не заключены в индивидуальных мирах, как монады Лейбница.
– Ну, это радует. Можешь почесать мне… а-а-а-а-ах, да, вот здесь.
– Что мы пока пропустили, так это мир за пределами видимости. Я говорил, что Кант никогда не отрицал существования объекта вовне, инициирующего цепь событий, которые завершаются тем, что я вижу и понимаю объект по кличке Монти. Локк постулировал, что существуют первичные и вторичные качества, при этом первичные качества, по его мнению, принадлежат объекту и в определенном смысле представляют собой суть объекта. Беркли (и Лейбниц) считали, что объекта вовне не существует, только идея в твоей голове…
– Не говори мне, что Кант выбрал некий идеальный средний путь – как там его называл Аристотель, золотая середина?
– Не совсем. Кант называет объект сам по себе ноуменом. И это одна из самых загадочных сущностей в философии: нечто где-то там, о котором мы не можем знать буквально ничего. Кроме того, что оно существует. Оно не имеет формы, веса, текстуры. Все эти качества порождаются активными созидательными силами нашего разума. Поэтому да, есть присутствие, но Кант говорит, что человеческое познание и рассудок в конечном счете ограничены и никогда не доберутся до ноумена. Категории работают только по отношению к тому, что эмпирически доступно, а ноумен, выходящий за пределы опыта, недостижим. То же, кстати, применимо и к Богу.
– О, еще один атеист?
– Никто не может с уверенностью судить об отношении Канта к Богу. Он часто говорит о Боге и о необходимости верить в него как о способе обоснования морали, но он также говорит, что мы никогда не сможем узнать, что Бог существует. Кант выводит Бога из области рационального или научного доказательства и оставляет его исключительно в мире веры.
– Ты думаешь, что в основном так и есть, то есть что Кант прав и большая часть того, что мы воспринимаем в мире и понимаем, навязывается нашим разумом?