– На самом деле речь не о правильном и неправильном, да? Только о власти.
– И милосцы отвечали в основном в таком же роде. За исключением одного случая, когда они сказали, что боги накажут афинян за несправедливые деяния. Речь по-прежнему о неблагоприятных последствиях для афинян, но, по крайней мере, здесь затрагивается несколько более широкое представление о справедливости. А афиняне ответили…
– Дай угадаю: что справедливость сводится лишь к вопросу о том, у кого самая большая палка?
– Молодец! Да, они сказали, что боги не вмешиваются в естественный ход вещей, а он таков, что сильный побеждает слабого. А теперь, похоже, мы достигли той точки, где справедливость, по-видимому, приравнивается к возможности поступать по-своему. Сильный и есть справедливый.
Вот к чему мы пришли. Наша задача в том, чтобы убедить афинян не нападать, парировать аргументы сторонников теории о «виляющих хвостом» и Ницше.
Монти посмотрел на меня, нахмурившись. Для «мальтийцев» характерны темные пятна от выделений из слезных желез, и это придает Монти глубокомысленный вид, будто он нахмурился в процессе размышлений.
– А если мы не сможем?
– Тогда мы все равно чему-то научимся. Иногда мы продвигаемся вперед, узнав о наших недостатках. Иногда для того чтобы выяснить, кто мы такие и что у нас имеется, нужно затенение, а не раскрашивание в разные цвета.
На полпути домой вниз по холму я увидел, что Монти хромает.
– Хочешь на ручки? – спросил я. Я уже какое-то время замечал, что Монти не столь бодр, как обычно. Раньше по утрам он запрыгивал на кровать, а теперь ставит только передние лапы и ждет, чтобы его подняли.
– Ладно, только поставь меня до того, как мы окажемся на нашей улице. Не хочу, чтобы эта такса меня видела…
Поэтому я взял Монти на руки, хотя он был грязным, и нес, пока мы не достигли верхней части нашей улицы, и оставшийся путь он с важным видом проделал сам. Вдруг, когда мы уже почти были дома, Монти замер и посмотрел на меня:
– Чуть не забыл. А с этими милосцами… что случилось?
– А, да. Они не согласились с условиями афинян. Афиняне осадили и в конце концов захватили город.
– А потом?
– А потом они убили мужчин, а женщин и детей продали в рабство.
– О!
– Ты сам спросил.
– Да уж, лучше бы не спрашивал…
Прогулка втораяПлатон, Аристотель и благоденствие
Во время второй прогулки мы с Монти обсуждаем этические теории Платона и Аристотеля, а также других философов Античности, которые сосредоточены на представлении о счастье и благоденствии. Кроме того, мы исследуем представление о том, что мораль – это особый вид ощущения или чувства, которым обладают люди.
– Хэмпстед-Хит или кладбище?..
– Кладбище. Но обещаешь, что не будешь впадать в меланхолию и не начнешь опять сочинять свои отвратительные эпитафии?
– Это всего лишь забава. Хобби. Парням необходимо хобби.
Наше местное кладбище действительно довольно красивое. Некоторые его участки хорошо ухожены и так же аккуратны и правильны, как какое-нибудь двустишие Александра Поупа. Другие участки превратились в заросли, и, когда в нашей семье резко ухудшались отношения, у меня появлялись смутные фантазии о том, чтобы, взяв с собой Монти, поселиться здесь в шалаше из согнутых ивовых прутьев и спать на ложе из папоротника. На нашем кладбище почти нет известных личностей, но зато здесь, под простой гранитной плитой, похоронен изобретатель ополаскивателя для рта Джозеф Листер. И я действительно провожу на кладбище много времени, сочиняя эпитафии самому себе и представляя, как красиво они выгравированы на моей простой могильной плите.
Под этой плитою
Лежит бедный Тони;
Когда-то был плотью,
А ныне лишь кости,
Он умер один.
Beneath this stone
There lies poor Tone;
Once flesh, now bone,
He died alone.
– Ну конечно, никакой меланхолии. Брр.
В дальнем конце кладбища есть скамейка, приютившаяся между боярышником и бузиной. Черные дрозды и зяблики поют в чаще, и, если повезет, можно увидеть зеленого дятла, который тяжело слетел вниз (они всегда выглядят так, будто только что съели пирог и напились эля) и начал искать муравьев в траве. Это хорошее место для философствования. По крайней мере, оно таким было, пока Монти не умчался, носясь между рядами могил и преследуя того, кто оставил запах: лису или бродягу. Наконец он вернулся назад и вскарабкался, весь мокрый, ко мне на колени.
– Как твое бедро, получше?
– Просто случайный приступ боли. Так где мы остановились? – он подавил зевок.
– Поздно лег спать?
– Я зевнул от волнения. Так бывает у собак. Может, перечислишь мне ключевые моменты по пунктам?
– Конечно.
1. Не существует согласия в вопросах, касающихся моральных ценностей, которые очень отличаются у разных людей, в разное время и в разных местах.
2. Некоторые считают: этот факт доказывает, что мораль сводится к власти, или обычаю, или капризу, которые меняются.
3. Поэтому наша задача – определить, можем ли мы найти объективную основу для суждений о правильном и неправильном, возможность утверждать, хорошая ли ты собака или плохая, таким же образом, как я мог бы сказать, что ты – треугольный или квадратный.
4. И если хоть немного повезет, мы могли бы убедить афинян не убивать и не обращать в рабство милосцев…
– Понятно, спасибо.
– Было множество попыток придать объективную основу морали, но все их можно разделить довольно четко, дай-ка сосчитаю… на пять различных направлений этического мышления.
– Может, стоит их перечислить для меня?
– Хорошо, но это не будет иметь смысла, если не рассматривать детали. Во-первых, это крайний моральный реализм Платона, причем реализм в этом случае всего лишь означает, что, по мнению Платона, благо, например, действительно существует в виде отдельной, объективной сущности. Во-вторых, идея о том, что люди обладают моральным чувством, которое подобно нашему зрению или обонянию. В-третьих, Аристотелева этика добродетели и другие системы этики, основанные на идее о правильной жизни. В-четвертых, у нас имеется деонтологическая этика, или этика как форма следования правилам, которая в основном связана с именем Иммануила Канта. И, наконец, утилитаризм, или этика, основанная на стремлении к максимальному счастью. Понятно?
– Кажется. Вроде бы. Как ты и сказал, пока это всего лишь слова. Но есть один маленький вопрос о некоторых из этих слов. Ты иногда говоришь «моральный», а иногда «этический». Это одно и то же?
– Хороший пес: теперь ты думаешь как философ. Очень важно убедиться, что мы используем слова непротиворечиво и что их значение совершенно ясно. До настоящего времени я использовал термины немного произвольно, то есть в широком смысле: в том, что касается отличий правильного от неправильного. Однако, как правило, этика означает кодекс поведения, который существует в определенных условиях или организациях: так, мы говорим о деловой этике, означающей поведение, считающееся приемлемым в этом контексте. Но этика также будет включать кодекс, который существует в целом обществе. Мораль обычно означает набор принципов, в соответствии с которыми живет человек. Но различия несколько размыты, так что давай считать, что когда я использую оба термина, то имею в виду вопросы, связанные с отличием правильного от неправильного.
– Понятно.
– Итак, пять направлений… Начнем с двух из них, которые я полагаю совершенно никчемными, поскольку такой образ мыслей, касающийся этики, на самом деле нисколько нам не помогает. Затем мы рассмотрим хорошие направления и выясним, подойдет ли кому-нибудь хрустальный башмачок.
– Вот это план!
– И опять я начну с Платона. Несмотря на то что, как я уже говорил, он – самый почитаемый из всех философов и довольно хорошо представил проблему, я, наоборот, считаю, что он почти все понимает неправильно.
– Что?
– Мы уже видели, что Платон в некоторых диалогах ассоциирует добродетель со счастьем. Но он имеет в виду, что добродетель ведет к счастью, а порок – к несчастью. Он не говорит, что это одно и то же. Так что же тогда такое добродетель для Платона? Для полного ответа на этот вопрос нам необходимо рассмотреть метафизику Платона…
– Его что?
– …и особенно его онтологию.
– Его – кого?
– Ну хорошо, я собираюсь позже поговорить гораздо подробнее об этих вещах, а пока скажу лишь, что метафизика и онтология – это разделы философии, которые связаны с подлинной природой реальности.
– Ла-а-адно…
– Платон – величайший объективист в этике. Он считает, что добродетель или добро являются реальными вещами, типами сущностей, которые он называет идеями, или формами, существующими в особом, трансцендентном мире вместе с похожими понятиями, такими как красота, справедливость, равенство и мужество.
Платоновская теория идей – одна из самых знаменитых, но при этом одна из самых трудных философских теорий. Давай пока будем рассматривать идеи как идеал, совершенный, вневременной эталон вещей, который грубо копируется в окружающем нас мире.
– Если честно, то немного трудновато.
– Это тяжело, но ты справишься. Постепенно станет понятнее. Просто слушай меня. Причина, по которой бедные граждане в ранних диалогах оказывались сбиты с толку и были неспособны удовлетворительно ответить на вопрос Сократа «что такое X?», заключалась в том, что они не знали подлинной природы доброты и тому подобного, а видели лишь различные запутанные примеры, жалкие отражения истинного добра. Платон считал, что, если человек знает, что́ правильно, он всегда будет поступать так. Порочность порождается лишь незнанием. Так что путь к добродетели пролегает через знание. И это знание заключается в знании идей.