– Да, в такси и сразу к тебе.
– Давай, чего как не своя, проходи. Голодная?
– Чуточку, меня укачало немного.
– А, ну начнем с чайка. А потом запеканочку. А я еще щи из кислой капусты сварила, будешь?
– Попозже, бабуль.
Странное чувство радости и отчужденности одновременно наполнило Варю. Она была рада снова увидеть бабушку, но внутри, в области солнечного сплетения, что-то сжималось.
Она прошла на кухню, улыбнулась. Все было ровно так, как в детстве. Кухня семидесятых годов белого цвета (Варя усмехнулась про себя: за такой минимализм сегодня некоторые готовы платить очень приличные деньги), небольшой квадратный столик со скатертью-клеенкой поверх, на столе обязательно сахарница и мед. И конфетки. Было тихо, и только небольшой холодильник потрескивал, как бы ворча на то, что он уже сорок лет выполняет одну и ту же работу. На стене календарь с отрывными листами. Он остановился на четвертом сентября, хотя сегодня был апрель.
Бабушка заварила чай – фарфоровый чайник, чашки, блюдца. Долька лимона. Она села за стол, улыбнулась.
– Как у тебя дела, дорогая? Я так тебя давно не видела, как ты там, в Москве своей? Небось, раздолье там для тебя: много места, пространства, жизни!
– Да, наверное. Сейчас город словно вымер, никого нет – все по домам, а по городу ездят только скорые. Очень грустно и страшно. Но, бабуль, на самом деле мне сложно сейчас говорить просто так. Я хотела посоветоваться. Точнее, узнать твое мнение.
Бабушка отхлебнула чай, немного причмокнула и взглянула на Варю, тем самым дав ей понять, что она готова к разговору.
– Как ты думаешь, мне правда пора замуж? Мне правда пора заводить семью и детей?
– Ба! Ну ты б заранее предупредила, что прям с порога да на такие темы, – улыбнулась бабушка. – Детка, а ты сама как считаешь?
– Понимаешь, я очень счастлива в отношениях. Была. Мы поссорились с Димой, потому что я непонятно зачем надавила на него. – Варя замолчала. Глаза налились слезами.
– Расскажи мне, – сочувственно сказала бабушка, положив свою руку поверх руки Вари. Тепло и нежность окутали ее, и Варя продолжила:
– Моя подруга вышла замуж. Недавно мы встретились в баре, она рассказывала, как замужем хорошо. Что она никогда не задумывалась, а теперь приобрела статус замужней, стала ощущать себя достойнее, защищеннее. Ты знаешь, бабуль, я так до конца и не поняла всей ее радости, мне тогда это все показалось искусственным, словно она мне это рассказывает и убеждает в первую очередь себя. Я такая глупая!
– Ну-ну, доченька, не плачь. Что случилось? Что ты сделала?
– Понимаешь, мы с Димой вместе уже восемь лет, три года живем вместе… Да ты знаешь все. И мне почему-то стало так обидно! Другие девочки выходят замуж, друзья женятся, а я одна просто с Димой. И, бабуль, меня это раньше никогда не волновало. Но тут почему-то… я взяла… взяла… – Слезы не давали Варе сделать вдох, все ее попытки продолжить свой рассказ заканчивались громкими всхлипами.
– Обожди, доченька, сделай глоточек чая.
– Я сделала глупость. Мне так стало обидно, что у меня по-другому.
– Что ты сделала?
– Глупость.
– Послушай, я не буду это вытягивать из тебя, но ты сама сказала, что ты здесь за советом, доченька. Я здесь и никуда не ухожу. Расскажи тогда, когда будешь готова.
Варя направила взгляд в окно. Снег уже оттаял, и лесной пояс вдалеке начинал зеленеть. На подоконнике уже стояла рассада – по крошечным росткам еще сложно было определить, что высаживает бабушка, но наверняка это были перцы, огурцы и помидоры. Варя почувствовала запах свежесорванных томатов с куста в огороде бабушки, таких вкусных, сочных, красных. Она любила в детстве трогать руками все эти листики, плоды, волосинки на стебельках куста с помидорами, а потом подносить пальцы к носу и вдыхать этот особенный запах.
– Он пришел с работы домой, и я ему сразу выпалила. Сказала ему, что он не заботится обо мне, не хочет жениться, ничего не хочет, пользуется мной, а потом бросит, когда надоем. Но, знаешь, бабуль, что самое страшное? То, что это все неправда. А правда в том, что Дима обо мне заботится так, как никто. Он всегда внимательный, всегда чуткий, всегда любящий. А я выпалила… А правда в том, что я не хочу замуж! Я была очень счастлива там, где я была. Я начала давить на него зачем-то, что хочу завести семью, детей. А на его вопрос, готова ли я, не ответила ничего. Потому что самое ужасное, бабуль, я не готова ни к семье, ни к детям. Мне так хорошо было быть собой. И просто быть с ним. Но сделала абсолютную глупость. Мы поссорились, и я уехала.
– Дорогая моя… Понимаешь, мы, женщины, иногда творим глупости. Хорошая новость: мужчины это понимают. И со временем тоже отходят. Я прожила долгую жизнь, дочурка. И поверь мне, семья – это не всегда то, что написано в документах. Государства меняются, законы переписываются. Но семья – это больше, чем штамп в паспорте. Сейчас я это понимаю, в том числе благодаря тебе. Ты такая счастливая была все эти годы, я чувствовала своим сердцем, что ты не одна в этой Москве, что у тебя все хорошо, что ты счастлива, что вы с Димой создали свою семью вне штампов, условий.
– Ты так говоришь современно, бабуль.
– Верчусь, как могу, – улыбнулась бабушка. Она достала конфетку «Васильки», начала разворачивать ее, хрустя фантиком, а потом поднесла ко рту и откусила половину. – Хочешь?
– Нет, бабуль, я не ем сладкое, – ответила Варя.
– И даже мед от Пал Иваныча?
Варя задумалась. «Да черт возьми, мир катится в тартарары, пойду вместе с ним!»
– А мед, пожалуй, буду! – улыбнулась Варя. Она зачерпнула ложкой мед – золотой, кремовый, сладкий, ароматный. Он теплом разошелся внутри, так приятно и нежно, Варя немного расслабилась.
– Мы с тобой никогда не говорили о важном, я все была маленькой, ничего не понимала, да и говорить со мной, наверное, было бессмысленно. Чего я могла понять в том возрасте? И вот сейчас я разрушаю свою жизнь.
– Дорогая моя, а что твое сердце говорит?
– Я любила и люблю, и сердце сейчас разрывается. Дима ведь сказал мне, что хочет семью, но пока рано. Он сказал, что пока не готов взять на себя все обязанности и привязать меня к себе. Он сказал, что ему намного спокойнее от понимания, что я свободна принимать свои собственные решения, а он пока встает на ноги, зарабатывает. Он сказал, что для него женитьба – это ответственность, которую он еще не готов принять.
– И что ты сказала ему, родная?
– Сказала, что, если он так считает, значит, не любит меня.
– Да, доча, ответила ты ему, как героиня сериала со второго канала.
– Бабуль. А почему мы вообще должны жениться?
– Ты правда от меня хочешь узнать ответ?
– Да.
– Дорогая моя, правда в том, что я сама не знаю. У меня было два мужа. И я до сих пор не знаю, любила ли я кого из них. Беда ведь в том, сладкая моя, что тогда я не могла себе позволить делать то, что хочу. Я забеременела, и надо было выйти замуж. Мой первый муж, Вася, не хотел детей, но я заставила его. Сказала, что, если не женишься, всей деревне расскажу, что ты за кабель. Сейчас это, может, и смешно звучит, но тогда все было очень серьезно. Да и второго мужа я тоже заставила жениться, потому что уже неудобно перед людьми было: у нас вроде как роман, цалуемся, а не женаты. А у вас все по-другому, ты можешь быть свободной, делать, что хочешь. Ты сама себя загоняешь в клетку.
– Ты так рассуждаешь современно, бабуль.
– Золотая моя. Ваша проблема в том, что вы слишком много думаете. А вы не думайте. Хотите жить вместе – живите вместе, хотите жениться – женитесь. Хотите разойтись – расходитесь. Тут тайн нет. Главное, не слушай ты никого, родная. Даже меня не слушай, я старая уже, растворилась я в пространстве. А вы здесь и сейчас, вот и живите так, как хотите, правил нет и не будет, правила – они в голове.
Варя отпила немного чая. Вкусный и свежий, с чабрецом и лимоном, бабушкин чай. Варя взглянула в окно: небо серело, собирался дождь.
– Бабуль, я хочу спросить, почему у вас с дедом были такие отношения, почему он уехал в деревню, почему он ушел в себя?
Бабушка опустила взгляд. Вены на ее руках стали выступать еще сильнее, она сжала чашку. Ее взгляд устремился в окно. Варя почувствовала, что задала страшный вопрос, на который не получит ответа. Она попыталась сменить тему.
– Мне плохо, – продолжила Варя, – я читаю новости, и мне плохо от несправедливости происходящего. В моменты, когда я вижу и ощущаю отсутствие справедливости, я вспоминаю тебя. Мама рассказывала мне, как ты в молодости подходила к вашему фамильному дому, который отобрали у семьи в революцию и сделали из него клуб, и как ты хотела поджечь его. Я все пытаюсь понять, что ты ощущала тогда? Это было то же чувство несправедливости и ненависти, что горит во мне сейчас? И, намного важнее, я хочу понять, почему ты этого не сделала? Я не думаю, что ты испугалась последствий. Мне хочется верить, что ты остановилась, чтобы не множить ненависть.
– Самое страшное, я не знаю ответа до сих пор, – ответила бабушка. – Сейчас я просто осознаю, что если бы я подожгла свой родовой дом тогда, то, скорее всего, не разговаривала бы с тобой сейчас. Семья намного важнее ненависти и личной мести, я это знаю. Но я чувствую, моя родная, я чувствую твою злость. Ты ищешь путь, но не можешь найти.
– Мне кажется, что вокруг меня ложь, – начала Варя. Она подняла глаза на бабушку. Ее морщинистое лицо светилось любовью к внучке. «Бесценный взгляд», – подумала Варя. Взгляд понимания и абсолютного доверия. – Мне кажется, все мои мысли очень глупые, бабуль. Я все чаще и чаще задумываюсь про то, в каких условиях росла и жила ты, все твое поколение. Мама рассказывает, что во время войны вы голодали и ели лебеду. Но я спрошу тебя о другом: как вы проживали каждый день? Что вы чувствовали, о чем думали? Вы боялись умереть? Вы думали об этом? У меня столько вопросов, но ни одного ответа.
– Варюшка, ты же знаешь, у меня тоже их нет.