Чтобы не пользоваться диктофоном, он пригласил меня пойти в морг вместе с ним и вести за ним записи напрямую. Мне тоже больше нравилось записывать стенографией, но я начала отказываться из-за пережитого в больнице Святого Варфоломея. Но Стефен настаивал, и около двух часов дня мы с ним отправились в другой корпус нашей больницы. По дороге он болтал со мной о жизни, по-видимому, стараясь заглушить все недобрые предчувствия об ожидающей нас работе.
Одно дело — увидеть труп с частично срезанной головой, но совершенно другое — оказаться в морге, где их множество. И именно туда мы направлялись. Мысли о побеге, безусловно, меня посетили не раз, когда мы тихо вошли в низенькое, безобидно выглядящее здание, расположенное вблизи оживленной транспортной магистрали. Оно ничем не выдавало своего истинного назначения.
Когда я снова увидела Стефана, он уже «облачился» в рабочую одежду и был готов приступить к делу. Проследовав за ним в круглый морг (что уже само по себе навевало ощущение клаустрофобии), я вошла в море человеческих трупов. Все имевшиеся в чистом помещении столы были заняты. Пока я оглядывала их, Стефен повернулся ко мне и произнес с гортанным австралийским акцентом бессмертную фразу: «Видишь, они никуда не уйдут, не так ли?»
С ним было трудно не согласиться. Я делала записи, а он занимался своей работой. Для меня это был очень непростой день. Я испытала серьезное потрясение от вида красивой маленькой девочки, одетой в изысканный, тонкий шелк и кружево. Она мирно лежала, и можно было подумать, что она просто спит. С самого детства у меня ярко проявлялся материнский инстинкт, и мне было очень тяжело удержаться, чтобы не подбежать к малышке и не взять ее на руки. Несколько секунд мне пришлось бороться с собой, чтобы подавить сильное желание обнять ее. Но вскоре за ним последовало тяжелейшее осознание: даже сделав это, я ничего уже не смогу исправить. Это было невероятно тяжелое испытание для первого дня работы в морге.
До профессора Мэнта дошла весть, что я стоически пережила свое первое знакомство с работой патологов. И он стал приглашать меня с собой в морг Саутуарка, куда я регулярно сопровождала его еще шесть месяцев — вплоть до его выхода на пенсию. Я ездила на вызовы вместе с доктором Кевином Ли и периодически помогала доктору Стефену Корднеру в морге больницы Гая.
(Рассказывает Дерек.)
Полин всегда поражала меня умением держать себя в руках при любых обстоятельствах, но у нее иногда проявлялся талант попадать в нелепые ситуации. Я ничего не знал об истории, которая произошла практически перед самым выходом профессора Мэнта на пенсию — до тех самых пор, пока мы не сели писать книгу. Несмотря на смущение Полин, я считаю, что этим рассказом нужно поделиться. Передаю ей слово…
(Рассказывает Полин.)
Шел 1983 год — эпоха задолго до появления ситкома «Фрейзер»[11] на телеканале Channel 4, который познакомил британских «язычников» с настоящим кофе и снобизмом, окружавшим этот напиток в Сиэтле, на родине «Старбакс». В то время у нас в офисе сплотилась небольшая группа людей, которые втихаря покупали свежемолотый кофе. Для тех, кто не состоял в «кофейном клубе», этот напиток представал только в виде порошка из стеклянных банок с закручивающейся крышкой, разбавленного гнусной водопроводной лондонской водой.
Мы готовились к первому визиту высокоуважаемого профессора Хью Джонсона. Профессор судебной медицины Джонсон планировал перейти к нам из больницы Святого Фомы и занять место руководителя, которое неминуемо пришлось бы освободить профессору Мэнту в связи с выходом на пенсию. На тот момент больницы Гая и Святого Фомы уже начали объединение, и мы восприняли это изменение как первый шаг к слиянию. Так случилось, что профессор Джонсон так и не успел принять бразды правления, потому что неожиданно скончался от сердечного приступа еще до завершения объединения медицинских учреждений. Вакантная должность досталась его заместителю, доктору Иэну Уэсту. Но в тот день никто из нас еще не знал об этом, и один наш дотошный коллега Иэн Брэнбрук выспросил все у профессора Мэнта. Стремясь поделиться особо важными сведениями, он сделал нам три первостепенных предупреждения: высокий и представительный профессор Джонсон обладает суровым характером и едва ли станет поощрять шутливые выходки; он известен тем, что не терпит болванов и часто нагоняет страх на окружающих; ходят слухи, что он очень быстро выходит из себя. Мы поняли, что на гостя неплохо было бы произвести хорошее впечатление.
К счастью, у нас был большой опыт организации социальных мероприятий для представителей судебной медицины. Конечно, мы немного нервничали, но что в самом деле могло пойти не так? Что ж…
В тот день я надела свое любимое платье для особых случаев. Это было короткое хлопковое платье-рубашка в клетку с низкой талией, прошитое по низу тончайшей прорезиненной полоской, целью которой было не давать платью подскочить с бедер. Ниже этой полоски оставались каких-то 15 см ткани, считавшихся юбкой, но меня это не пугало. Единственное, вещь нужно было часто поправлять — каждый раз, когда я вставала или садилась. Но я была готова примириться с элементом непредсказуемости в угоду моде.
Я несла ответственность за создание приятного впечатления и прежде всего предложила горячие напитки профессорам Джонсону и Мэнту, которые беседовали, стоя примерно в 20 футах позади меня. Чайные пакетики уже были наготове, но неожиданно гости попросили кофе. Я хорошо помню ту злополучную банку Nescafe. Помню этикетку, сколько кофе в тот момент оставалось в банке, ее высоту, ширину, вес и ее вид в углу на самой высокой полке. Определенно, не я принимала решение поставить банку на высоту пять футов три дюйма (160 см). Чтобы добраться до нее, мне пришлось поднять руку и сильно вытянуться. Этого дополнительного напряжения тонкая резиночка вокруг бедер не выдержала… и со свистом подскочила до уровня талии.
Разве это такая большая проблема? Я могла бы стянуть юбку назад вниз, сделать остроумное замечание, чтобы спасти положение, и посмеяться над нелепым случаем. Но мне было всего 23 года, ситуация была напряженная, я не знала нашего нового гостя, боялась его вспыльчивости и запаниковала.
Драгоценные секунды утекали, пока я стояла в оцепенении. Наконец я решила, что, если вернуть платье на место сейчас, ситуация станет еще унизительнее. Теперь самое лучшее было продолжать делать вид, что все в порядке, и надеяться, что профессор Мэнт уведет профессора Джонсона к библиотеке в другом конце комнаты.
Позади меня профессор Мэнт, уже привыкший к моему стилю в одежде, попробовал продолжить беседу, но ничего не получалось. Воцарившаяся гробовая тишина была красноречивее слов. В том момент я думала только о том, как сильно подвела своего профессора. Его унижение для меня было в сто раз невыносимее собственного.
И тут меня осенило: я надела стринги!
В глазах потемнело, щеки загорелись еще яростнее… Время остановилось. Но, слава богу, руки сами механически выполняли всю работу: взять кружки, насыпать кофе, положить сахар, включить кран, поставить чайник.
Чайник закипал целую вечность. А я мучительно ждала, по-прежнему повернувшись спиной к изумленным профессорам. Несколько минут в моей голове беспорядочно путались мысли. Я понимала: поправить юбку сейчас — значит признаться профессорам, что все это время я прекрасно знала о недоразумении со своей одеждой… и позволила им смотреть. Уму непостижимо! Если оставить платье как есть и кто-нибудь увидит нас из коридора, возникнет резонный вопрос, какого черта здесь вообще происходит. Так будет еще хуже. В итоге я просто продолжала делать вид, что ничего необычного не случилось: это была единственная спасительная возможность.
Но тут появилась еще одна серьезная проблема. К кофе нужно было подать молоко. Оно находилось на самой нижней полке в дверце небольшого холодильника, под лабораторным столом сбоку от меня. Снова ударившись в панику, я попыталась просчитать свои движения. Если сесть на корточки, то резинка опять натянется и платье подскочит еще выше. Когда это случится, у меня вообще не останется юбки. В то же время, если я развернусь к профессорам хоть немного боком, они увидят мое лицо и пылающие щеки. А это по непонятной причине казалось мне страшнейшим унижением из возможных. Может быть, я смогу быстро наклониться вниз, хотя на шатких каблуках по 12 см я рискую потерять равновесие и растянуться в нелепой позе на полу. Но у меня просто не было другого выбора. Не дав себе времени передумать, я вцепилась в ручку холодильника, распахнула его так, что содержимое яростно загремело, коршуном кинулась вниз, схватила молоко и резко захлопнула дверцу. Казалось, я провернула это дело одним грациозным танцевальным движением, но на самом деле я согнулась пополам и открыла взорам кое-что похуже стыдливых щек.
Когда я завершила свою миссию по приготовлению напитков, мне показалось, что прошло уже несколько часов. Я повернулась и, стараясь не подходить близко, вручила кружки профессорам. Думаете, я рискнула поднять глаза и узнать, какие выражения застыли на их ошеломленных лицах? Шок? Стыд? Недоумение? Или… что-то похуже?
Конечно, нет!
Мужчины неразборчиво пробормотали слова благодарности и, несколько ошарашенные, направились к двери.
На трясущихся ногах я шла к своему столу и думала, какое впечатление я умудрилась произвести на моих начальников — старого и нового. Я тяжело опустилась на стул, но сначала резко одернула сбежавший подол на место.
Глава 8. Смерть при подозрительных обстоятельствах
(Рассказывает Полин.)
Слава богу, «инцидент с юбкой» не повлиял на мою профессиональную репутацию. Когда к нам пришел доктор Иэн Уэст, я начала проводить половину офисного времени на выездах. Такой формат меня очень вдохновлял, к тому же ради него я и пришла на эту должность.