Деформация на руке одного из братьев дала полиции повод связать с ним один из кровавых отпечатков на стене. Именно эту улику меня попросили изучить и сопоставить оружия и травмы, чтобы найти какие-либо сходства.
Прибывший офицер принес с собой рулон обоев, который передал мне на анализ. Когда я развернул обои, то сразу понял, что передо мной поставлена непростая задача. Обои уже относили на анализ крови в полицейскую криминалистическую лабораторию. Они были чудовищно измяты, покрыты грязью и по текстуре напоминали скорее старую тряпку для мытья посуды. Кровавый отпечаток был едва виден. Я предчувствовал, что на этом основании не будет почти никакой возможности прийти к убедительному заключению.
Но я знал, что на убитого наступали ногами, и подумал, что на месте преступления могли обнаружиться дополнительные вещественные доказательства. Я запросил альбомы с фотографиями тела погибшего и обувь, которую взяли из дома подозреваемых.
Просматривая фотографии телесных повреждений, я заметил интересные кольцевидные кровоподтеки на спине убитого. На коже через равные интервалы определялись три или четыре кружка, и, на мой взгляд, они были прекрасно прорисованы. Полицейские тоже заметили эти кровоподтеки и даже обратились к своему криминалисту-эксперту по отпечаткам обуви с просьбой провести расследование. Эксперты обычно работают со следами на неподвижных поверхностях на месте преступления, таких как полы, одежда, мебель и т. п. Я предоставлял другого типа услуги, потому как был специалистом по судебной медицине и 90% времени посвящал изучению следов обуви на коже. Оставшиеся 10% уходили на изучение травм костей, особенно черепов.
Однако в данном случае травмы уже были описаны криминалистом-экспертом по обуви. Он заключил, что подошва ботинка не совпадала по размеру с гематомой на теле. Я же во время изучения фотографий обнаружил несколько поверхностных повреждений, характеристики которых явно соотносились с подошвой спортивной обуви. Я попросил офицера оставить мне фотографии кроссовок подозреваемого, а также фото подошв всей обуви, обнаруженной на месте преступления. Также я оставил у себя все фотографии травм, которые планировал детально проработать. К счастью, офицер додумался привезти с собой не только обои, но и все интересующие меня снимки. С этого момента моя роль в расследовании начала стремительно расти.
Мне удалось исключить из подозрительного списка всю обувь, кроме одной пары кроссовок фирмы Nike. Только они могли оставить такие четкие следы в виде кольцевидных кровоподтеков на спине жертвы. Я выполнил совмещение, положив поверх изображения травмы фотографию пятки кроссовка с похожим рисунком. Когда я уравнял масштаб снимков пятки и гематомы, рисунки практически мгновенно совпали.
Я позвонил офицеру, которого заинтриговали и в то же время озадачили мои находки. Специалист по обуви из полицейского отделения уже написал в заключении, что не нашел никакой связи между травмой и обувью подозреваемого. Два опытных профессионала, специализирующиеся на изучении следов обуви, не согласились друг с другом.
Полиция приняла решение руководствоваться моими вещественными доказательствами, поэтому тот криминалист оказался на стороне защиты в предстоящем судебном разбирательстве. Я был убежден, что нашел совпадение, но наши разногласия заставили меня еще раз проверить неопровержимость своих доказательств. Мне было известно, что о них будет спрашивать адвокат обвиняемого.
Я снова вернулся к оригинальным фотографиям кроссовок и повторно изучил фотографии травм во всех подробностях. И в этот момент понял, что, кажется, нашел такую улику, которая обеспечит прорыв в деле: миниатюрную зазубрину — тончайший порез — на коже покойного в одном из колечек, на которых строились мои доказательства. Если мне удастся установить сходство между тонкой зазубриной и кроссовками подозреваемого, то у меня на руках окажется неопровержимое доказательство того, что именно эта обувь несет ответственность за появление данной травмы. На мой взгляд, это были бесценные аргументы, даже если учитывать несовпадение размеров обуви.
Когда я взглянул на подошву кроссовка под сильным увеличением, я не поверил своим глазам. В одной из канавок подошвы в том самом кольцевидном участке торчал застрявший маленький камешек. Почти не дыша, я наложил фотографию подошвы с камешком поверх кольцеобразной травмы с маленькой зазубриной. Когда я точно совместил изображение камешка и зазубрины, сомнений больше не осталось: совпадение было полным, камешек застрял точно в том месте, где форма кровоподтека приобрела неровность.
Я не сомневался, что обвиняемый в этих самых кроссовках Nike нанес травмы убитому. По моему экспертному заключению, кроссовки теперь были однозначно связаны с преступлением. Над этими обстоятельствами было нечего раздумывать: камешек мог застрять только в подошве этой обуви. Я не ожидал, что такие результаты можно оспорить, пусть даже против меня будет выступать самый целеустремленный защитник. Какие бы испытания меня ни ожидали на суде (а по всей видимости, предстояло нечто серьезное, если учитывать конфликт улик у двух экспертов по обуви), я был совершенно непоколебим.
Однако меня по-прежнему беспокоили выводы криминалиста. Он заключил, что травмы образовались в результате воздействия ботинок 5-го размера, а у подсудимого был размер 7,5. Разумеется, против этого факта тяжело было возражать, ведь расхождение на 2,5 размера — это слишком много, чтобы просто списать его на особенности маркировки производителя. Эта мысль меня постоянно преследовала. Было крайне важно снова изучить вопрос размера обуви во всех возможных деталях. Мне нужно было больше времени на дальнейшее исследование.
Я связался с Nike, поговорил с руководством компании и выяснил, что по стандарту они используют одно и то же клише для изготовления подошвы… размеров от 5 до 8. Эта информация обладала огромной важностью и подкрепляла обнаруженные мною факты.
Приближался суд по делу об убийстве. Не могу передать, насколько щекотливой мне казалась сложившаяся ситуация. Естественно, защита будет нападать на так называемого эксперта, который отыскал неопровержимые доказательства, связывающие обувь обвиняемого с местом преступления, хотя специалист по отпечаткам обуви из полиции исключил этот момент из расследования. Кроме того, нам обоим было тяжело от того, что нас пытаются стравить в зале суда, при этом я был основной мишенью для бурного выяснения отношений.
Как и ожидалось, я попал на допрос с пристрастием к адвокату защиты, который явно вознамерился дискредитировать меня и мои результаты. Тем не менее я не сомневался в достоверности улик, которыми располагал.
Учитывая многочисленные кровоподтеки на теле убитого, было не так уж неожиданно узнать, что специалисты из разных областей — я и эксперт по обуви — изучали разные аспекты травм. Оказалось, что криминалист искал четкий полукруглый синяк, который соответствовал бы пяточной части подошвы, но не изучал рисунок, который можно было бы с ней соотнести. Я же сосредоточил свои исследования на кровоподтеках в форме колец и смог совместить их с подошвой конкретного кроссовка.
Против этого уникального открытия уже нельзя было предъявить ничего существенного, поэтому подсудимого признали виновным и приговорили к пожизненному заключению за совершение убийства.
Сильное впечатление произвело на меня еще одно сложное дело, связанное с заявлением об убийстве. Выгуливая собаку, человек обнаружил труп молодой девушки на краю поля. Полиция установила, что ее сильно избили, изнасиловали и задушили ее собственной лямкой от бюстгальтера. Когда мне передали материалы этого дела, я изучил фотографии со вскрытия, но не обнаружил ничего примечательного. Судя по фотографиям, на теле жертвы не было никаких следов, которые я мог бы соотнести с применением какого-либо оружия.
Существенный недостаток заключался в том, что фотографии в морге сделали уже после того, как лаборант помыл тело. После промывки патолог может точнее изучить очищенные раны — это стандартная процедура, за которой следует вскрытие. Однако с научной точки зрения попавшая в раны вода будет отражать вспышку фотоаппарата. В моем случае мокрая кожа жертвы оказалась засвечена на всех фотографиях. Я был лишен возможности изучить специфические особенности и рисунок повреждений, а самое печальное было в том, что наиболее сильный блик оказался на лице женщины. Поскольку смерть произошла именно от удушения, это был серьезный недостаток, потому что я должен был сконцентрироваться на изучении лица и шеи. Поскольку почти ничего не было видно, я не мог идентифицировать особенности повреждений. Даже если на коже и были следы, то их закрыла вспышка. Было досадно оттого, что фотоматериалы по делу об убийстве оказались безнадежно испорчены из-за непонимания участниками дела всех технических тонкостей. Я не знал, как посодействовать расследованию с помощью своих навыков, и мне пришлось сообщить эту неприятную новость старшему следователю.
Некоторое время спустя я поздно вечером сидел за работой, как вдруг позвонил старший следователь. Он сказал, что полиция задержала подозреваемого, но без улик они не могли выдвинуть ему обвинения. Позже мне сказали, что они поймали бывшего парня девушки. У него уже была судимость за многократное нанесение ножевых ранений бывшей девушке, которая отвергла его ухаживания, и следователь переживал, что он может уйти безнаказанным за совершение жестокого, тяжкого преступления. Он умолял меня еще раз взглянуть на фотографии.
Я уже напрасно потратил массу времени, изучая бесполезные фотографии со вскрытия, так что у меня остался всего один ресурс получения информации: фотографии с места преступления. Их сделали до мытья тела, поэтому засвеченных мест на них не было. Мне было достаточно найти какую-нибудь на первый взгляд незначительную деталь, чтобы связать ее с предполагаемым оружием. Я приступил к тщательному изучению фотографий и заметил одну интересную особенность. Она оказалась настолько важной, что перевернула весь ход расследования.