ва вместе.
Поразительно, но ребенок никуда не хочет уходить. Она увлеченно учится полезному делу, чтобы повторять это на протяжении всей своей последующей жизни, с любовью. Именно сейчас она делает свои первые шаги в кулинарии. И ведь это полноценный опыт, пользу и удовольствие от которого она впитывает с ранних лет. Мне очень важно передать ей эту любовь к созданию блюд, что в свое время мне передал отец, который говорил, что главная задача шеф-повара – в процессе готовки вымыть за собой грязную посуду. От чистого сердца я вкладываю весь свой энтузиазм в эту процедуру, и ребенок чувствует это своим сердцем.
Параллельно наша мама помогает нам справляться с грязной посудой и с помощью пылесоса убирает просыпанную муку. Она тоже улыбается, ведь ребенок сияет от счастья.
Закончив с лапшой, мы отдаем ее маме, чтобы та забросила готовый продукт в приготовленный куриный бульон. Лиза уже тщательно помыла руки с мылом и приступила к сервировке стола. Она знает, какую именно посуду нужно поставить на стол.
Когда я прошу ее достать вилочки и ложечки, она сначала задумывается, а затем начинает смеяться и обсуждать с мамой то, какой папа глупый, ведь никто не ест суп с помощью вилок
Мы переглядываемся с любимой, и сердца наполняются любовью и теплотой. Именно такие моменты я называю искусством повседневности. Когда самые близкие, с любовью, занимаются обыденными вещами все вместе и так красиво.
Мгновение, и стол уже накрыт. Все по-настоящему: две большие тарелки и ложки, и маленькая тарелочка со средней ложечкой. Лиза просит меня поставить на стол бокалы и ее маленькую чашечку с ручками, которую так удобно брать обоими руками. Когда я предлагаю Лизе вина, она говорит, что ей нельзя такое и она будет водичку. Проходит еще немного времени, и мы уже сидим за столом и чокаемся бокалами. Глаза ребенка блестят, а улыбка не сходит с лица.
Так хочется, чтобы это мгновение длилось вечно.
Про доверие
Она плачет и убегает, забираясь в самый дальний угол со словами: «Не хочу, не буду». Ее характер уже начинает проявлять свои очертания. А ведь ей всего два с половиной года!
Неукротимая женская натура проявляется с ранних лет, чтобы со временем расцвести подобно розе. От ее шипов пострадает не одно мужское сердце, папа точно знает это.
Своенравная и непосредственная, сидя в углу, она хмурит свой маленький лобик, плотно сжимая губы, а вместе с ними и зубы. Не то чтобы она делает это из вредности, просто ее одолевает страх. Врожденная осторожность не позволяет ей беспрекословно подчиняться всему тому, что ей навязывает Вселенная. Даже если делает она это через уста любящего отца. Не привыкший применять физическую силу в отношении любимой дочери, я медленно поднимаюсь c кресла и подхожу к ней. Она с недоверием смотрит мне в глаза.
«Уйди папа, здесь нет Лизы» – с детской наивностью произносит она и закрывает лицо руками. Странно, но в свои 29 лет я уже позабыл, каково это – выдавать желаемое за действительное. И я искренне восхищаюсь таким вот ее восприятием жизни. Она верит в то, что даже самый абсурдный ее посыл может стать реальностью. Стоит ей сказать, что ее нет, и она тут же исчезнет.
Я присаживаюсь напротив нее и ласково, но твердо произношу:
«Лиза, ты веришь папе?» Она опускает глаза и обиженно кивает головой. «Ну а почему ты тогда не слушаешь меня?» Она молчит.
«Ты боишься пить лекарство?» – «Да», – резко выпаливает маленькая девочка. «А папу ты боишься?» – «Нет, папу я люблю». – «Ну тогда посмотри мне в глаза и возьми меня за руку. Разве тебе может быть страшно, когда рядом папа?» – «Нет, с папой не страшно», – отвечает она и протягивает мне руку, медленно покидая свое укрытие.
Она по-прежнему немного хныкает, ведь ее сильно беспокоит тот факт, что спустя мгновение она будет пить «страшное» лекарство. Пока мы идем до кухонного стола, я объясняю ей, что благодаря этому лекарству у нее перестанет все болеть и она сможет бегать, прыгать, купаться и даже ходить на улицу и качаться на качельках. Лиза внимательно слушает, но по-прежнему напряжена.
Когда мы доходим до стола, я пододвигаю стул, сажусь на него, и усаживаю ее к себе на коленки.
«Лизочка, возьми меня за руку. – Она молниеносно хватает меня. – Не бойся, сейчас ты выпьешь чуть-чуть лекарства и запьешь его водичкой. Хорошо?» – Она кивает и послушно открывает рот, чтобы с помощью шприца я дал ей антибиотик.
На всю процедуру у нас уходит меньше минуты. Все это время она крепко держит мою руку, но напряжение постепенно сходит с ее лица. И вот она делает последний глоток, запивает водичкой, и я аплодирую: «Лиза, можно я поцелую тебя в щечку? Ты такая молодец!»
Она смущенно подставляет щеку для поцелуя, после чего, радостная, убегает по своим делам.
Она впервые получила поддержку, которая заложит твердую основу в формировании уверенности. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Следующий прием лекарства проходит по похожему сценарию, за исключением того, что у Лизы появился положительный опыт, который сделал ее сильнее. Она явно меньше боится.
На третий день она ведет себя иначе. Не хныкает и не убегает. Просто подходит ко мне, дает руку и послушно пьет лекарство. Затем удаляется. То же самое повторяется и на четвертый день, и на пятый. На шестой даже у чувствительной мамы получается самостоятельно справиться с этой задачей без моего участия.
Занавес опускается. Овации.
Удивительно, но благодаря уверенному взгляду, правильно подобранным словам и аргументам у меня получилось избавить ребенка от одного отдельно взятого страха. И это чертовски приятно. А взаимопонимание между нами поднялось на новый уровень. Это еще одна крупица, наша связующая нить, которая только начинает объединять наши жизни доверием.
Прощание с соской. Часть вторая
Все рано или поздно заканчивается. Вот и наша история с пустышкой подошла к своему логичному завершению. Случилось это совершенно спонтанно, когда Лизе исполнилось два с половиной года.
Мне всегда казалось, что это решение она должна принимать самостоятельно. Так и получилось, хоть и косвенно. Как-то раз, играя с куклами, мы заметили, что Лиза достаточно пренебрежительно относится к своей соске. Обычно она всегда держала ее во рту или клала на стол, дабы не потерять.
Но в ее поведении произошли изменения. То ли она вошла в игровой раж, то ли пустышка перестала представлять для нее особую ценность на том игровом отрезке, в общем, она бросала ее вместе со всеми игрушками. В результате часть из деталей конструктора потерялись, как и соска. Когда спустя несколько часов Лиза задала свой традиционный вопрос – «Где моя сося?», ни мне, ни жене не удалось сразу ответить на него. Мы напомнили ей эпизод с ее игрой и пошли искать соску.
В результате поисков удалось обнаружить лишь несколько элементов конструктора, свидетелем чего стала Лиза. На ее лице даже появилось какое-то понимание того, что соска пропала именно по ее вине. Это открытие позволило ей более спокойно отнестись к факту пропажи. И она перестала требовать.
Пустышку мы нашли чуть позже, уже без Лизы, где-то под креслом. И тут нам стало ясно, что лучшего момента для отказа от соски не найти, и мы очень хорошо спрятали ее, решив не выбрасывать окончательно. С того момента Лиза еще несколько раз задавала вопрос про пустышку, но каждый раз получала аргументированный ответ, смысл которого ей был неприятен, но понятен.
И каждый раз она все меньше и меньше переживала по поводу пропажи соски. Ведь помимо прочего у нее осталась надежда, что когда-нибудь объект вожделения будет найден. Правда, у Лизы немного видоизменилось поведение. Она стала чаще искать бабушкину собаку Читу (йоркширский терьер), которая жила в своем маленьком домике в коридоре. Каждый раз, когда Лиза убеждалась в том, что Чита у себя в домике, она подходила к ней и закрывала за собой дверь, чтобы остаться с ней один на один. Мы поначалу удивлялись, но спустя несколько дней Лиза призналась мне в том, что она подозревает Читу в присвоении соски: «Она ее съела и не хочет мне ее отдавать», – жаловалась дочь. Я пожал плечами и сказал ребенку: «Понять и простить».
Так и закончилась наша история с соской.
Про поиски свободы
Желание быть свободным – неотъемлемая часть мужской сущности. Мы постоянно стремимся во что бы то ни стало обрести это под давлением обстоятельств. Родители, учителя, преподаватели – на каждом из этапов мы ведем себя по-разному, но желание вырваться неизменно сопровождает нас, помогая двигаться дальше. Это некий инстинкт самосохранения, позволяющий оставаться самим собой вне зависимости от внешних воздействий. Даже когда мы взрослеем и создаем свою собственную семью, начиная со штампа в паспорте и заканчивая рождением ребенка, это стремление никуда не уходит. Оно может затаиться где-то в глубине подсознания, чтобы в подходящий момент вырваться наружу, напомнив о себе.
Это совершенно не означает, что мы не искренны, дело в другом. Слишком много ответственности ложится на мужские плечи, отчего так хочется освободиться, хотя бы на мгновение. Вот это предвкушение эпизодической свободы заряжает нас энергией и наполняет легкие кислородом.
Но вот в чем парадокс: получая искомое, мы тонем в нем. Праздная суета врывается в наш мир, чтобы превратить свободу в посредственность, лишенную всякого смысла.
Знаешь, в те редкие минуты, когда я остаюсь в нашей уютной квартире в одиночестве, мне становится не по себе. Томительное ожидание свободы и чувство неловкости по итогам.
Странно ощущать себя чужаком в своей собственной квартире, и чем больше времени ты проводишь в одиночестве там, тем более чужой она кажется тебе. Ауру места всегда создают люди, так и в моем случае все тепло моей жилплощади делает семейный быт. Здесь каждый квадратный сантиметр пропитан историями. Такими чистыми и настоящими.
Вот прихожая, где каждый раз я появляюсь под обворожительную улыбку своего ребенка, который, встречая меня с работы, обнимает, помогая раздеться, берет за руку и тащит в свой мир детства.