Как только, так сразу — страница 13 из 20

Космополит безродный

Я его так прозвал. Он не знал чувства родины, не имел своих слов, совсем не любил меня, не любил никого, только себя. Все время кричал: "Кеша хороший, посмотрите на Кешу, Кеша не курит, курить вредно, - еще кричал: Пионеры, стройся в ряд, ура императорскому величеству, оркестр, не зевай", и так далее. Он передразнивал нашу собаку, собака заболела, у нее пошел процесс гепатита печени, а это необратимо, попугай трещал как дверной звонок, мы бежали к дверям, он, подлец, гениально копировал звонок телефона, нам опять беспокойство. Ночью ляжем, он подождет, пока мы уснем, и начинает. Начинаются междугородные звонки, мы вскакиваем, звонят в дверь - срочная телеграмма? - сердце бьется, надеваешь штаны, руки трясутся. Хотел убить или себя или попугая, это ж невозможно - знает только жрать да разыгрывать, а попробуй не накорми, клетку трясет, обои рвет, занавесок не осталось, убью и все. Но перестройка спасла. Началась, слова пошли новые, попугаю интересно, стал кричать: кворум, рейтинг, ротация, демократия, плюрализм, мондиализм, сионизм, космополитизм - синонимы. Про синонимы - это он сам, никто не учил, так что с меня взятки гладки. Я кому ни предлагал - не берут: не прокормить, жрать был здоров, яблоко дай, морковку дай, маковых зерен, рацион у него такой, мы так и до перестройки сами не питались. Друг спас. Приехал, попугая полюбил, но попутай его возненавидел, друг курил. Кеша кричит: курить плохо, помни минздрав, вредно курить, Кеша не курит, и так далее. Но друг курил, правда, форточку открывал, вот в эту форточку попугай и эмигрировал. Три дня под окном на дереве кричал, три дня мы ходили, умоляли его вернуться, мальчишек со двора просили его поймать - нет, не дался. То ли съели, то ли сам какое окно выбрал. А воробьев около него кружилось, воробьев, еще бы - птичка какая залетная, красавица. Думаю, десятка три воробьиных семей было разбито, да кто их видел, слезы покинутых воробьих? И понурил свою голову рассказчик, жалко стало и нам попугая. А потом стало и не жалко, как подумали про погибшую собаку, про искалеченную человеческую жизнь. Но опять же как рассудить, ведь и попугай не виноват, что он такой. Так устроила его природа - инстинкты есть, разума нет, только передразнивание и комбинации слов, иногда правильных. - Спириты сперли спирт, сокровище сокрыто, - бормотала буква "С". Собака с сеном спит. Сияет свет софита.

Психитриада

Наступал ужин, проходил в молчании, по-тюремному. Он тяготил как необходимость продолжения жизненных сил. По мне бы - перейти на таблетки. Многие у нас пили в день таблеток по двадцать, ими и наедались. Многопузовые санитары насильно не кормили, ели сами. Проходил ужин, мы сбредались на вечернее заседание. Им полностью овладевали самодеятельные поэты. Но поэты ли они были? Скорее рифмачиполитики. Запоминать было бессмысленно, одни какие-то издерганные строки и сплошной крик:

Торговля есть война, товар не есть валюта,

Терпи, моя страна, приди, приди, Малюта!

Ну что это? Или:

Что такое СНГ? Синагога?

Сенегальцев в СНГ очень много.

На одной хромой ноге, на реформах и цинге

Будем жить в эсээнге ради Бога.

Но все это самодеятельность. Были они оттого, что за решетками, на той свободе, ходили в гениях такие же самоучки, но народ наглый, пассионарный, все рифмующий: и революцию на Кубе, и все свои знакомства с другими шарлатанами других стран. Так им легче было охмурять нас. Я как-то приехал в одну из стран, слушаю ихних критиков, оказывается, в России только и есть знаменитых поэтов, что два интуриста. Это они сами везде прыгают, как блохи, и внушают, что лучше их нет, что в России хоть и многовато пока русских, а поэты только они. "Бедная страна! - воскликнем мы. - И это после Державина!" Чтобы доказать, что у нас поэтов пока не дюже богато, процитирую три строфы из подаренной мне "Психитриады". В ней упоминаются термины "делириозный" - это горячечный бред, "императивные" голоса - приказывающие голоса, которые постоянно слышат мои шизофреники, остальное понятно.

Беги в бреду делириозном

Закрой все двери на засов,

Но не уйдешь от этих грозных

Императивных голосов.

Смотрю ль бредовый телевизор

Бреду ль в какие-то края

Мне кажется, что шизо, шизо

Что психопато-шизо я.

Маниакально-депрессивный,

Не состоящий под судом,

Стоит среди дурной России

Наш, полный разума, дурдом.

Но у нас и гении водились. Особенно один. Георгий Томский. Его часто просили читать, так что многие строки его стали запоминаться. Вот отрывки из разных стихотворений: "Запела курица - к несчастью! Примета древняя, как мир. Россия режется на части, как режут вздорожавший сыр... Прибалты отхватили и бендерцы, и азиаты тож, кавказцы и кайсаки. Нам показали, где зимуют раки, партакратийцы и эсэсэсэрцы... Закончится взаимным грабежом, царапайтесь на радость интервентам, на гибель полупьяным президентам к нам входит демократия с ножом... С ножом в руках и нож за голенищем. Логично все: забыли христианство. Погибнет Русь, останется пространство, или, верней, большое пепелище... Нам бочку арестантов наболтав, ушли по фондам мишки и политики, от коммунизма сломанные винтики, заржавленные шляпки от болта... Последний век, его совсем немного, разграблена Россия и убита. Телами русских вымостят дорогу, чтоб сатане пройти со свитой. "С вещичками!" - скомандует сержант какой-то армии китайско-европейской. Пойдем все дальше вниз по этажам, пока язык не вспомним арамейский... Проста наша жизнь, как полет червяка, кончаются веком двадцатым века... - Заканчивал Георгий самокритически: Заметы горестные пишет идиот, как новый Геродот упрям и светел. Стучится двадцать первое столетье, и мы дрожим от страха у ворот". Согласитесь, что тут есть что перечитать.

Наступала ночь

Я уже давно не спал по ночам, ходил по отделению. Умилительное чувство сопровождало меня - сколько умников оглашало храпом эту замкнутую часть Вселенной. Мысли мои уплетали к границам России. Только ветер гулял на них. Что толку в этих границах. Когда-то на них был заслон порнографии, даже игральные карты с изображением красоток отбирали, сейчас порнография в каждом доме, лезет из цветной или черно-белой помойки телевизора. Думал я и о границе того пространства, которое занято моим отделением, тут граница была на замке. Мир отгораживался от нас, а вернее, мы от мира. У нас был свой мир, мы его сохраняли. В этом пространстве было еще одно, мое, тайное, пространство - гараж. Машины в нем не было, только подвал, в котором хранилась картошка и был спрятан магнитофон. Я часто сидел там, в подвале, иногда что-то надиктовывал на магнитофон, а чаще наслаждался тишиной и покоем, и свободой. Да, главная свобода - одиночество, другой не бывает. Был в отделении у меня ночной собеседник. Жирафа его звали, до него все очень медленно доходило. Днем и вечером он слушал дискуссии и крики, доводы и возражения, а потом все перемалывал в своем сознании и на все имел свое мнение. - Доктор, - шептал он с кровати, - подойдите. - Я садился у его койки. Жирафа шептал быстро и четко: - Они думают, что я пьянь ступорозная, галаперидольцы прямоходящие. Ума нет на простые вещи. Разве можно масонов как тараканов выморозить. Масоны же не тараканы, они, скорее всего, клопы или блохи, а и клопы и блохи вымораживанию не поддаются. Скорее, тут пригодилась бы прожарка, но масоны в основном из жарких стран, привыкли. Вы слушаете? А также мое мнение о слове и деле. Конечно, это одно и то же. А еще я сюда добавлю взгляд. Взглядом можно испепелить, убить, вывести из себя, разве не так? Иной взглянет - искры летят. Пощечина куда более мягкое испытание. А еще о литературе. Почему всегда было так, особенно в эстраде: как русский, так дурак, как пьяница или бюрократ, так Иванов? Это же специально, этот юмор из сортира Аркадий Раисин начал. Издевался как хотел, а мы утирались. А ведь, доктор, никто же из наших писателей не гвоздит другие нации, ведь можно же было тоже обзывать, дать героям имя Асратиани, Усрадзе, Потаскаускас или вообще Засратишвили, они обидятся, а мы скажем, что это художественный образ, так ведь, доктор? - Спи, спи, - советовал я. - Буду спать, - соглашался он и шептал вслед: - Заизвестковался скелет, закостенело сердце, задубела совесть, воспалилась душа.

Наши глобалисты

У нас существовал отряд глобалистов, так я их именовал, они мыслили глобально, объемно, геополитически, космически. Когда они говорили, остальные помалкивали. Они изрекали все бесспорное, необходимое к сведению и к исполнению. Они не спорили друг с другом, благосклонно или надменно кивая на любое выступление. Народ был для глобалистов предметом главным. Они сходились в одном, в его защите от сатаны, они приняли за очевидное то, что никто из людей ни в чем не виноват, виноват только сатана. Он внушает преступные мысли. Сила его внушения огромна. Простой пример: разве хочет человек поджигать здание? Но ему это внушается, и ему, и другому, и третьему, в уголовном кодексе появляется статья о поджогах. То же самое с изнасилованием, убийствами, кражами, угонами, и прочее. Глобалисты сообщили мне то, что я знал, что Алексей Батюнин готовит письменный "трактат", как они шутили, о происках сатаны. Мне докладывали, что работа движется и что скоро принесут на просмотр. Слушать глобалистов было поучительно. По скромности профессии я в разговоры не вступал, но кое-что запоминал: - Идея коммунизма сдохла, марксизм спекся, почему же именно от этого белой расе приходит конец? Почему нам тычут в пример закат Запада, когда мы похожи скорее на Индию? Там генерируются все новые нации, а у нас бегает техасец Боб-циник, машет дубиной и кричит: "А кто тут против реформ?" Мы все за, так ему и скажите. Но скажите, что это за реформы, от которых люди мрут? - А помнишь, Федя, был у нас Леня, он не мог выговаривать слов "планы реализации", у него получалось: "планы парализации", ну, не смели же ослушаться и все парализовалось. - Вопрос вопросов: с какой скоростью изменяются физические законы? - Да ведь ре