Гавриил Державин, 1802
Выполняя волю императора, Державин досконально разобрался в хозяйственной роли крымских соляных озёр и составил проект, который должен был увеличить доходы империи.
О сроке службы дворян(По поводу мнения графа Потоцкого)
Минувшаго генваря 16 числа в общем собрании сего знаменитаго сословия произошли разные гг. сенаторов отзывы на мнение г. тайнаго советника графа Потоцкаго, поданное им против высочайше конфирмованнаго доклада военной коллегии относительно службы дворян в нижних чинах. Из них большая часть согласны с г. Потоцким войти к его императорскому величеству с представлением, дабы тот доклад вновь министрами был разсмотрен.
Я, по долгу звания моего будучи обязан соглашать и ходатайствовать о единообразном положении, нужным почитаю обратить внимание пр. Сената на нижеследующее:
Первое. В высочайшем указе сентября 8 дня 1802 году, в 9-м пункте, напечатано: «Дозволяется Сенату, если бы по общим государственным делам существовал указ, который был бы сопряжён с великими неудобствами в исполнении, представлять о том императорскому величеству», а в манифесте о учреждении министров, изданном впоследствие уже сего указа, между прочим в X-й статье напечатано: «По изследовании ж доклада (поднесённаго которым-либо министром) ежели Мы признáем предлагаемыя им средства за полезныя и увидим, что они не требуют ни отмены существующих законов, ни введения или учреждения новых, то Мы, утвердив собственноручно сей доклад министра нашего, возвращаем к нему для учинения по оному исполнения и объявления правительствующему Сенату для ведения». Но как с одной стороны в правилах, собранных в докладе военной коллегии, новаго ничего нет, и никаких неудобств в исполнении быть не может, потому что в течение сорока лет, поступая по оным, полководцы в нижних чинах из дворян недостатка не имели, да и сами те нижние чины никакого сетования или ропота, при строжайшей дисциплине, никогда не изъявляли и от службы не удалялись; напротив того воинство российское, в безпрерывных и трудных походах с ревностию последуя великим вождям своим, многочисленными и знаменитыми победами распространило пределы империи и приобрело себе безсмертную славу, чем самым и дозазано великое удобство законов, им управляющих, а с другой, поелику сказанный доклад военной коллегии, по основанию упомянутой X-й статьи манифеста, высочайшею особою государя императора изследован и, по известным его величеству причинам удостоен конфирмации, Сенатом принят без прекословия и отослан в 4-й департамент для наблюдения за исполнением, о чём и журнал от 17 декабря прошлаго 1802 года многими из гг. сенаторов и самим графом Потоцким подписан, то за силою всего вышеизъясненнаго и нет уже ни малейшаго ни права, ниже повода пр. Сенату вопреки оному докладу располагаться.
Второе. В манифесте 1762 года февраля 18-го в пунктах изображено – в 1-м: «все находящиеся в разных службах дворяне могут оныя продолжать сколь долго пожелают и их состояние им позволит; первых осьми классов увольняются от службы по высочайшей конфирмации, а прочие чины (о нижних не сказано) по определению их департаментов». В 7-м: «исключаются из сего однодворцы, которые вольностию не пользуются». В 8-м: «находящихся ныне в военной службе дворян в солдатских и прочих нижних чинах, менее обер-офицеров, кои не дослужились офицерства, не отставлять, разве кто более 12 лет военную службу продолжал; то таковые получат увольнение». В 9-м: «нигде никакой службы не несшие и ничему полезному не учившиеся, но в вольности и праздности время провождающие, яко сущие нерадивые о добре общем, презрены и уничтожены будут, у Двора же, в публичных собраниях и при торжествах нетерпимы». В жалованной дворянству Грамоте, в предисловии: «Преимущество дворян состоит в верности к престолу и любви к отечеству. Они не иначе, как прохождением юности своей в нижних степенях чиноначалия, повиновении, перенесении трудов и в исполнении должностей своих твёрдо и терпеливо, опытами приобретают звания и способности, достигая до совершенств, званию их принадлежащих». В 17 и 18 статье: «Хотя и подтверждены на вечныя времена и в потомственные роды благородному дворянству вольность и свобода, но не инако, как по сделанным на то правилам, службу оставлять дозволяется». В 20-й: «Как благородное дворянство изстари, ныне, да и впредь, приобретают своё достоинство службою и трудами империи и престолу полезными, и существование его зависит от безопасности отечества и престола, во всякое время, когда нужда потребует, по первому позыву самодержавной власти всякий благородный обязан не щадить ни труда, ни самаго живота своего». В 64-й: «Дворянин, который вовсе не служил или, быв в службе, не дошёл до обер-офицерскаго чина, или же хотя и получил чин, но только при отставке, не должен сидеть с заслуженными, ни голоса иметь в дворянском собрании, ниже выбираться в должности собратиями своими».
По сим законам ясно, что дворянство, по манифесту 1762 и грамоте 1785 годов, право своё на вольности распространять может только на дворян, в классах состоящих, и на обучающихся полезнейшим званиям, которые, по 1, 7 и 9 пункту того манифеста, в определённое время могут быть из службы увольняемы; но те дворяне, кои в нижних чинах состоят и ничему полезному не научены, не дослужили до обер-офицерскаго чину прежде 12 лет (кроме что за болезнию), уволенными от службы быть не должны: коль же скоро кто дослужится до офицерства, хотя бы чрез год, тот может пользоваться правом свободы; словом, порода только есть путь к преимуществам; воспитание же и заслуга единственно запечатлевают благородство. – Взяв за основание сие разсуждение, мера 12 лет в нижних чинах службы не есть мера стеснения и принуждения дворян к оной; но только политическое средство, которым благодетельное правительство доводит нижнечиновных дворян до той степени чести, которая доставляет им право на вольность и прочия преимущества, предостерегает притом от презрения и стыда, в 9-м пункте манифеста и в 64 статье Грамоты изображённых, изъемлет из ничтожества или по крайней мере от сближения с однодворческим состоянием, которое, сколько известно, происходит от дворян, уклонившихся от службы, и по 7-му пункту манифеста вольностию не пользуется. Кратко сказать, дворянин по одному только рождению, без заслуги, без просвещения, может ли роптать, что он чрез некоторое урочное время опытами и искусством в ремесле военном доводится до офицерскаго звания? Самых знатнейших фамилий благородные дворяне неужели не знают, что долг Отечеству надлежит им отдать службою, на которой и основаны все дарованныя преимущества?
Но что касается до слова «ныне», манифеста в 8 пункте сказаннаго, на коем г. Потоцкий основал всю силу мнения своего, то оно ошибочно им понято: оно бы действительно значило, как он изъясняет, что на тогдашнее только время дворяне из нижних чинов прежде 12 лет в отставку увольненными быть долженствовали, если бы сие самое наречие «ныне» точно определяло время, доколе тому пункту существовать в своей силе, и если бы глагол, смыслом управляющий, не распространял действие и на будущее время, ибо вместо «не отставлять» сказано «не отставливать», чтó и даёт совсем другое понятие; почему военная коллегия, держась онаго и не имея в виду отмены тому особым узаконением, определениями своими в 763, 764, 765 и 767 и прочих годах никогда нижних чинов и дворян прежде выслуги 12, в течение 40 лет, не отставливала; а ежели и бывали какия в армии злоупотребления, из гвардии же и из корпусов по особым высочайшим конфирмациям, или указам прежде упомянутаго 12-ти летняго срока отставки дворян из службы, то сие не может относиться к общему положению.
Объясня таким образом существенное содержание прав дворянства и правил военной коллегии, смею вопросить: где же доклад поколебал коренные законы, когда они в нём все собраны и ознаменованы числами? Оставалось их только прочесть и лучше проникнуть, а не увлекаться неосновательными толками и подавать мнения. Почему и чем дворянство опечалено? Подтверждением того, чтó оно несколько лет столь ревностно исполняло? Почему удаляться оно будет от службы при напоминовении столь давно известных им обязанностей, когда, принимаясь ныне прямо унтер-офицерами по 3-й статье доклада, весьма против прежняго облегчено? Словом, таковым неправильным о дворянстве заключением не может оно не оскорбиться. Сколько примеров в прошедших царствованиях видимо было, что дворяне с лона роскоши, из среды великолепия Двора, из страстнейших объятий любви, при едином звуке оружия, летели на поприще славы! Никогда им в мысль не входило ни выгодное супружество, ни разстройка их состояния, но они из единой ревности своей всем жертвовали общему благу, пользам любезнаго своего отечества, и презирая самую жизнь свою, стяжали венцы преславных побед. Сколько пред российскими силами народов покорилось, сколько царств упало! разве, нынешними иноплеменными развратами и несоответственными нашим законам внушениями быв развлечены, дворяне охладеют в своей преданности к отечеству и престолу? Но нет, я сему поверить не могу! Кому учителем был Пётр Великий, преходивший сам все нижния степени службы и все трудности оной переносивший и показавший примеры терпения, мужества и повиновения; то те ли воины, те ли российские дворяне, которым воля монарха есть собственная их воля, обольстятся гласом мечтательной, буйной вольности, бывшей единственною причиною погибели многих царств? Нет, я сего не думаю, и смею поручиться за благородное дворянство.
А если бы, по пременившимся нравам и умягчённому воспитанию, паче же просвещению нынешняго дворянства, нужно было какое сделать облегчение ему в службе и сократить срок в оной, то бы оно мало оказало своей преданности благотворительному своему монарху, ежели бы не предало себя в полной мере отеческому его о себе попечению и с терпением не ожидало новых установлений, ему ещё более благотворительных.
Доказав таким образом неправильное заключение графа Потоцкаго о утеснении якобы российских дворян, не могу здесь не припомнить, что законы наши не позволяют в актах, в правительство взносимых, никого возбуждать, ни употреблять ничего посторонняго, ничего ненужнаго, а особливо колкости и оскорбительных выражений на лицо, кроме настоящаго дела; то по всему тому прошу правительствующий Сенат войти во все обстоятельства сего дела и во все отдельные виды онаго, по соображению коих и самый посредственный разум не может предвидеть выгодных следствий и учинить единодушное положение.