видеть ничего, кроме строчек в газете. Но Иголка всё-таки позволила себе закончить фразу: – Я только что вышила цветок.
– Да, – последовал совсем короткий ответ.
Иголка помолчала, а через некоторое время очень тихо добавила:
– И он растёт!
– Да, – повторил Старичок-в-Тонких-Очках, всё ещё не отрываясь от газеты.
– Пожалуйста, взгляните на него! – взмолилась Иголка. – Это мой первый цветок в жизни, я так люблю его… вот он!
Старичок-в-Тонких-Очках читал. Не поднимая головы, он заметил в сердцах:
– Экая Вы торопливая Иголка!.. Просто покоя нет от Вас. А я, между прочим, очень занят: я читаю «Футбольное обозрение». Так что давайте поговорим о Вашем цветке потом.
– Но ведь он сейчас такой свежий! Я только что вышила его, а тут… тут больше нет никого, кто мог бы… Вот я и подумала…
Однако её уже не слышали. Страницы легонько шуршали от того, как быстро двигались по строчкам глаза Старичка-в-Тонких-Очках. И тогда Иголка принялась изо всех сил грустить, не отводя взгляда от жёлтого цветка на зелёном стебле.
…Цветок увял, прежде чем Старичок-в-Тонких-Очках до конца дочитал газету. А когда он наконец поднял глаза, за окном уже давно сменилось время года и стояла зима.
До второй октавы
Скрипичный Ключ был высоким господином с круглым брюшком. Он стоял у начала пяти дорожек в местечке под названием Первая Октава и иногда напоминал милиционера. Власти у него, во всяком случае, было никак не меньше: это он следил за движением нот и он определял, куда им двигаться, а куда нет.
– Можно мне перейти на первую дорожку? – спрашивала, например, нота Соль, всегда гулявшая по второй дорожке.
– Ни в коем случае! – сразу отвечал ей Скрипичный Ключ и выпячивал брюшко вперёд, чтобы насчёт дорожек не возникало никаких сомнений.
– Я только на минутку… постою на первой дорожке, поговорю с нотой Ми – и тут же обратно! – убеждала его нота Соль.
– Исключено! – отвечал Скрипичный Ключ. – Вы и так можете поговорить с нотой Ми.
– Но нас же разделяет пространство! – возражала нота Соль.
– Это пространство занято нотой Фа, – прекращал пустой разговор Скрипичный Ключ и, свёртываясь в калачик, засыпал, потому что начиналась ночь.
В одну из таких ночей – пока Скрипичный Ключ спал – нота До, у которой вообще не было никакой дорожки, поскольку она жила в области, находившейся где-то ещё до Нотного Стана, решила навестить наконец свою высокопоставленную родственницу. Родственница эта жила в далёкой местности под названием Вторая Октава.
Карабкаясь вверх к первой дорожке, нота До, конечно же, натолкнулась на почти уснувшую ноту Ре.
– Эко Вы тут разлеглись! – буркнула нота До. – Вас просто не объехать, не обойти… Освободите-ка мне дорогу: я иду навещать мою родственницу. Между прочим, это весьма и весьма высокопоставленная дама, она живёт в далёкой местности под названием Вторая Октава.
Нота Ре, почти ничего не поняв спросонок, поняла только, что мешает кому-то пройти к некоей знатной особе. Она страшно смутилась, соскочила со своего места и сказала:
– Проходите, пожалуйста… и извините, что я тут разлеглась!.. – Тут она немножко покраснела и вдруг пролепетала: – А вы не возьмёте меня с собой наверх? Я всегда мечтала прогуляться по Второй Октаве…
– Не знаю, разрешит ли вам прогуляться по Второй Октаве моя высокопоставленная родственница, – задумалась нота До, – но… идёмте. А там посмотрим!
И они вдвоём ступили на первую дорожку, чуть не растоптав задремавшую было ноту Ми.
– Прогоните её отсюда! – сказала нота До ноте Ре.
Нота Ре, не прогнавшая в своей жизни ещё ни одной ноты, растерялась и, осторожно тронув ноту Ми за плечо, сказала:
– Я прогоняю вас отсюда!..
– Почему? – с интересом спросила нота Ми.
– Вы мешаете мне… нам пройти, между тем как я… мы спешим к одной высокопоставленной особе во Второй Октаве.
Нота Ми, конечно же, сразу засмущалась и пробормотала:
– Проходите, пожалуйста… А можно… можно я тоже пойду с вами: я никогда не бывала во Второй Октаве и в жизни не видела ни одной высокопоставленной особы!
– Ну что ж, – подала голос нота До, – теперь вас две. Идёмте, ладно… в конце концов, вы сможете просто постоять у входа.
Нота Фа уже спала и видела третий сон в пространстве между первой и второй дорожками.
– Проснитесь! – закричала ей нота Ми. – Проснитесь и отойдите в сторону: мы очень спешим во Вторую Октаву, куда нас пригласила одна высокопоставленная особа!
Нужно ли говорить, что нота Фа подскочила как ужаленная, чтобы дать дорогу незваным гостям, но уже через минуту и она плелась в хвосте: ей тоже не терпелось побывать во Второй Октаве.
А нота Соль услышала препирательства внизу и сама уступила дорожку. Получив благосклонное разрешение ноты До сопровождать её до Второй Октавы, нота Соль поспешила присоединиться к остальным. Ноты Ля и Си она взяла на себя – растолкав их и объяснив, что они лежат на пути во Вторую Октаву. Оказывается, даже нота Си, жившая почти там, где начиналась Вторая Октава, никогда не решалась заглянуть туда – из боязни, что её общество не так уж привлекательно для тамошних обитателей.
И вот все они, всемером, оказались возле самой границы Второй Октавы. Граница эта была ничем не примечательна и очень сильно напоминала известные им дорожки. От удивления ноты загалдели, как птицы.
– Я всегда думала, что тут высокая стена, – сказала нота Ми.
– И я, – согласилась нота Ре. – Высокая стена с пушками. И ров.
– Глупые! – пожурила их нота До. – Обитателям Второй Октавы всего этого не нужно: вход сюда и так запрещён посторонним. Разумеется, кроме тех, у кого, как у меня, здесь есть родственницы.
Прочие ноты притихли – правда, поздно: Вторая Октава проснулась от их приближения.
– Добрый вечер, – сказала нота До первой же увиденной ею новой ноте. – Не Вы ли моя высокопоставленная родственница из Второй Октавы?
Нота взглянула на неё и переспросила:
– Из Второй Октавы?.. Так, пожалуй, нельзя сказать. Видите ли, я живу не в самой Второй Октаве, а немножко до Второй Октавы. Меня так и зовут – До Второй Октавы. Но я определённо Ваша родственница.
Нота До горделиво посмотрела на своих спутниц и сказала:
– Вы слышите? Это моя родственница. Сейчас я попрошу её разрешить вам подняться со мной во Вторую Октаву. Впрочем, не знаю, стоит ли! Вас так много – и вы такие шумные… Знаете что: возвращайтесь-ка назад. А я, пожалуй, остаюсь во Второй Октаве.
– Во Второй Октаве? – снова переспросила До Второй Октавы. – Нет, моя дорогая! Вы можете остаться только здесь, у меня, до Второй Октавы. – Она улыбнулась. – Но Ваши спутницы могут подняться и выше!
Тут из Второй Октавы раздались радостные голоса: сначала нота Ре Второй Октавы, а потом и все остальные – Ми Второй Октавы, Фа Второй Октавы, Соль Второй Октавы, Ля Второй Октавы, Си Второй Октавы – бросились встречать своих родственниц. И что за встреча это была! Всю ночь во Второй Октаве не смолкали смех и весёлые разговоры… А к утру надо было собираться домой: Скрипичный Ключ просыпался очень рано – и ему ни в коем случае не понравились бы такие перемещения.
Осторожно спускаясь вниз, ноты из Первой Октавы подобрали по пути и ноту До. Кстати, с этих пор нота До никогда уже не поминала свою высокопоставленную родственницу… впрочем, никто её особенно о ней и не спрашивал.
О том, как Бабочка сидела на цветке
Бабочка села на Цветок и сидела. А Цветку уже пришла пора увядать, потому что наступала осень. И все бабочки, которые сидели на других цветках, давно улетели, чтобы не мешать цветкам увядать. Только эта Бабочка как села, так и сидела.
«Мне пора увядать», – размышлял Цветок, но не увядал, потому что это довольно неприлично – увядать, когда на тебе сидят. И Цветок терпел как мог.
– А ты чего не увядаешь? – спрашивали его другие цветки.
– Да не хочется… – отвечал он, потому что это довольно неприлично – называть вещи своими именами, когда на тебе сидят.
– Хочется тебе или не хочется, а увядать надо, – вздохнул Цветок Справа. – Осень есть осень.
В общем-то, этого он мог бы и не говорить: и так ясно, что осень есть осень, а не весна или, скажем, лето. Но что ж поделаешь: многие обожают говорить то, что и так ясно.
А Бабочка всё это время сидела и молчала, как бы и не понимая, что мешает Цветку увядать. Впрочем, может быть, она в самом деле не понимала. Тогда ей следовало это объяснить!
– Видите ли, Бабочка, – попытался Осенний Ветер, – у меня возникает впечатление, что Вы немножко засиделись на этом Цветке. Кажется, Вам больше не стоит здесь задерживаться… другие бабочки давно улетели.
– Мне нет дела до других бабочек, – равнодушно ответила та. – У других бабочек крылья без полосок, а у меня с полосками, причём с красными. Это редко бывает. – И она с удовольствием предъявила полоски.
Цветку всего и оставалось, что тяжело вздохнуть: это был очень вежливый Цветок.
– Красивые полоски, – улыбнулся Осенний Ветер. – Правда, я не совсем понимаю, при чём они тут…
– Ну как же! – взбудоражилась Бабочка. – Как же «при чём», когда их ещё мало кто видел? А если я улечу, их и вовсе больше никто не увидит!
– Но осень есть осень, – напомнил Цветок Справа.
– Без Вас знаю, – сказала Бабочка. – Ко мне осень не относится: для всех осень, а для меня лето!
– Так не бывает, – упорствовал Цветок Справа. – Если осень, значит, для всех. И если лето – значит, тоже для всех.
– Только не для тех, у кого красные полоски! – И Бабочка сверкнула полосками под скудным осенним солнцем. – Я, между прочим, намерена просидеть тут целую зиму – это моё дело. Сколько хочу, столько и сижу!
Осенний Ветер ещё немножко покружился над лугом и улетел. А Цветок Справа осыпался: что ж, осень есть осень, как сам же он и говорил – и был, кстати, совершенно прав!