Как выжить в старшей школе

Леле Понс, Мелисса де ла КрузКак выжить в старшей школе

* * *

О книге

Это художественное произведение, и персонаж по имени Леле Понс списан с настоящей Леле Понс (но не во всем). Точно так же жизнь Леле и ее вайны стали основой для большинства историй, рассказанных в этой книге (но сам сюжет – истинный вымысел).

Это не автобиография.

Это вымышленная автобиография, если такой жанр вообще существует.

Почему бы и нет?

Леле Понс и Мелисса де ла Круз

Леле:

Моим фанатам

Мелисса:

Майку и Мэтти, как и всегда

#КОГДАВШКОЛЕТЫНИКТОСентябрь-декабрь

Пролог

Мои любимые, прекрасные читатели! Прежде чем рассказать, как я пообещала себе пережить старшую школу, мне бы хотелось поговорить с вами о том, что для меня очень близко и важно.

Видите ли, у каждого человека (и у большинства животных, как я выяснила, тоже) есть своя уникальная суть, и состоит она из укоренившихся качеств, которые и делают нас теми, кто мы есть. Древнегреческие философы, наверное, назвали бы это «душой», но я не древнегреческий философ, а всего лишь девчонка-подросток, и потому назову это «сутью Леле». Конечно, вы назовете ее как-нибудь по-другому, например «суть Сары» или «суть Джейсона», смотря как зовут вас.

Я хочу сказать вот что: по моему глубокому убеждению, ваша суть – это нечто очень особенное, и, кем бы вы ни были, ее нужно ценить. А теперь я расскажу вам, как стала настоящей Леле – человеком, которого люблю несмотря ни на что.

Конечно, отчасти наша суть возникает, когда мы только-только рождаемся на свет, но на самом деле куда важнее то, что происходит позднее. Я родилась в Каракасе, столице Венесуэлы, но уже вскоре меня перевезли в деревню, где я, представьте себе, жила в амбаре. Бывает же такое, да? Только подумайте: малышка Леле бегает босиком по кукурузным полям вдали от цивилизации. У меня не было собак, кошек или других домашних животных, но зато моими близкими друзьями стали тигрята и мартышки. Я много лет и понятия не имела о том, что такое торговый центр или (ах!) интернет. Моим развлечением была природа: я наблюдала за птицами, собирала ягоды и – самое потрясающее – любовалась звездами.

Сколько себя помню, речь давалась мне тяжело. В детстве я не могла говорить и для общения использовала свое тело. Такой способ самовыражения казался мне куда естественнее. Мне было легче изобразить свои мысли и чувства на бумаге, чем выразить на словах, так что я частенько рисовала что-то вроде комиксов – порой страниц на восемь – чтобы объяснить родителям или учителям, чего я хочу. У каждого человека есть свои сильные и слабые стороны. Движения и рисунки были моей силой, а разговоры с другими людьми – слабостью.

А теперь добавьте сюда иммиграцию в Соединенные Штаты, и вуаля! – вот вам и катастрофа. Я ничего не знала об американской культуре, и непохожесть на других буквально сковывала меня страхом. Чтобы вновь обрести душевное спокойствие, я обратилась к сфере развлечений. Выяснилось, что сверстникам нравятся мои театральные способности и то, что я, ну, забавная. Я поняла, что умею смешить людей, и решила держаться за свой талант как за спасательный круг в самое сложное и одинокое время моей жизни.

Мне кажется, что именно благодаря воспитанию среди дикой природы и неумению общаться словесно я стала той актрисой и забавной чудачкой с золотым сердцем, какой вы знаете меня теперь. Быть Леле порой нелегко, но каждое утро, просыпаясь, я говорю себе: «Зажигай!», и именно этот настрой помогает мне продолжать мое невероятное приключение.

Я хочу, чтобы вы задумались над теми событиями и обстоятельствами вашей жизни, которые делают вас НАСТОЯЩИМИ, и начали ценить каждую частичку себя – ваши сильные стороны, ваши слабости, хорошее, плохое, отвратительное – потому что все это делает вас особенными и УДИВИТЕЛЬНЫМИ. Просто поверьте.

Итак, это была история о том, как я открыла в себе суть истинной Леле. А дальше я поведаю вам, как пережила первый год в старшей школе Майами и как сумела поделиться своим посланием с почти десятью миллионами подписчиков. Надеюсь, вам понравится!

Целую и обнимаю,

Леле

1. Аррр! Ну и фингал, дружище! (0 подписчиков)

Первое, что вы должны обо мне знать, – я не всегда была той сногсшибательной, сексуальной, крутой и беззаботной блондинкой, какой вы видите меня сейчас. Да-да, знаю, поверить невозможно. Но правда в том, что еще недавно я была неуклюжей парией и носила брекеты и одежду, которая уже вышла из моды и была велика мне на два размера. «Нет! – слышу я ваши возражения. – Леле всегда была идеальной!» В каком-то смысле вы правы, да, всегда, но это уже другая история. Сейчас же давайте вернемся к мрачным и по-настоящему сложным временам моей жизни.

Мне шестнадцать лет, и это мой первый день в школе Майами-Хай. Длинные коридоры и ученики… вселяют страх. Видите ли, раньше я училась в школе Святой Анны – маленькой, можно даже сказать, уютной школе для девочек. И католической, да. Я из обеспеченной католической семьи и из маленькой католической школы. До сегодняшнего дня я только и видела, что двадцать милых, хорошо знакомых мне девочек, с которыми я росла бок о бок, ну и все передачи на канале «Дисней» (#TBT[1] Ксенон: Продолжение[2] #НикогдаНеЗабуду).

Мои родители, Анна и Луис Понс, внезапно и несправедливо решили, что мне стоит перейти в школу побольше, чтобы найти еще друзей, расширить кругозор, бла-бла-бла, прежде чем поступить в колледж. Им разве никто не сказал, что в колледж можно поступить после окончания любой школы, если есть интернет? Добро пожаловать в двадцать первый век, мама и папа, устраивайтесь поудобнее.

Ладно, я это все не специально, просто иногда моя дерзость не знает границ. Конечно, поступить в вуз – это хорошо и важно, но для меня ли? Я очень хочу стать актрисой, и мне будет тяжело отложить воплощение своей мечты еще так годика на четыре, поэтому даже не знаю… Я уже готова представить себя миру, готова взять жизнь за рога и зажигать.

Но я послушная католичка и уважаю желания своих родителей (ну стараюсь ведь!), потому и попала сюда, в Майами-Хай – обитель красивых девушек и, пожалуй, самых нереально симпатичных парней на свете.

Я просыпаюсь поздно (обычное дело), и, конечно же, мне не удается одеться в свой первый день так, как хотелось. Белая блузка с рюшами, черные штаны и сапоги до колена, которые здорово смотрелись на Рианне, превращают меня не в поп-звезду, а в пирата. А впрочем, живем только раз, так ведь? И я отправляюсь в оплот горячих парней в образе капитана Джека Воробья. (Да, я знаю, что тема с «живем только раз» – уже вчерашний день, но ведь всего раз живем-то!)

Обо всем по порядку. Мое расписание. Его я получаю в приемной из рук леди, похожей на старую картошку в очках да еще и с неровно накрашенными губами.

– Добро пожаловать в Майами-Хай, – говорит она так, будто рада была бы с собой покончить, только бы рта не раскрывать. От нее пахнет клубничными конфетами и чесноком, а это, если честно, с утра как-то слишком. Ну да ладно. Вот мой образовательный удел на следующие десять месяцев:

1 урок: Английский язык

2 урок: Мировая история

3 урок: Алгебра

4 урок: Физкультура

5 урок: Биология моря

6 урок: Испанский

Конечно же, я сразу оказываюсь белой вороной. Да-да, на меня то и дело кто-нибудь пялится. Ну вы знаете, о чем я – об этих презрительных взглядах, которые так любят подростки и которые словно говорят: «Да кто она вообще такая?» На первом уроке, английского, какой-то мальчишка с торчащими в стороны синими волосами швыряет мне в голову шарик скомканной бумаги. На втором уроке, мировой истории, пацан в перевернутой задом наперед бейсболке кричит мне: «Эй, а че ты так разговариваешь странно?» Когда я объясняю ему, что это из-за венесуэльского акцента, он отвечает: «Не знаю, ты как будто вообще разговаривать не умеешь».

– Говорить, а не разговаривать.

– Чего?

– Ты хотел сказать, что я плохо говорю по-английски. С точки зрения грамматики, то есть. Поэтому должно быть «говорить», а не «разговаривать». В этом контексте.

– Боже, ну и шизанутая, – бормочет мальчишка точно таким же неприветливым прыщавым парням, которые смеются и кивают.

На третьем уроке, алгебры, ко мне подходит рыжеволосая девчонка в очках и говорит:

– У нас тут одеваются более… элегантно. Чтобы ты знала. На будущее.

И уходит к своей компашке. У всех есть компания. Кроме меня. Леле Понс, потерянная и одинокая, словно маленькая рыбка в огромном пруду. Эх. «Ну привет, старшая школа», – думаю я про себя и топлю свои печали в ледяной «Пепси».

После третьего урока наступает время обеденного перерыва. Не знаю, читатель, давно ли ты бывал в школьной столовой, но просто поверь – это, пожалуй, самое жуткое место в мире. Серьезно, школьные столовые заслужили свой собственный сезон в «Американской истории ужасов»[3]. Позволь мне описать все разнообразные кошмары столовой Майами-Хай:

• Дамы на раздаче еды: Грубые и хмурые женщины, которые, похоже, ненавидят свою жизнь, а заодно и всех нас – просто за то, что мы есть. Одна из них, с именем «Айрис» на бейджике, наорала на меня лишь из-за того, что я не успела вовремя достать деньги. А потом еще раз наорала, уже за то, что я не перевела деньги на Единую карту (это теперь специальная расчетная карта для всех омерзительных школьных столовок, что ли?).

• Сеточки для волос: Дамы на раздаче носят сеточки для волос, которые пропитаны потом и жиром и напоминают мне сети для ловли рыбы – не могу смотреть на головы этих дам без мыслей о рыбе, которая отчаянно извивается, борясь за жизнь. Аппетит пропадает.

• Несъедобная еда: Эта еда противозаконна. Я правда, правда не знаю, что это вообще такое. Выглядит так, словно кусок пенопласта сдобрили подливой, а поверх положили какие-то кусочки, может, курицы, а может и нет. Ко всему этому прилагаются «мандарины», которые на самом деле оказываются плавающими в кукурузном сиропе мандариновыми дольками.

• Атмосфера: Здесь ужасно воняет, шумно, дышать нормально невозможно.

• Ученики: Школьная столовая – единственное место, где одновременно можно встретить так много учеников. Если вы смотрели фильм «Дрянные девчонки», то знаете о школьных кастах (тусовые эротоманы, новички, сентиментальные обжоры, клевые азиаты и т. д.), но в Майами-Хай всё по-другому. В Майами-Хай всё не так просто. Все кучкуются вместе, одна каста перетекает в другую, так что непонятно, где заканчиваются качки и начинаются ботаны. Школьной администрации не под силу справиться с этими шайками, но они заставляют их сидеть всех вместе, отчего и происходит весь этот кошмар. В «Дрянных девчонках» и вообще во всех на свете фильмах про школу главная героиня (она же новенькая) не знает, куда сесть, потому что ей нигде не рады, а я не знаю, куда сесть, потому что сесть просто некуда. Так что даже если бы меня где и приняли, сидеть пришлось бы у кого-нибудь на коленках. Господи боже, просто зоопарк какой-то.

Сесть негде, есть не хочется, поэтому я выбрасываю свой картонный поднос в мусорную корзину и спешу выйти вон, чтобы глотнуть воздуха, пока у меня не случилась паническая атака или пока я не набросилась на кого-нибудь в страхе и замешательстве. Оказавшись на улице, я сажусь спиной к стене и считаю минуты до тех пор, пока не проходит это странное состояние. Но, конечно же, в ожидании время тянется нестерпимо медленно, и передохнуть мне не дают. В мою сторону, стуча каблуками лакированных туфель, направляется крайне делового вида женщина в синем пиджаке и с прической как у Хиллари Клинтон. Она сжимает в руке рацию так крепко, будто идет обезвреживать бомбу. Увидев меня, женщина замирает на месте.

– Прошу прощения, и что это мы здесь делаем? – Голос у нее злобный и хриплый, словно она мучается от жажды и хочет высосать всю мою кровь.

– Э-э-э… понятия не имею, что здесь делаете вы. А я здесь потому, что там дышать нечем.

– Это не имеет значения, ты знаешь правила. Во время обеда ученикам нельзя покидать столовую.

– Да просто сегодня мой первый день в школе. Я не знала.

– Что ж, теперь знаешь. Ступай назад, иначе мне придется сделать тебе дисциплинарное взыскание.

– Дисциплинарное взыскание? Как в тюрьме? Мне совсем не хочется обратно в столовую.

– Слушай, не знаю, как там было заведено в твоей прежней школе, но здесь, в Майами-Хай, мы исключений не делаем. Если я буду обращаться с тобой, как с принцессой, мне придется обращаться так со всеми. Поэтому ты должна обедать в столовой, как и все остальные.

– Вы называете меня принцессой только потому, что мне захотелось глотнуть свежего воздуха?

– Пожалуйста, не перечь. За сегодня я не сделала еще ни одного выговора и не хочу начинать сейчас.

– Господи. – Мне уже просто смешно от того, что она несет и вообще от всего происходящего. – Похоже, придется поднять восстание.

– Незачем так драматизировать. После занятий зайди к секретарю и возьми разрешение на выход. Пусть твои родители его подпишут, и тогда ты сможешь выходить из школы во время обеда. В столовой сидеть тебе не придется, но и на территории школы оставаться тоже нельзя. Это из соображений безопасности.

– Вот спасибо. Как славно, что мне не пришлось драматизировать.

Женщина раздраженно фыркает и уходит, снова стуча каблуками. Она держит голову впереди всего тела и от этого смахивает на диагональную линию. Остается лишь восхищаться этой странной целеустремленностью.

Звенит звонок, и я как никогда в жизни рада вернуться в класс. Я замечаю, как к школе подходит с виду добрая афроамериканская девчонка. Волосы у нее заплетены в безупречные косички, а очки выдают ботаника.

– Привет, – окликаю я ее. – Ты во время обеда уходишь из школы?

– О да, я бы просто не выжила, если бы торчала там каждый день, – она указывает на столовую.

– Там ужасно, правда ведь? А то, может, мне просто кажется.

– Нет, подруга, ты права.

– Впервые в жизни, наверное. Я Леле Понс.

– А я Дарси Смит. Приятно познакомиться. Постарайся как можно быстрее достать разрешение на выход, ты вроде милая, и мне бы не хотелось, чтобы ты там сгинула.

Взять на заметку: достать разрешение на выход или погибнуть.

Взять на заметку: мне не нравится эта школа.

Взять на заметку: а вот Дарси мне вроде как нравится.

Четвертый урок – физкультура. Тренер Вашингтон оказывается приземистой женщиной со стрижкой «под горшок» и двумя серебряными зубами. О, и еще у нее не хватает мизинца на левой руке. Она раздает всем отвратительную неоновую спортивную форму, а затем строем ведет нас в раздевалку, где нам, похоже, предстоит оголиться друг перед другом. Фу. Я католичка и, следовательно, весьма застенчива, поэтому изо всех сил стараюсь не привлекать к себе внимания – я ведь даже не знаю всех этих девчонок по именам и не хочу, чтобы их первое впечатление обо мне сложилось по бежевому спортивному бюстгальтеру фирмы «Найк». Но уже поздно. Худая, но фигуристая брюнетка с большими ясными каре-зелеными глазами и длинными ресницами замечает меня в толпе и, почуяв мою слабость, тут же решает этим воспользоваться.

– Эй, новенькая. – Она ухмыляется. – По-моему, у моей бабушки точно такой же лифчик.

– Как много ты, однако, знаешь о нижнем белье своей бабушки, – не задумываясь, тут же отвечаю я. В раздевалке воцаряется тишина, а Ясноглазка поднимает брови с выражением лица, которое, признаюсь, немного меня пугает. Я сцепилась не с той девчонкой? Она специально очень медленно закрывает дверцу своего шкафчика, словно посылая мне молчаливое предостережение, а затем, перекинув волосы через плечо, уходит.

– Твоя мамаша вчера этот лифчик носила, – бормочу я себе и всем, кто еще слушает. Отлично, Леле, отлично.

Когда мы выходим на поле, тренер Вашингтон проводит перекличку, и я узнаю, что Ясноглазку зовут Иветт Ампаро. Мое же имя Вашингтон произносит как «Ли-Ли», и мне ничего не остается, кроме как поправить ее. Это второе, что вы должны узнать обо мне: я могу по-настоящему взбеситься, если какая-нибудь стерва назовет меня Ли-Ли. А некоторые идиоты даже говорят «Лэй-Лэй» или «Лилли». Что, никто читать не умеет? Мое имя Леле… ЛЕ-ЛЕ. Как в слове «лев». Или «лелеять». Или «укулеле», это такая гавайская гитара. Вот как можно запомнить, ничегошеньки сложного. Я пытаюсь объяснить все это тренеру Вашингтон, но она быстро теряет терпение и продолжает перекличку.

Хочу сказать вам, что контактный футбол – это как-то немного слишком для первого дня в школе. Почему нельзя просто попрыгать «ноги вместе – ноги врозь»? А вот нельзя. Видимо, учителя физкультуры в больших государственных школах получают удовольствие, издеваясь над учениками. Как только тренер Вашингтон разводит нас с Иветт по разным командам, я понимаю, что мне обязательно нужно уложить ее. И вот третье, что вы должны знать обо мне, – я предпочитаю физический контакт. Это не значит, что я глупая, просто люблю решать проблемы, используя свое тело. Ну, пробежаться, потанцевать в одиночку, ударить кого-нибудь, если нужно. Я видела, как решают свои разногласия мальчишки – небольшая потасовка, и все в прошлом. Они словно львы в диких прериях. Но от нас, девчонок, по какой-то неведомой причине ждут, что мы будем спокойно беседовать, словно маленькие леди. Ну да, конечно!

В общем, как только мы оказываемся на поле, я с головой включаюсь в игру. Во мне вдруг возникает чувство, что если я не выиграю этот матч для своей команды, то первый день в школе можно будет официально считать провальным. Но если я выиграю, то стану героиней для себя самой и восторжествую над всеми неудачами, что привели меня к этому. Стоит тренеру Вашингтон подуть в свисток, и вот я уже бегу, прыгаю, подныриваю, прокладывая себе путь через поле с таким рвением, что абсолютно забываю об одном – я совершенно ничего не знаю о контактном футболе. Ой-ой. Сквозь пелену захлестнувшего меня адреналина я вижу, как кто-то бросает мяч Иветт, и устремляюсь к ней. Может, не стоило, может, это неправильно, но я бросаюсь на нее всем телом и опрокидываю бедную тощую Иветт на землю. Но она не собирается так просто сдаваться и вступает в борьбу, дергая головой в разные стороны, и вот – БАЦ! – ее черепушка бьет мне в лицо, как шар для боулинга. Я закусываю губу, чтобы не закричать. Вокруг моей головы, как в мультике, вертятся звездочки, а тренер свистит в свой идиотский пронзительный свисток.

– Так, все, перерыв. Что здесь происходит? – показывая руками жест «тайм-аут», говорит она.

– Ли-Ли напала на меня. – Тьфу.

– Ничего подобного, я пыталась перехватить мяч. Вообще-то, так и бывает в контактном футболе. В который мы сейчас как раз играем. – Я прикладываю ладонь к правому глазу, который уже начинает опухать. Иветт картинно дуется, и тренер заставляет меня сесть. Тут начинаю дуться я, в одиночку сидя в углу, злясь на Иветт, на тренера Вашингтон, на того пацана, что кинул мне в голову бумажный шарик, и на моих бестолковых родителей, которые заставили меня прийти в это гадкое, ужасное место.

К тому времени, как я переодеваюсь в свою обычную (читай, пиратскую) одежду, мой глаз уже заплыл и не открывается. Эта дрянь поставила мне фингал!

– Ты же в курсе, что на пирата похожа, да? – бросает мне Иветт, выходя из спортзала.

– Аррр! – кричу я ей вслед. Мне хочется заставить ее пройтись по доске[4].

Дома родители задают мне тот самый жуткий вопрос, которого до ужаса боится каждый ребенок и который похож на скрип мела по доске: «Как прошел день?»

– Нормально, – отвечаю я, но вдруг меня одолевает приступ честности, и, передумав, я добавляю: – Хотя вообще-то отвратительно. Сама школа просто огромная, и все там считают, что круче них никого нет.

– О, Леле, – мама произносит мое имя идеально, это всегда утешает, хоть и несильно. – Уверена, ты круче всех.

– Спасибо, мам, я им обязательно скажу, что моя мама считает меня суперкрутой.

Я иду к себе в комнату, падаю на кровать, рычу в подушку и для пущей театральности дергаю ногами. Пожалев себя, я решаю, что достаточно настрадалась на сегодня. Пришло время «выбросить все это из головы», как поет Тейлор Свифт, «отпустить и забыть», как поет Эльза[5].

Настал час моей отдушины – Вайна[6]. В фильме «Завтрак у Тиффани» Холли Голайтли, которую играет Одри Хепберн, говорит, что в «Тиффани» ничего плохого никогда не случится, и точно так же я думаю про Вайн. В Вайне никогда ничего плохого не случится, по крайней мере со мной. Это единственное место, где я чувствую себя неуязвимой. Войдя в аккаунт, я вбиваю название сегодняшнего вайна: «Хорошо быть парнем».

2. Хорошо быть парнем (2000 подписчиков)

Немного предыстории. Наверное, кто-то из вас спросит, что же такое Вайн? Хотя, возможно, никто не станет такое спрашивать. А правда в том, что мне однажды пришлось. Я была не только занудой, но и совершенно ничего не знала о соцсетях, причем так долго, что это уже можно было посчитать чем-то ненормальным. В 2011 году у меня до сих пор не было профиля в Фейсбуке. Или даже телефона. В глубине души я не была городской девчонкой. Порой мне казалось, что я даже не с планеты Земля. Если честно, мне и теперь иногда так кажется. Но вернемся к соцсетям. Я не видела в них никакого смысла. Собирать фальшивых друзей, словно карточки с покемонами, и выслушивать, как все хвастаются тем, как классно провели выходные, – все это не казалось мне таким уж заманчивым.

Может, я и сошла с ума, но нет ли вещей поважнее?

И все-таки, когда Люси, моя лучшая подруга из школы Святой Анны, показала мне свой аккаунт в Вайне, меня тут же к нему потянуло. Это была первая на моей памяти социальная сеть, действительно предназначенная для искреннего самовыражения, а не слепых отчаянных попыток утвердиться в обществе. Более того, это оказалось даже нечто большее.

Вайн стал не просто способом выразить себя, он стал той отдушиной, которой я ждала всю жизнь. Сколько себя помню, как только мне становилось трудно обратить свои мысли в слова, я использовала картинки. Физическое общение. Но, открыв для себя Вайн, я словно нашла средство, с помощью которого могла наконец в полной мере общаться с окружающим миром, делиться своими размышлениями и сомнениями с любым, кто готов слушать. Я наконец-то обрела голос и подсела на это.

Набрать как можно больше подписчиков я не стремилась. Честное слово! Но девочки из школы Святой Анны посчитали мои видео смешными и сразу меня поддержали. В нашей маленькой частной школе я очень быстро стала «Знаменитостью из Вайна» – все девочки, с которыми я училась, подписались на меня, целая тысяча! Люди спрашивают, как так вышло, и вот что я скажу – никакого пафоса в этом никогда не было: люди хотят честности, и я не боялась быть честной с ними. Вот так все просто.

Возвращаемся в настоящее. Я учусь в Майами-Хай, где никто ничего обо мне не знает – никому не нравится мой юмор, моя честность и уникальность, потому что меня сразу же записали в чокнутые. Но стали бы меня считать изгоем, осудили бы так быстро, будь я парнем?

Не поймите меня неправильно, мне нравится быть девушкой. Мне нравятся мои длинные, густые светлые волосы, нравится надевать гламурное платье на какое-нибудь крутое мероприятие. Но тому есть своя цена. И очень даже немаленькая. Если ты девушка, тебе приходится вкладывать много сил в свою внешность, приходится носить лифчик (что очень неудобно), приходится писать сидя (что тоже очень неудобно), и, самое главное, когда-нибудь тебе придется выдавить из себя человечка размером с шар для боулинга и назвать это чудом – если ты этого захочешь. Чудо, как же. Звучит, как настоящий кошмар.

На второе утро пребывания изгоем Майами-Хай, как положено девушке, я просыпаюсь на три часа раньше, чтобы выглядеть зачетно. Если вы не понимаете мой язык, «зачетно» означает «на все сто». А «на все сто» означает… шикарно. И вот я ставлю будильник на пять утра (жесть!), но умудряюсь раз сто нажать на кнопку повтора сигнала и в итоге сплю до половины восьмого, а это значит, что у меня всего лишь полчаса на то, чтобы навести красоту и добраться до школы. Если вам хоть что-то известно о красоте, то вы поймете, как этого мало, чтобы решить проблему. И даже мало, чтобы намазаться кремом. Ха, в рифму.

Я натягиваю джинсы и темно-синюю рубашку-поло, надеясь, что сегодня мне удастся остаться незамеченной. И пара простых белых конверсов точно поможет мне в этом. Процесс одевания проходит гладко, но потом начинаются настоящие неприятности, вот где все идет наперекосяк (семь сорок пять – лучшего времени для этого сумасшествия и не подобрать): мои волосы. О боже, мои волосы! У меня длинные, длинные-предлинные, длиннющие волосы. Клянусь, будь они чуть длиннее, я бы стала Рапунцель. Кто спорит, быть длинноволосой блондинкой – это круто, кто-то даже может позавидовать, но вот что я вам скажу – эти волосы из ада. Что бы я ни делала, наутро они в полнейшем беспорядке, в узлах и колтунах торчат в разные стороны. Это ежедневная битва, борьба добра со злом – я в ванной, с расческой в руках, борюсь со своими волосами, как с драконом (а драконы борются? Даже не знаю). Стоит мне распутать и пригладить эти многотысячные пряди, как они снова начинают топорщиться, отказываясь оставаться на месте, отрицая свой статус-кво, восстают против угнетателя, протестуют, словно кучка плаксивых хиппи. Иногда я думаю, что лучше уж просто побриться наголо.

У парней таких проблем нет. Парни проведут разок рукой по волосам, и все, они готовы. Вот почему парни – враги. У них слишком легкая жизнь.

Внизу мама с папой готовят мой любимый завтрак: вафли с натуральным кленовым сиропом из Вермонта. Да, банально, но мне все равно – лучше на свете нет ничего. Я порой жалуюсь на своих родителей, хотя, по правде говоря, они не так ужасны. Как они могут быть плохими, если каждое утро с тех пор, как мне стукнуло пять, постоянно готовят мне вафли? Легенда гласит, что, когда мы только переехали из Венесуэлы, я очень сильно скучала по родине, и поднять мне настроение могли только эти замороженные вафли, вот так они и стали ежедневной утренней традицией. Да, не самая интересная в мире легенда, но она моя, так что отвяжитесь.

– Сегодня ты выглядишь как-то по-другому, милая, – замечает папа, когда я усаживаюсь за стол и откусываю кусочек пропитанной сиропом вафли.

– Сегодня я не нарядилась в пирата, – с набитым ртом отвечаю я.

– Да, наверное, в этом дело.

– Ты выглядишь прекрасно, – наливая мне апельсинового сока, говорит мама.

– А мне понравился твой вчерашний наряд, – зачем-то вставляет папа. – Креативно. Необычно. Я надеюсь, ты не позволишь этой новой школе раздавить твою индивидуальность.

– Что ж, если мою индивидуальность и раздавят, виноваты будете вы, потому что это вы меня туда отправили.

Родители обмениваются своим фирменным взглядом в духе «Такая у нас Леле, что поделаешь», и на этом разговор заканчивается.

На первом уроке, английского, случается чудо: мистер Контрерас представляет нам Алексея Кайпера, нового ученика, перешедшего из другой школы. Описать его можно лишь только одним словом: секси. Голубые глаза, светлые волосы, убранные назад и открывающие идеальный лоб, под белой футболкой проглядывает точеный пресс. Джеймс Дин[7] для нынешних школьниц. Мечта. Мистер Контрерас просит его рассказать нам о себе, как пришлось и мне в мой первый день, вот только я просто стояла перед классом и краснела, а ему это удается легко и естественно.

– Привет, я Алексей, только недавно с семьей перебрался во Флориду.

– А ты откуда? – нетерпеливо спрашивает кто-то из класса.

– Из Бельгии. Мы переехали пару недель назад. Мне здесь очень нравится. Еще вопросы? – Класс смеется вместе с ним, он уже ухитрился всем понравиться. Чертов везунчик. А какая у него ослепительная улыбка! Отпад!

– Леле тоже новенькая, – говорит мистер Контрерас, и мои уши тут же краснеют. – Можешь сесть рядом с ней. Леле, подними, пожалуйста, руку, чтобы мистер Кайпер увидел тебя. – Я поднимаю руку и наверняка смахиваю при этом на бабуина, а великолепный Алексей тут же меня находит. Должно быть, он суперумный.

– Привет, – говорю я, – приятно познакомиться.

– И мне.

– И как вафли, правда вкусные? – спрашиваю я.

– Что? – Он ничего не понимает. Боже мой, боже мой.

– В Бельгии. Ну, бельгийские вафли? Они ведь там должны быть очень вкусными, разве нет? Я просто без ума от вафель. – Я просто без ума от вафель? Ох, Леле.

– Ну да, так и есть, – он смеется, вновь блеснув своей обворожительной улыбкой. – По идее, они лучшие в мире, но если честно, я не очень люблю вафли. Я как-то больше по блинчикам.

– Не любишь вафли? Ты псих?

– Может, это ты псих?

– Есть немного.

– Я тоже, – отвечает он, и вы ни за что не догадаетесь, что происходит дальше: ОН МНЕ ПОДМИГИВАЕТ! Мы улыбаемся друг другу, и у меня такое чувство, будто сердце вот-вот выскочит из груди.

На выходе из класса я спотыкаюсь о рюкзак и падаю прямо на Алексея, ударившись губой о его плечо. Его футболка застревает в моих брекетах, и высвободить ее оказывается непросто. Вот вам и романтика. Но Алексей ведет себя очень мило, помогает мне встать, и все такое, но поздно – все уже заметили.

– ЛОЛ, – говорит одна девчонка другой. – Эта новенькая така-а-ая неуклюжая.

– Ой, не то слово, – отвечает ей подруга. – Стран-ная.

После уроков я подхожу к своему шкафчику и обнаруживаю, что на нем красной краской написано: «СВЕЖЕЕ МЯСО».

– Вы издеваетесь? – не обращаясь ни к кому конкретно, говорю я вслух. От шока даже не знаю, испугаться мне или рассмеяться. Сейчас за такое могут и от уроков отстранить. Все ведь видели социальную рекламу против травли в школах? Краем глаза я замечаю компанию парней и девчонок, которые ржут и показывают на меня пальцами.

– Добро пожаловать в Майами-Хай, свежее мясо! – кричит девчонка с жизнерадостно подпрыгивающими кудряшками и гадко смеется. Ее слова звучат как предупреждение, будто это еще не конец. Мол, берегись. Кто, черт побери, эти люди? Им что, заняться больше нечем? Я всегда думала, что школьная травля – не что иное как выдумка из романтических комедий восьмидесятых, мне и в голову не приходило, что ученики действительно могут заниматься такой ерундой. Да, в школе Святой Анны тоже не было идеальных учеников, но никто и никогда не был так груб. Обычно я люблю поплакать, но сейчас не могу позволить этим идиотам увидеть, как сильно они меня задели, и, поборов слезы и чувство бессилия, я распрямляю плечи, словно не вижу и не слышу их. Пока я впихиваю все свои учебники в изуродованный шкафчик, подходит Алексей. Одна из книг падает, и он поднимает ее. Настоящий джентльмен.

– Спасибо, – говорю я. – Эй, а с тобой они тоже так поступили? – И показываю ему дверцу шкафчика.

– Э-э-э, нет. Ух ты, жестоко.

– Я не понимаю! Ты ведь тоже новенький, почему они не стали издеваться и над тобой?

– Я нормальный – я вписался. Подростки не уверены в себе и накидываются на любого, кто на них больше всего не похож. – Он пожимает плечами.

– Так нечестно.

– Хочешь сказать, ты предпочла бы, чтобы они издевались надо мной?

– Нет… я просто не понимаю, что во мне такого особенного. Никогда не думала, что настолько не похожа на других. И мне бы не хотелось переживать все это в одиночку.

– Не то чтобы не похожа, просто ты независима. Тебя не сильно волнует, что о тебе думают другие, и их это нервирует. Да и не придется тебе переживать это в одиночку, я здесь. Прикрою, если что.

– О. – Я изо всех сил стараюсь не покраснеть, но безуспешно. – Спасибо.

– Где живешь? – спрашивает он. – Я мог бы тебя проводить. – Сейчас что, тысяча девятьсот пятьдесят второй? Это компьютерная игра про любовь и флирт? Где я? Кто я? Почему я не чувствую свое лицо? (Но мне нравится!)

– На Ромеро-стрит, минут двадцать пешком.

– Небольшая экскурсия мне не помешает – мы только что переехали. – Голос Алексея звучит хрипло и экзотично, словно тропический бриз. Ну, если бы у тропического бриза вообще был какой-то звук. Он отлично говорит по-английски, но с необычным ритмом, присущим иностранцам, и эта легкая неуверенность лишь добавляет ему сексуальности.

– Да, тебе определенно нужна экскурсия. Мы можем пойти пешком, похоже, ты в неплохой физической форме. В смысле, в хорошей физической форме. То есть, в общем, по твоему виду можно сказать, что от двадцатиминутной прогулки ты не умрешь. Я не имела в виду, что ты секси. – Я как-то читала статью про флирт в журнале «Космополитен» и, похоже, мало чему научилась.

– Значит, ты не считаешь меня секси? – спрашивает он.

Ой-ой.

– Э-э-э, ну не то чтобы я так не считаю… Я думаю, ты… ну, симпатичный? Да, пожалуй. Ты не страшный. В смысле…

– Да я просто дразню тебя, чудила. Пойдем уже? – Он улыбается. Чудила. Уже придумал мне ласковое прозвище! Смайлик с сердечками в глазах, смайлик с сердечками в глазах.

Это не сон? Второй день в школе, и меня уже провожает домой парень. Может, не такая я и неудачница. Готова поклясться, что эту тупую Иветт Ампаро сегодня никто домой не провожал.

По дороге мы очень мило беседуем, он со своим сексуальным иностранным акцентом, а я – со своим кривым венесуэльским. Мы говорим об очень серьезных вещах, вроде последнего выпуска танцевального шоу и Красной свадьбы в «Игре престолов». Несомненно, Алексей понимает меня. Он спрашивает о моих надеждах и мечтах, и я рассказываю ему, что хочу стать известной актрисой, но стоит мне представить себя на прослушивании перед продюсерами, как у меня тут же начинаются панические атаки. Я спрашиваю о его надеждах и мечтах, и он рассказывает мне, что хочет стать моделью или профессиональным серфером, хотя, может, и актером тоже, но если и это не выгорит, то тогда, наверное, врачом.

Все идеально, кроме одного: мне ужасно хочется писать. Ну вот зачем на шестом уроке мне понадобилось выпить целый литр колы? Потребность в кофеине обходится дорого, поняла, усвоила. «Еще десять минут, и я дома, всего лишь десять минут. Ты сможешь, Леле, вы уже почти пришли», – пытаюсь внушить себе я, но мой мочевой пузырь растягивается, как наполненный водой шарик. Алексей рассказывает мне, как сильно он скучает по Бельгии и как сомневается, что сможет еще когда-нибудь туда вернуться. Но я могу думать лишь о том, как добраться до туалета, и поэтому лишь киваю головой и мычу, как слабоумная. Он, наверное, решит, что я совершенная тупица. Или стерва. Я продолжаю улыбаться и хлопаю ресницами, как советовали в той статье в «Космо», но, по-моему, от этого только больше выгляжу чокнутой. Чокнутой и страдающей. Ни капельки сексуальности.

Потеплело, что ли? Да, точно. Облака развеялись, и теперь мы жаримся на солнце. Под лифчиком собираются бисеринки пота – как бы грудь не утонула.

– Ух ты, а сегодня жарко, – говорит Алексей.

– Правда? Хотя да, наверное. – Я небрежно пожимаю плечами, хотя внутри просто помираю. И тут этот бельгиец (потому что он дьявол, которому хочется замучить меня) берет и стягивает с себя футболку. Это бесчеловечно по двум причинам: во-первых, я вот-вот умру от теплового удара и ничего не могу с этим поделать, а во-вторых, у него бесподобно рельефные мышцы пресса, прямо как у статуи. Бронзовой, великолепной, прекрасной статуи, и я стараюсь не смотреть на них, боясь ослепнуть. Но, будто этого мало, Алексей хлопает меня по плечу и говорит: «Мне нужно отлить, сейчас вернусь», а затем ленивой походкой огибает рядом стоящее дерево и облегчает свою нужду.

Во-первых, это невежливо. Он не в курсе, что рядом приличная девушка? А во-вторых, это нечестно! Вот серьезно, мой мочевой пузырь того и гляди лопнет, а этот парень может пописать когда угодно, если ему приспичит. Об этом я и толкую – парням живется куда легче. Им никогда не познать настоящего неудобства, им никогда не понять наших страданий.

И вот, облегчившись, Алексей выходит из-за дерева, весь такой без футболки, чуть ли не светится, и у него хватает наглости вскинуть руку, чтобы я дала ему пять! И что я делаю? Разумеется, пинаю его по яйцам, как он того и заслуживает!

Шучу, я даю Алексею пять, конечно. Он ведь парень, в конце концов, и хоть в этом его величайшее преступление, отчасти потому он мне так и нравится.

3. Тот, кто всегда застает тебя в худшие минуты жизни (2500 подписчиков)

Третий день в школе, а я уже повелительница Майами – Хай. Я познакомилась с парнем, и у меня готов план, как залечь на дно: носить неприметную одежду, сливаться с толпой, избегать Иветт Ампаро, на занятиях сидеть тихо, уходить из школы на время обеда и всегда смотреть, куда иду. Ничего сложного. Другими словами, я исполнила один из труднейших подвигов всех времен: выжила в старшей школе. Ладно-ладно, мне предстоит провести в этом дурдоме еще шестьсот с лишним дней, и только тогда будет можно сказать, что я выжила, но начало неплохое, так ведь?

День начался с того, что я, сияющая и уверенная в себе, без конца мысленно напевала песню «I Feel Pretty» из мюзикла «Вестсайдская история». На уроке английского Алексей передал мне записку: «Привет, милашка». С ПОДМИГИВАЮЩИМ СМАЙЛИКОМ! Можно было просто отправить мне сообщение, но, видимо, он старомоден. Обалдеть, дважды обалдеть! Говорю вам, я была на седьмом небе от счастья.

Но уже на втором уроке, мировой истории, все начинает рушиться. За пять минут до начала я захожу в пустой класс, словно несокрушимая богиня, с высоко поднятой головой. И именно потому что я задрала нос кверху и витаю где-то в облаках, как настоящая тупица, я не смотрю туда, куда нужно, то есть на пол. Моя нога цепляется за ножку стула, и я лечу. Да-да, в прямом смысле этого слова, взмываю в воздух, но только чтобы тут же рухнуть вниз и треснуться головой об стол.

«Все хорошо, Леле, – говорю я себе, собирая учебники, которые разлетелись в разные стороны, словно стеклянные шарики. – Здесь пока никого нет, все в норме, детка, ты справишься». Тут я встаю и, к своему ужасу, вижу Дарси Смит. Она сидит в другом конце класса и молчаливо, но с укором наблюдает за мной. Дарси – симпатичная девчонка, но, насколько я могу судить, тоже из изгоев. У нее темная гладкая кожа и интеллигентная улыбка.

– Ты этого не видела, Дарси, – говорю я. Она же просто смотрит на меня, моргая, а потом отводит глаза. Я могу лишь надеяться, что она уловила суть: мертвые девочки много не болтают.

Случилось ли со мной за день что-нибудь похуже? Разумеется, еще как. На уроке физкультуры мне в голову прилетел баскетбольный мяч. Не знаю, кто так непрофессионально бросает мячи, но ставлю на Иветт Ампаро. И угадайте что?! Свидетелем этому снова стала Дарси, у которой даже физкультуры четвертым уроком нет и которая опять молча пялилась на меня. Следит она за мной, что ли? Я приложила палец к губам и произнесла: «Тссс». Дарси покачала головой и улыбнулась.

Я решила, что это пустяки, ведь никто важный не видел моих неудач. «Важный» – это я про Алексея. Но не стоило мне даже думать об этом, потому что, конечно же, я сглазила. И вот как все происходит.

На обед в столовой сегодня подают мое любимое блюдо (спагетти с фрикадельками), разве что оно какое-то жидкое и пахнет сеном. Прелестно. Слинять из школы на время обеда не вышло. Ну да ладно. Я ставлю поднос с жалким подобием еды на ярко-оранжевый стол напротив Алексея, он же Красавчик, он же Секс-бог.

– Как прошел день, Леле? – Он произносит мое имя идеальнее некуда. Никогда еще оно не звучало так волшебно.

– Ой, да знаешь… – Я отбрасываю волосы назад и сажусь за стол настолько изящно, насколько возможно. – Просто еще один день в раю. – И одариваю его самой искренней улыбкой, на какую способна.

– Было что-нибудь интересное? – И стоит ему произнести эти слова, как я опускаю локоть на край подноса и опрокидываю его, как айсберг – «Титаник». Только эта трагедия намного хуже. Повсюду спагетти, моя белая рубашка-поло забрызгана соусом – рядом со мной будто кого-то убили.

– Боже, да что за ненормальная! – разносится по столовой чей-то крик, и вдруг все начинают показывать на меня пальцами. Поднимаются смартфоны, щелкают фотокамеры. Я умру. Уж лучше мне умереть. Но вместо этого я ору:

– ТВОЮ Ж МАТЬ, КАКОГО ХРЕНА, ИДИОТСКОЕ, ГРЕБАНОЕ СПАГЕТТИ! КЛЯНУСЬ БОГОМ, ЕСЛИ СЕГОДНЯ СЛУЧИТСЯ ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ ПОХУЖЕ…

– Леле. – Алексей хватает меня за руку. – Спокойно. Все нормально. Это просто паста. Я помогу тебе все прибрать. Всякое бывает. – Разве он не самый лучший? Алексей, Красавчик, Секс-бог, Герой. Я нравлюсь ему, несмотря на то, что веду себя как полная тупица; сквозь все безумие он видит настоящую меня, невероятную и сексуальную. Я знаю это. Я чувствую. Ладно, может, еще рановато и я просто выдаю желаемое за действительное. Но возможно, в конце концов я все-таки не останусь навечно одна-одинешенька. Он убегает за салфетками. Я глубоко и с облегчением вздыхаю: в мире все хорошо, и плевать, что я ходячее недоразумение – такой уж я родилась, детка. И тут я поднимаю глаза и вижу Дарси Смит, которая спокойно обедает в одиночестве в дальнем углу столовой, но только в этот раз она открыто смеется надо мной.

Когда после занятий я жду Алексея, мимо моего шкафчика проходит Дарси. На ней точно такая же белая рубашка-поло, как на мне, только не перепачканная соусом от спагетти.

– Эй, – зову я ее, и она оборачивается. – Дарси, правильно?

– Да, а ты Леле?

– Леле, ходячее недоразумение Майами-Хай. Так звучит полное имя.

– Не вижу ничего плохого в ходячих недоразумениях, – отвечает она. В моей голове взрываются фейерверки, играет оркестр.

– Да, спасибо! И я так всегда говорю!

– Гении мыслят одинаково.

– Знаешь, я сразу догадалась, что ты умная. А знаешь, кто ты еще?

– Кроме того, что умница, красавица и представляю черное меньшинство в Майами-Хай?

– Да, кроме этого. Ты тот человек, который всегда застает меня в худшие минуты моей жизни. У каждого есть такой.

– Правда? По-моему, у меня такого нет.

– Что ж, теперь я могу им стать!

– Черт, придется мне теперь вести себя безупречно, когда ты будешь рядом.

– Наоборот, веди себя хуже некуда! Эй, а не хочешь зайти ко мне в гости? Я бы сейчас отложила домашку часов на пару сотен.

– Ух ты, гении реально мыслят одинаково!

Еще несколько дней, и у нас будет свое тайное рукопожатие, я это чувствую.

Я разрешаю Алексею забить на домашку вместе с нами, в основном потому, что на него приятно смотреть. Дома я убеждаюсь, что мои родители надежно заперты каждый у себя в комнате (видит бог, хватит с меня на сегодня позора) и приступаю к работе над своим последним шедевром. Алексей снимает, а мы с Дарси разыгрываем сюжет сегодняшнего вайна: «Тот, кто всегда застает тебя в худшие минуты жизни».

4. Мишень для травли / иногда я чувствую себя невидимкой (2543 подписчика)

На дворе особенно солнечная пятница, и мы идем на третий урок – алгебру. По пути из исторического корпуса в математический Дарси сообщает, что у каких-то ее знакомых намечается вечеринка.

– Погоди-ка, – я останавливаюсь. – Я разве не единственная твоя подруга? Ты что, прячешь от меня своих друзей, потому что считаешь, что я не такая крутая, чтобы с ними тусоваться? Или еще хуже, ты прячешь МЕНЯ от своих друзей, потому что боишься, что я тебя опозорю?!

Я скучаю по своим подругам из католической школы и даже негодую из-за того, что они по полной загружены внешкольными занятиями. Раньше я всегда знала, что обо мне думают, знала, что друзья гордятся знакомством со мной, что они верны мне, и поэтому ничего не боялась. Теперь мне всего этого не хватает. В Майами-Хай я чувствую себя так, словно у меня выбили почву из-под ног.

– Ничего себе! – Она смотрит на меня так, будто я сумасшедшая. Сумасшедшая, но милая… милая сумасшедшая, если хотите. – Во-первых, я бы не стала называть Бекку Картрайт и Иветт Ампаро своими друзьями, они скорее знакомые. Во-вторых…

– Постой, так это вечеринка Иветт Ампаро?

– Да, знаешь ее?

– Знаю ли я ее? Она всего лишь раз семьсот разрушила мою жизнь. – Я дышу через нос, как раздраженный дракон.

– Тебе никогда не говорили, что ты любишь слегка подраматизировать?

– Может быть. – Для пущего эффекта я театральным жестом, как кинозвезда, перекидываю волосы через плечо. – Но все, кто находится в здравом уме, согласятся, что Иветт – настоящая овца.

– Мило, Леле, очень по-взрослому, – говорит Дарси.

Мы с ней всего три дня дружим, и вот она уже меня отчитывает. Восхищаюсь ее дерзостью.

– Да и ладно, я не пойду. Честно, терпеть ее не могу. Она тиранка.

– Необязательно с ней разговаривать, но, по-моему, тебе же будет лучше, если пойдешь. Немного неформального общения не помешает, узнаешь получше своих одноклассников. Там будут все крутые ребята, – не сдается Дарси.

– Прости, ты только что сказала «крутые ребята»?! Это «Классный мюзикл», что ли?

– Что? Что это вообще значит?

– Не знаю, – приходится признаться мне. Была ли Шарпей из «Классного мюзикла» крутой? Может ли вообще быть крутым человек по имени «Шарпей»?

– Слушай, не хочешь, не ходи. Я просто подумала, что мы могли бы повеселиться. Ну серьезно, чем еще заниматься вечером пятницы?

Как оказалось, Алексей тоже собрался на вечеринку к врагу (и ты, Брут?!).

– Это отличная возможность показать, что ты ее не боишься, – говорит он. – Увидимся там.

– Я никого не боюсь, – отвечаю я. – Меня невозможно напугать.

– Бу! – кричит мне в лицо Дарси, и я чуть не падаю в обморок от страха.

– И мне придется наряжаться? – спрашиваю я, уютненько сидя на полу спиной к кровати. Дарси стоит перед зеркалом, наносит на губы красно-коричневый блеск и уже выглядит обалденно. Повернувшись, она оглядывает меня с ног до головы.

– Можно и не наряжаться, но в розовой пижаме идти не советую.

– Блин, но она так мне нравится! Удобная. И здорово сидит. – Я обнимаю себя и улыбаюсь от уха до уха.

– Это, конечно, здорово, Леле, но мы все-таки на вечеринку идем. Люди обычно хоть немного стараются нормально выглядеть.

– Уф, ну почему все всегда так сложно? – Опершись на край кровати, я встаю и неохотно бреду к шкафу. Штаны, штаны, штаны, футболки, футболки, футболки… гм, да, у меня в шкафу мало разнообразия. О, платье! Наконец-то! Прямиком за вереницей рубашек-поло отыскивается белый сарафан в цветочек и с широкой юбкой, который, по-моему, я надевала лишь раз – на семейный пикник пару лет назад. К счастью, он по-прежнему отлично на мне сидит. Туговато, может, но налез ведь.

– Какая прелесть! – восклицает Дарси. – А теперь давай подберем туфли.

– У меня их не так много. Да я вообще не очень по части туфель, понимаешь?

– Нет, не понимаю, туфли – это очень важно, кого хочешь спроси.

– Правда? А я-то думала, если что и важно, то вода и воздух, но теперь ясно, туфли, значит. Век живи – век учись.

– Не умничай. Найди что-нибудь с ремешками, вроде сандалий.

– Господи, когда ты успела вступить в ряды полиции моды? Поберегись, мир, у мисс Книжного Червя обнаружилась совершенно другая сторона! Что ж, жаль тебя расстраивать, но есть только вот это. – Я забираюсь поглубже в шкаф и вытаскиваю пару белых конверсов и пару сандалий из прозрачной оранжевой резины.

– О господи, – стонет Дарси. – И это вся твоя обувь?

– Угу.

– Как так?

– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – В моей старой школе все носили форму, так что было без разницы, что надевать. Здорово, кстати.

Дарси вздыхает, переводит взгляд с одной пары на другую, потом еще раз, так вдумчиво, будто это вопрос жизни и смерти. Наконец она принимает решение, и мы выходим из комнаты: Дарси в черных балетках от Стива Мэддена, а я в оранжевых резиновых сандалиях, официальной обуви пятилеток.

– Гм, прошу прощения, – останавливает нас мама уже буквально в дверях.

– О, привет, что случилось? – Я стараюсь держаться уверенно – ничего особенного, мам, просто взрослая девушка идет на вечеринку.

– И куда это ты собралась?

– У одной девочки из школы вечеринка.

– И ты вот так просто решила пойти, даже не спросив разрешения?

– Я не думала, что это так важно, – вру я. – Это же просто вечеринка. Ничего такого.

Дарси стоит в дверях и смущенно жует прядь волос.

– Леле, ты знаешь правила. Если хочешь пойти на вечеринку, мне нужен номер телефона родителей. Там вообще будет кто-нибудь из взрослых?

– Мам, перестань, ты ставишь меня в неловкое положение. Я уже достаточно взрослая, чтобы думать своей головой, тебе не кажется?

– Нет, не кажется. Ты уже не подумала, когда не спросила разрешения.

– Ну и ладно, – мне неохота ссориться. – Я все равно туда не хочу, да и ребята эти мне не нравятся. Дарси, иди одна, потом поговорим.

Мама глядит на меня с подозрением.

– Что? Ты вот так просто сдашься? Леле, это на тебя не похоже, что случилось? Ты до сих пор не поладила с ребятами из школы?

– Так и есть. Дарси – моя единственная подруга. – Дарси неловко машет рукой.

– Знаешь что, иди. Заведи друзей, пообщайся, – говорит мама.

– Правда?

– Да, молодость не вечна. К тому же я не хочу, чтобы у тебя не было друзей из-за меня.

– Эй, у меня есть друзья, Дарси, помнишь?

– Иди уже, пока я не передумала.

– Привет, что тут у вас? – появляется папа, поедая картошку фри. Он очень молод душой, здорово, когда у тебя такой папа – любит розыгрыши и приключения.

– Леле собралась на вечеринку, – сообщает мама. В ней тоже полно молодого задора, но больше гламура – она завивает свои черные волосы и носит огромные, почти мультяшные солнечные очки и дома, и на улице. Я мечтаю, что буду носить такие же, когда стану кинозвездой. Она мой главный пример для подражания. Да и папа тоже.

– Повеселитесь там! – кричит папа нам вслед, когда я тащу Дарси по дорожке к такси из «Убера». – И не принимайте наркотики!

– Ты же знаешь, уж я-то – никогда! – кричу я в ответ, делано возмущаясь. Но в глубине души мне нравится, что они так меня опекают.

Не понимаю, что такого в Дарси и Алексее, который приехал одновременно с нами, но в тусовку они вливаются сразу же. Может, это потому что оба они такие красивые, что могли бы стать моделями, и кивают на все, что бы кто ни сказал. Пф. Мы здесь всего несколько минут, а я уже стою в углу, словно типичная одиночка на танцах в средней школе. Вокруг море людей, но все проплывают мимо, будто меня здесь нет. Иногда я чувствую себя невидимкой.

И не то чтобы я стеснительная. Я компанейская, обожаю веселье, честно, так почему же остальные с такой легкостью меня игнорируют? Ау?! Видно меня? Я машу руками, но все впустую. Так и есть, я невидимка. Эта новая школа наводит ужас, есть тут что-то от «Степфордских жен». Такое ощущение, что все, включая Алексея и Дарси, стоят по другую сторону стеклянной стены, где им промыли мозги, чтобы они отказались от своей индивидуальности.

У Иветт Ампаро громадный дом. Гигантские мраморные колонны, округлые портики, люстра, которая, если упадет, придавит насмерть. Я поднимаюсь на второй этаж по устланной красным ковром спиральной лестнице, решив, что раз никто не хочет со мной разговаривать, то и черт с ними. Им же хуже. Выхожу на один из многочисленных балконов и смотрю на бассейн внизу. Если прыгну, заметит ли кто-нибудь? А если споткнусь и упаду, а потом буду звать на помощь, мертвой хваткой вцепившись в балконные перила? Готова поспорить, они все равно не обратят внимания. Даже Алексей, главный предатель. Он еще даже никому не представил меня как свою девушку! Ведь так оно должно быть, нет? Когда парень провожает тебя домой, разве это не значит, что он считает тебя своей девушкой? У меня еще никогда не было бойфренда, помогите разобраться!

Внизу все собираются в бассейне. Алексей без рубашки – видимо, ему нравится так ходить – и его окружают… ДА, ВЫ УГАДАЛИ: ДЕВУШКИ. Ох, да просто девушкам очень нравятся полуголые парни с модельной внешностью. Тупые курицы!

Иветт выносит поднос с клубникой, крекерами и огромной банкой «Нутеллы» в центре. Я, словно Гринч, наблюдаю, как все приходят в совершеннейший восторг, будто «Нутелла» – это какой-нибудь кокаин, что, уверяю вас, абсолютно не так, прежде всего потому что от одной банки шоколадной пасты вы разжиреете, как рождественский окорок. Хотя всем этим секси-шмекси это, видимо, не грозит. Не-е-ет, ничто не может встать между учениками Майами-Хай и их горячими телами. Даже эта «Жирделла». Иветт и остальные девчонки – Бекка, Мэдди, Синтия и Эмили – наедаются до отвала, не боясь испортить свои анорексичные русалочьи фигуры. Хотя да, Мэдди вообще-то та еще пышечка, но все равно так же безупречно красива, как и остальные. Алексей откусывает кусок, и, клянусь, его пресс становится еще рельефнее. Ох, этот пресс. Я даже рада, что никто не зовет меня спуститься вниз и присоединиться к шоколадно-ореховому пиру; мне достаточно оказаться рядом с десертом, и меня тут же разнесет, как рыбу-фугу. Им придется меня отсюда выкатывать. Приятного мало.

Все ясно: искать меня никто не придет. Хоть я умри, никто и не заметит. Может, когда-нибудь на встрече выпускников кто-нибудь спросит: «А помните ту чудачку, что проучилась в Майами-Хай где-то с неделю, а потом исчезла?», а кто-нибудь другой скажет: «О боже, если бы ты сейчас не сказал, я бы в жизни про нее не вспомнил. А как ее там звали? Ли-Ли?»

«Нет, – ответил бы первый, – по-моему, ее звали… Лей-Лей, или как-то так».

«Ла-Ла?»

«Ля-Ля?»

«Ой, да какая разница».

Я проигрываю все это у себя в голове, и мне становится по-настоящему себя жалко. Окончательно упав духом, я несусь вниз, вылетаю из дома, пробегаю мимо любителей сладкого, которые, конечно же, не обращают на меня внимания, и оказываюсь за воротами. Теперь я девчонка с улиц, до которой никому нет дела. Я бреду вдоль дороги опустив голову, напевая про себя грустную мелодию и глядя на свое печальное отражение в сточных лужах. И вдруг – ВЖЖЖ! – откуда ни возьмись появляется машина, и – ПЛЕСЬ! – лужа превращается в цунами и обрушивается на меня, отчего я промокаю насквозь до самой своей бедной, убитой горем души.

– Прости, не заметила тебя! – кричит из машины женщина и уносится прочь как ни в чем не бывало.

Ну да, конечно, все нормально. Для прохожих я ведь даже не человек, а пустое место.

Я решаю, что стоит попрощаться прежде, чем уйти с этой адской вечеринки, и возвращаюсь назад.

– Алексей, – сладким голосом цежу я сквозь зубы, – я ухожу. До свидания.

– Леле, подожди! Ты где была? Что с тобой такое? Я везде тебя искал!

– Обрызгала машина, – отвечаю я и расправляю платье, которое теперь уже все измялось и липнет к телу. – Но ничего страшного, со мной все будет хорошо, спасибо и доброго вам дня, сэр.

– Леле, почему ты так странно себя ведешь?

– Я странная, да?

– Ну да.

Бедняга, порой я могу быть сущим наказанием.

– Фу-у-у, – взвизгивает Иветт Ампаро. – Леле на крысу из канализации похожа!

– Да, – говорю я. – Меня обрызгали, и выгляжу я не очень. А вообще, Иветт, чем я тебя так не устраиваю?

– Меня не устраивает, что ты ненормальная, и тебе здесь не место. Мне не нравится, когда девицы типа тебя ходят с таким видом, будто они особенные и вот так запросто могут стать кем захотят.

– Но я и правда могу стать кем захочу. Это не значит, что я особенная, я просто обычный человек. Любой может стать кем захочет. Просто не все это понимают.

– Именно так и говорят все ненормальные. – Иветт смеется, и некоторые ее приспешницы тоже тихонько хихикают, но она останавливает их взглядом.

– Нормальная она, – заявляет Алексей. – И классная. Да, странная немного, ну и что, потому-то она такая и замечательная.

– Ага, – поддакиваю я. – В точку.

У меня чуть не лопается сердце. Мне так и хочется воскликнуть «Мой герой!», как Мегара в «Геркулесе» (диснеевской версии, ясное дело), но я тут же вспоминаю, как мама всегда говорит, что поборницам женского равноправия так делать не пристало и что девушки должны научиться быть героинями сами. Но все равно, это ж обалдеть!

– Давай, Леле, тебе нужно обсохнуть. – Алексей берет куртку и набрасывает мне на плечи, а Дарси, пока мы уходим, недобро смотрит на Иветт. И когда ворота захлопываются за нами, я слышу голос Бекки Картрайт: «Все, народ, шоу окончено».

По дороге домой в такси Дарси поворачивается ко мне и говорит:

– А ты ведь и правда слегка на крысу из канализации смахивала, – и мы втроем покатываемся со смеху.

Всю дорогу Дарси очень хочется в туалет, так что когда водитель высаживает нас у моего дома, она бросается внутрь, оставляя меня наедине с Алексеем.

– Эй, спасибо, что заступился за меня, – говорю я. – Это было очень… по-джентльменски.

– Я просто не мог стоять и слушать, как она с тобой разговаривает в таком тоне. Что она вообще о себе возомнила?

– И я о том же!

– Но ты и сама отлично справлялась, – отвечает он. – Я восхищаюсь тем, что ты всегда на позитиве. Мне это нравится. В смысле…

И ВОТ ОНО!

МГНОВЕНИЕ, КОТОРОГО Я ЖДАЛА ВСЮ ЖИЗНЬ.

Он целует меня.

Нет.

Не целует.

Я думала, он собирался, но вместо этого Алексей продолжает:

– Ты мне нравишься. Ты очень сильно мне нравишься, Леле.

И вот сижу я вся такая, выпятив губы, и говорю единственное, что приходит на ум:

– Да и ты мне тоже, наверное.

Итак, Алексей не поцеловал меня, но ничего страшного, все хорошо, что хорошо кончается.

А этот вечер определенно закончился хорошо. Мы снимаем «Иногда я чувствую себя невидимкой» и загружаем в Вайн, где меня ждет очень приятный сюрприз: загруженное в среду видео, «Тот, кто всегда застает тебя в худшие минуты жизни», посмотрело больше пяти тысяч человек! Выкуси, Иветт Ампаро! Выкуси, Майами-Хай!

5. Сложности жизни во Флориде / Мамина дочка (2780 подписчиков)

О, Майами, моя единственная настоящая любовь. Майами, город сверкающих чистотой пляжей, красоток и выпивки; город неоновых вывесок и пальм, белого песка и тропических бризов; город пожилых людей, влажности и зеркальных очков-авиаторов от «Рэй Бен». Город, где проживают два миллиона шестьсот тысяч людей. Поверить не могу, что мне приходится делить это место с таким количеством неудачников! Как и в любом нормальном городе, в Майами бок о бок соседствуют роскошь и бедность, богатейшая история и вульгарные туристы с выпяченными на всеобщее обозрение толстыми животами и солнечными ожогами. Но даже их я люблю, потому что благодаря им в том числе Майами – мой дом. В субботу я просыпаюсь рано, все еще под кайфом от пяти тысяч просмотров в Вайне. Светит солнце – прекрасная погода для плавания. На нашем заднем дворе есть бассейн, хоть и не такой шикарный, как у этих мерзких Ампаро. Он довольно скромный, прямоугольный, пол выкрашен в темно-синий, такого же цвета и плитка вокруг бассейна. Теплый ветерок развевает мои волосы, когда я выхожу на улицу. Оказывается, папа меня уже опередил. Он развалился на полотенце и лежит без движения, нежась на солнышке.

– Доброе утро, тыковка! – говорит он, не замечая двух маленьких детенышей аллигатора размером с больших ящериц, сантиметров по двадцать каждый, которые беззвучно ползут к нему. Еще Майами – город двух миллионов шестисот тысяч аллигаторов (ладно, может, это и не точно, но все равно их тут море). Я решаю не предупреждать его, так будет куда веселее.

– Доброе утро, папа. Вот, поплавать решила.

– Отлично, горошинка. – Ему нравится использовать в своей речи как можно больше американских нежностей. Ох, мой папочка-иммигрант.

Я ныряю вниз головой; прохладная, шелковистая вода ласкает мою опаленную солнцем кожу – потрясающее ощущение. Сделав два круга, я слышу душераздирающие вопли.

– Леле! – кричит мой папа. – Леле!!!

Высунув голову из воды, я вижу, что малыши-аллигаторы ползут у него по груди, а сам он в ужасе застыл.

– Что такое, папа? – щебечу я.

– Леле, ради всего святого прошу, убери с меня этих монстров!

– Пап, успокойся. – Я вылезаю из бассейна. – Мы уже это проходили. Они просто детеныши и ничего тебе не сделают.

– Просто сними их с меня, сними, сними!

– Ладно, ладно. – Я осторожно поднимаю аллигаторов, они легкие, как щенки. – И почему из всей нашей семьи только я не боюсь этих ребят? Они же такие безобидные.

– Господи боже. – Папа с облегчением вздыхает. – Еле уцелел. Здесь поле боя какое-то! Опасность на каждом углу!

– Да нет никаких опасностей. Эти малыши просто хотят обнимашек. – Я поднимаю одного повыше и касаюсь его носа своим. Наверное, я суперкруто выгляжу, держа их вот так, будто собственных детей. Я как Дейенерис Таргариен, только с аллигаторами вместо драконов. Взять на заметку: записать это на видео, потому что я круто выгляжу с рептилиями.

– Меня беспокоят не малыши, а их мама, которая наверняка где-то рядом и сожрет любого, кто тронет ее детей!

– Но это же не мы их трогаем, а они нас.

– Она аллигатор, Леле, она вряд ли станет разбираться.

– Хм. Понимаю, о чем ты. Но тебе не кажется, что если бы где-нибудь поблизости был взрослый аллигатор, мы бы его заметили?

– Необязательно, они очень тихие. И удивительно быстрые.

Я представляю, как в считанные секунды нас с папой пожирает злая мамочка-аллигатор. Кровь и мясо во все стороны. Фу. Взять на заметку: когда буду снимать вайн с аллигаторами, нужно, чтобы кто-то следил, как бы не появилась их мама. Поцеловав малышей в макушки, я отпускаю их на волю (небольшие заросли из пальм и кустов розового гибискуса прямо рядом с нашим участком) и тут же прокрадываюсь обратно, чтобы никто не успел меня сожрать. Я не так много времени размышляла о том, как планирую умереть, но точно знаю, что угодить в пасть аллигатору мне не хочется.

Мама готовит обед, что очень мило и по-матерински. (Не так мило и по-матерински, как желание самки аллигатора расчленить любого, кто полезет к ее малышам, но все же достаточно мило). Сегодня у нас «пастиччо венесолано», венесуэльская версия лазаньи со сливочным соусом. Похоже, родители решили меня откормить, чтобы потом принести в жертву дьяволу. Или аллигаторам. Ладно, иногда я становлюсь чуточку параноиком, но эй, вы бы тоже стали, будь весь мир против вас!

Мама сидит за столом, на ее лице зеленая маска, а волосы закручены на бигуди – и это самое классное в моей маме: ей все по барабану. Папе тоже, пусть он и стенал по поводу малышей-аллигаторов, у которых еще даже зубы не прорезались. Он в своих очках-авиаторах с зелеными зеркальными стеклами, но без рубашки. С тех пор как отец обзавелся тренажером «Боуфлекс», он ходит с самодовольным видом, словно какой-то мачо, хотя ему уже за пятьдесят. И вообще, почему все мужчины в Майами так любят разгуливать с голым торсом?

– Фу, пап. Надень рубашку, никто не хочет на тебя любоваться, – говорю я. Он лишь сердито на меня смотрит. Я закатываю глаза. Ох, как все это похоже на кино «Клуб „Завтрак“» (ну, знаете, когда в самом начале, перед тем как отправиться отрабатывать наказание, они все прощаются со своими противными родителями…)

– Леле, не закатывай глаза, когда разговариваешь с отцом, – говорит мама из-под зеленой маски. Она похожа на пришельца, причем не самого симпатичного.

– Почему? – отвечаю я. – Ты всегда так делаешь. – Она смеется и поднимает руку, чтобы я дала ей пять. Клянусь, иногда мне кажется, что моим родителям по одиннадцать лет.

– Очень смешно, издевайтесь-издевайтесь над своим стариком, давайте, мне все равно. – Он поднимает брови, как будто хочет сказать что-то очень умное. – Я вас не слушаю, посолю и скушаю.

Видите? Одиннадцать. Лет. Не иначе.

– Что на повестке дня, Леле? – спрашивает мама.

– Ну, сегодня суббота, так что, наверное, я буду бездельничать, пока все, у кого есть друзья, будут зависать на пляже и фотографировать друг другу пупки.

– Твои знакомые так делают? – Папа заинтригован.

– У тебя тоже есть друзья, милая, – говорит мама. – Только напомни, как их зовут?

– Дарси и Алексей. Они ничего. А еще они предатели.

– Звучит как-то драматично.

– Да потому что так и есть, мам. Они дружат с моим злейшим врагом.

– У тебя есть враг? – Папа обеспокоен.

– Угу. Иветт Ампаро.

– Не может быть, – возражает мама. – Разве кто-то может не любить мою девочку?

– Даже не знаю, мам, сама в шоке.

– Просто не всем по силам выдержать магию Леле, – ероша мне волосы, говорит папа. О господи.

Я морщусь, представив, сколько часов уйдет на то, чтобы привести прическу в порядок.

– Спасибо, пап.

– Идея! Ты должна устроить вечеринку. И пригласить из новой школы всех, кого захочешь, – предлагает мама. – Мы не будем тебе мешать, и ты покажешь всем, что значит веселиться как следует.

– И не забудь про фотки пупков! – добавляет папа. Фу. Фу-фу-фу.

Мои родители – самые чудесные, о таких можно только мечтать. Но видите ли, с каждым годом они, похоже, стали все меньше и меньше понимать меня. Мне кажется, это довольно распространенное явление: дети взрослеют, а их родители становятся все невыносимее, пусть и хотят как лучше. Но для меня это как-то странно, потому что я единственный ребенок в семье, и мои родители всегда были одержимы только мной. Ну а я была без ума от них (они же крутые)! Вы слышали о папиных или маминых дочках? Что ж, меня можно причислить к обоим типам. Поездки в зоопарк, семейные ночные кинопросмотры, путешествия, обнимашки перед сном: мое детство было похоже на идеальное «мама, папа, я – дружная семья».

6. Гиперактивность с утра (3012 подписчиков)

СМЕНА КАДРА: Сегодня понедельник, утро.

– Леле!!! – Мамин крик похож на вой сирены пожарной машины.

Я в полусонном состоянии чищу зубы.

– Что-о-о?! – с полным зубной пасты ртом кричу я в ответ.

– Ты опаздываешь в школу!!!

– А-а-а-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

И тут она открывает дверь в ванную и швыряет рюкзак мне в голову. Я мгновенно затыкаюсь.

Ой, да подумаешь, день начался с того, что меня сшибло с ног рюкзаком. Подумаешь, Алексей до сих пор еще не поцеловал меня. Подумаешь, мой враг Иветт Ампаро одета в суперстильные джинсы «Рэг энд Боун», в руках у нее сумочка «Проэнза Скулер», а я все равно что мешок из-под картошки на себя нацепила. Все это не важно, потому что я Леле Понс, и меня ничем не сломить. Я непобедима! Непобедимка-невидимка, вот я кто.

На первый урок, английский, я вхожу чуть ли не подпрыгивая и улыбаясь, как светильник Джека на Хеллоуин. Если хотите добиться успеха, нужно создать себе образ успеха! Я это где-то прочитала. Или видела в кино. Или сама придумала. Какая разница, важно лишь, что сегодня я собираюсь уделать всех! Я королева сегодняшнего дня! Я Повелительница понедельника, владычица Майами-Хай! Хм, а не переборщила ли я часом с кофе? Может, чуточку.

Как оказывается, моему хорошему настроению никто не рад. Зависть, вот что это – они завидуют, что не могут быть со мной на равных. Даже мистер Контрерас смотрит на меня так, будто я Антихрист. Что, никто не слышал про такое место, как «Старбакс»? Погуглите, что ли. Я стараюсь сбавить обороты, но не могу! Я неудержимый вихрь бодрости и кофеина!

– Не обращайте на меня внимания, – говорю я одноклассникам. – Сейчас я сяду на свое место и буду заниматься вместе со всеми. Не на что тут смотреть. Простите, что во мне столько энергии. По-моему, я выпила четыре с половиной чашки кофе. Венесуэльцы любят кофе. Я родом оттуда, вообще-то. Никто не спрашивал меня об этом в мой первый день, хотя у Алексея вы спросили, а ведь он пришел в школу на день позже. Ну да ладно, все нормально, я уже не обижаюсь, я всех прощаю. – Ничего себе, Леле. Иногда я просто начинаю болтать и не могу остановиться. Ну вот, теперь на меня пялится весь класс. И Алексей в частности. Ой-ой.

– Кгхм, что ж, продолжим, – говорит мистер Контрерас. – Все достаем «Великого Гэтсби» и открываем на второй главе.

Вокруг меня раздается шорох рюкзаков и книг. «Великий Гэтсби»?! С каких пор мы читаем «Великого Гэтсби»? И почему никто мне не сказал? В смысле, да, это было в списке домашних заданий и учебных материалов, но, кажется, я забыла. Возможно, я слишком часто витаю в облаках. И пью многовато кофе. Но я ведь уже исправляюсь, да? Вдруг меня окружает море «Великих Гэтсби» – где вообще в наши дни покупают книги? Я закрываю глаза и представляю, как мистер Контрерас велит всем швырять книги мне в голову. Я в осаде, меня атакуют уголки твердых обложек и огромные очки доктора Т. Дж. Эклберга (да, все верно, я уже прочитала это произведение, выкусите!).

Взять на заметку: снять вайн, в котором учитель велит классу швыряться в меня учебниками в наказание за мою чрезмерную активность.

Взять на заметку: нет ничего страшного в том, чтобы немного повитать в облаках.

После урока я стараюсь ускользнуть незаметно, дабы избежать атаки разъяренных читателей, но у дверей меня ловит Алексей.

– Где ты была все выходные? – спрашивает он. – Я надеялся, что мы потусуемся вместе.

Гр-р-р. «Ты забыл представить меня как свою девушку, и теперь ты мертв в моих глазах! Я весьма темпераментная венесуэлка!» – вот что я хочу сказать ему, но говорю только:

– О, а ты мне писал?

– Да. – И правда писал. Я просто проигнорировала его, чтобы казаться круче. И это сработало! Бугага.

– Прости, не видела, наверное. Потусуемся на следующих выходных! – Я сама невозмутимость.

– Здорово, – отвечает он. – Кстати, я посмотрел твои вайны. Офигенно!

– Правда?

– Ага, и похоже, так думает куча людей, потому что они становятся все популярнее и популярнее.

– Ну может. – Я скромно пожимаю плечами. (ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ПРОСМОТРОВ, ПРИВЕТ!)

– Я тут подумал, а можно в следующий раз я снимусь вместе с тобой? В Бельгии я немного работал моделью, а сейчас вроде как пытаюсь начать актерскую карьеру. Завел собственный аккаунт в Вайн, но, наверное, вместе будет веселее. – Актерскую карьеру? Пару секунд я мысленно смеюсь над ним, но тут же оставляю прошлое позади, потому что я безумно польщена и безумно рада.

– Да, конечно! – Я могу простить Алексею, что он забыл обо мне на вечеринке Иветт, тем более что потом он за меня заступился. Что было, то прошло, разве не так?

– Да?

– Будет очень весело.

– Круто, я боялся, ты не согласишься. Тогда увидимся позже, составим план.

– Хорошо. Увидимся позже. – Тьфу, глупо звучит. Ну и ладно, он первый это сказал. Забудь, Леле, парень, в которого ты влюбилась, хочет с тобой сотрудничать, сегодня наш день.

7. Когда ты самая страшная из подружек (3055 подписчиков)

Здорово, конечно, что Алексей хочет поработать со мной, но, видимо, я не так уж сильно ему нравлюсь, иначе он уже пригласил бы меня на свидание. Пожалуй, это лишь доказывает то, что я всегда и подозревала: я просто недостаточно красивая.

Без сомнений, я симпатичная, но НЕДОСТАТОЧНО. Если вы не живете в девчачьем мире, то вряд ли поймете, о чем я. Скажете, наверное: «Недостаточно красивая? Если ты блондинка с большими сиськами, ты красивая. Хватит усложнять, женщина!» На что я скажу: «Умолкните, свиньи вы сексистские, и дайте мне сказать». А потом: «Вот, слушайте».

Что значит быть недостаточно красивой. Объясняет единственная и неповторимая Леле Понс

Если ты девчонка, то тебя постоянно окружают другие девчонки, и в них ты обязательно заметишь все те прелестные черты, которых у тебя просто нет. Мальчишки никогда не сравнивают себя с другими мальчишками, так уж они устроены. Как я уже упоминала, мальчишки запрограммированы на то, чтобы решать, кто прав, при помощи кулаков, и не заморачиваются. Парень видит другого парня с классной прической или, например, мышцами побольше и думает: «А я бы его отделал, если б захотел». И все, идет дальше. Какие бы то ни было эмоции вроде чувства неполноценности аккуратно и надежно запрятаны поглубже.

У девочек все иначе. Мы видим другую девчонку, у которой есть что-то красивее или лучше, чем у нас, и тут же воспринимаем это как свидетельство собственной ущербности. Вот я сейчас пишу и начинаю понимать, какая это на самом деле чушь: у той девочки улыбка красивее, а значит, меня меньше ценят как человека и никакой парень не захочет со мной встречаться. Это же нелогично. Но тем не менее, даже если ты симпатичная, вокруг всегда найдутся девушки красивее (по крайней мере, так будет казаться тебе), и ты будешь сравнивать себя с ними снова и снова, пока не убедишь себя в том, что совершенно точно проигрываешь им по красоте.

Вот что значит быть девушкой, по крайней мере так кажется мне, хотя, возможно, это всего лишь значит быть Леле.

Я считаю, что быть недостаточно красивой – это когда у тебя чудесные волосы, большая грудь, пухлые губы, но при этом твой нос не сочетается со всем остальным лицом, а кожа так вообще всю жизнь портит. А надо сказать, на тот случай, если вы не в курсе, – если у вас что-то не так с носом и кожей – это катастрофа для вашего лица. Например, если самая большая ваша проблема – это уши, вам еще повезло. С такой же легкостью можно пережить проблемы с формой подбородка: у множества девушек подбородок похож на задницу, но они все равно остаются идеально красивыми. Действительно важную роль играют черты средней зоны лица, и самую важную – те, что располагаются по центру, то есть нос. Я придумала эту теорию буквально только что, и, по-моему, она весьма неплоха.

Ну а кожа? Это же фон вашего лица, и если она не мягкая, чистая и шелковистая, то как все остальное может выглядеть хорошо?! На ум приходит сравнение с картиной… ведь если холст неровный, с покраснениями, то о красоте всего, что на нем написано, можно забыть. Господи, если уж проводить аналогии, то мое лицо – это практически работа Пикассо. Еще и с брекетами. Фу, мерзость.

Я уже давно чувствую себя неуверенной (ух ты, сейчас это как никогда по-настоящему), хотя когда-то была мегауверенным в себе ребенком. До двенадцати лет, до того, как поехала в летний лагерь, где мое тело решило перестать сжигать калории со скоростью молнии. Я уверенно придерживалась диеты «нет родителей, нет правил» и поглощала шоколадные батончики, лакричные конфеты и «Спрайт», не понимая, что теперь еда не пройдет бесследно. В то лето я набрала килограмм одиннадцать и, кажется, до сих пор не отошла от того, что увидела в зеркале, когда вернулась домой. Я занималась спортом, подросла и вернула свою стройную фигуру, но было слишком поздно: включились гормоны, и во мне плотно укоренилось постоянное чувство недовольства собой. (Добро пожаловать в девчачий мир, эх.)

Итак, во вторник после занятий мне наконец-то удается встретиться с подругами из старой школы – Люси, Арианной и Марой. В последнее время все трое очень заняты, к тому же их дурацкая школа находится аж на другом конце города, а мне очень лениво после уроков тащиться в такую даль.

Мы дружим уже почти пять лет, и я обожаю их, но без сомнения могу сказать, что в нашей компании я самая страшная. Люси вся такая спортивная и загорелая, Арианна – книжный червь, но сексуальный книжный червь, а Мара… ох, она самая красивая из всех, кого вам доводилось встречать. Красивая, но дружелюбная, свойская девчонка, так всякий скажет. К тому же она невероятно милая, да еще и чудесная подруга, так что я не могу ее ненавидеть, и от этого только хуже.

– Леле, – говорит Люси, – ты должна рассказать нам о своей новой школе! Мы будто сто лет тебя не видели!

Мы едим замороженный йогурт на веранде кафе, рядом с которым тусуются скейтеры в ремнях с клепками и перевернутых козырьками назад бейсболках. Ну, вы знаете.

– Ой, да просто я была жутко занята – перед всеми позорилась, вот на друзей времени и не осталось.

– Все так плохо? – спрашивает Люси. – Тебя обижают, Леле? Ты же знаешь, я могу отбить у них… охоту.

– Спасибо, Люс. Просто меня приняли… немного недоброжелательно. У учеников общественных школ проблемы с контролем гнева. Особенно у одной девицы, Иветт.

– Какая у нее фамилия? – Арианна уже открывает Фейсбук у себя на новеньком айфоне.

– Ампаро.

– Это она?

– Ух ты, как быстро. – Я смотрю на страничку, где на фото Иветт, волосы которой чернильным водопадом спадают на плечи, позирует на том самом балконе над бассейном. Моем балконе позора и ненависти к самой себе. – Ага, она.

– Да ты гораздо красивее, – заглянув в телефон, говорит Мара. Я так не считаю, и сама Мара, наверное, тоже, но для того и нужны лучшие подруги: чтобы врать друг другу, какие мы красивые.

– Ты просто ангел небесный. – Я целую ее в щеку. – И почему вы не можете учиться в Майами-Хай вместе со мной? Я так сильно по вам скучаю!

– Мы тоже по тебе скучаем! С тех пор как ты ушла, стало так уныло, – говорит Люси.

– Очень, – соглашаются остальные.

Вот они, мои девчонки, по-настоящему ценят меня.

Хочется уменьшить их до карманных размеров и повсюду таскать с собой, чтобы никогда не быть одной. #ДружбаМечты. Я уже собираюсь рассказать им о своей идее, но вдруг понимаю, что прозвучать это может жутковато.

– Вы лучшие в мире друзья и люди, – говорю я и ухожу, чтобы попросить добавить в мой йогурт еще немного карамельной крошки.

У прилавка я наблюдаю, как мальчишки-скейтеры заценивают моих подружек.

– Эй, девчонки! – Один из них приветственно поднимает руку.

Мара машет ему в ответ и тут же, будучи мастером флирта, продолжает лакомиться йогуртом. Правильно, детка, потоми их. Такое безразличное отношение заставляет парней пялиться на моих подружек еще больше. Им нравится то, что они видят, и они хотят добиться внимания этих девушек, до которых уровнем явно не дотягивают.

– Привет! – плюхаясь рядом с подругами, говорю я. – Как дела?

Скейтеры чуть ли не отпрыгивают назад от отвращения. Они неловко переглядываются, и один, очевидно, лидер, их собственная Мара, отвечает:

– Э-э-э, мы уже уходим. Пока.

На их лицах брезгливость и подлинный ужас.

Видите? Я самая страшная. К тому же никому не нравятся девушки с брекетами.

– О, Леле, не расстраивайся, – говорит Мара. – Просто парней пугает уверенность в себе.

Я? Уверенная в себе? Нет-нет. Это лишь иной способ сказать, что парни предпочитают симпатичных скромных леди, которые будут готовить им еду и завязывать шнурки. Не бывать этому! Я ведь могу оставаться самой собой и при этом быть желанной, разве нет? Чуть-чуть усилий, и я смогу стать королевой красоты и разбивать мужские сердца, а другие девушки будут уважать, почитать и даже побаиваться меня. Другими словами, я могу стать популярной, не принося в жертву собственную индивидуальность, – я знаю, что могу, мне лишь нужно сказать миру (то есть Майами-Хай), что я здесь и беру власть в свои руки, что больше никогда не буду мисс Паинькой и мишенью для насмешек!

Может, пусть я не самая красивая девушка в Майами-Хай, но стоит мне всерьез взяться за какое-нибудь дело, и я получаю все, что хочу.

Вот это, друзья мои, и называется уверенностью в себе.

Дома я достаю из холодильника упаковку шоколадных конфет (конфеты всегда вкуснее есть холодными, понятное дело) и, усевшись за компьютер, принимаюсь поглощать их, загружая видео под названием «Когда ты самая страшная из подружек», потом наблюдаю, как начинают набираться лайки. Ох, сколько успокоения всегда дарит людское признание. Затем мне приходится потратить двадцать минут на очистку брекетов от шоколада. Взять на заметку: избавиться от этих штуковин. НЕМЕДЛЕННО.

8. Когда твоя одежда идет твоей подруге больше, чем тебе (3827 подписчиков)

Дом Дарси – мой новый любимый дом. Очаровательный и теплый, он несет в себе нотку старомодных пляжных домов – ракушки, которыми он украшен, похоже, действительно достали из океана, а не купили в магазине. Я в восторге от его естественности, Дарси и ее семье такой дом очень подходит. Я даже спросила ее маму, можно ли мне переселиться к ним, но она не разрешила. Кто бы сомневался.

– Я решила начать все с чистого листа, – говорю я Дарси. Мы лежим на ее кровати и листаем «Севентин», а на потолке крутится вентилятор.

– Да? И что это значит?

– Я решила, что перестану стесняться самой себя. Я собираюсь преобразиться и доказать всем, что могу быть крутой. Но при этом я останусь собой.

– Но выглядеть будешь по-другому.

– Нет, просто теперь это будет улучшенная версия меня. Леле 2.0, так сказать.

– Ладно, а что тогда поменяется?

– Ну, я начну с того, что на следующей неделе сниму брекеты!

– О боже, без них ты станешь гораздо счастливее. Когда я сняла свои, то будто заново родилась, серьезно. – Она сверкает улыбкой с идеальными зубами, словно в рекламе чертовой жвачки.

– Да, Дарси, ты прекрасна. Но давай вернемся ко мне, все-таки это я собираюсь менять свою жизнь. – Она закатывает глаза, но жестом призывает продолжать. У Дарси есть недостатки, как и у всех нас, но она замечательная подруга. Мне кажется, она по-настоящему понимает меня. Понимает, что у меня золотое сердце, хоть мне и приходится трудно с людьми. – Наверное, сделаю стрижку, ну, поменяю форму, может, добавлю немного светлых прядей.

– Каких таких светлых? Твои волосы и так уже светлые до невозможности.

– Чуточку платинового блонда не помешает, это придаст моему образу утонченной изысканности.

– Звучит так, будто ты и впрямь понимаешь, о чем говоришь.

– Это хорошо, конечно, но вот только я пока не понимаю. Придумываю на ходу.

– Леле, ты просто нечто, честное слово.

– Merci, mon ami[8], – отвечаю я, решив, что в Леле 2.0 не помешает добавить немного французского. – А еще из-за беспокойства насчет того, что я оказалась недостойным любви социальным изгоем, я сбросила два кило, что очень актуально для моего нового образа.

– Ты, конечно, со странностями, но заслуживаешь любви. Примерь-ка свои сегодняшние покупки.

– О, да! Показ мод!

Я отыскиваю пакет и достаю из него черный укороченный топ и серые шорты с принтом под змеиную кожу. Да! Утонченная изысканность, именно об этом я и говорила. Мигом переодевшись, я смотрюсь в зеркало в полный рост. Не буду врать, вид у меня просто потрясный.

– О-о-очень красиво, Леле, – улыбается Дарси. – Ты выглядишь изумительно.

– Спасибо! Я тоже так думаю.

– Хм, а можно я примерю?

– Конечно, почему нет? – Я пожимаю плечами, раздеваюсь и отдаю наряд Дарси, а затем облачаюсь в свои заурядные, ничем не примечательные шмотки. Совсем не утонченные и не изысканные.

Дарси надевает топ и шорты, и я прямо-таки слышу, как Шон Пол поет «Get Busy» и просит потрясти задницей мисс Кана-Кана и мисс Аннабеллу. А-а-а, посттравматический стресс времен седьмого класса повторяется! Я к тому, что выглядит она шика-а-а-арно. Гораздо лучше меня. Я понятия не имела, что Дарси в такой хорошей форме – у нее стройные ноги и отличный пресс, а кожа цвета мокко гладкая и ровная. Недавно высушенные волосы блестящим водопадом ниспадают на плечи. Она похожа на русалку, изысканную и утонченную русалку. Проклятье. По-моему, я сижу с открытым ртом.

– Тебе нравится? – спрашивает она.

– Нет. – Я качаю головой и быстро утыкаюсь в журнал. Супер, и здесь тонны горячих цыпочек – они просто везде, куда ни глянь!

– Ну хватит, Леле, перестань, – говорит Дарси. – На тебе это тоже классно смотрелось.

– Ты даже не представляешь, как классно все это смотрится на тебе. Ты должна носить эти вещи. И я не знала, что ты занимаешься спортом!

– Я не занимаюсь.

Гр-р-р.

– Ты злая, сексуальная колдунья и промышляешь черной магией!

– Расистка, – смеется Дарси.

Я заталкиваю ее в шкаф.

– Убирайся отсюда.

– Слушай, Леле. Ты почти достигла цели, еще немного стараний и ты станешь самой горячей девчонкой в школе, если это для тебя так важно. Ну, вернее, одной из самых горячих девчонок. – Она перебрасывает волосы через плечо и подмигивает мне.

Я пытаюсь подмигнуть в ответ, но мне это катастрофически не удается. Наверное, больше похоже, что у меня припадок.

Возможно, Дарси права. Возможно, я в шаге от того, чтобы стать самой сексуальной и популярной, возможно, конец моего изгойства уже совсем рядом. Это что же, мне теперь краситься придется? И спортом заниматься? О боже, и шоколадом больше объедаться нельзя?! Да я же умру, я просто умру. Соберись, Леле, чтобы завоевать мир, нужно идти на жертвы. Звучит злодейский хохот.

9. Когда ты собираешься сделать новую стрижку (3998 подписчиков)

Мама разрешает мне сделать новую стрижку, потому что она самая лучшая в мире мама. И, наверное, еще потому что я пригрозила ей, что если она не даст мне благословления и парочку Бенджаминов[9], то я буду вынуждена взять дело (и ножницы) в свои руки.

– Детка, но у тебя ведь такие красивые волосы. – Она морщится, а потом сжимает мои щеки в ладонях.

– Спокойно, спокойно. – Мне удается вывернуться из ее тисков. – Это всего лишь небольшая стрижка и немного светлых прядей. Клянусь, ничего особо не изменится.

– Ох, ну ладно, тогда я отведу тебя к Хуану.

– Что за Хуан?

– Мой стилист. Я хожу к нему уже много лет.

– Но ты никогда ничего не делала со своими волосами.

Она чуть ли не хрюкает от смеха. Очаровашка.

– Если бы я ничего не делала с волосами, они были бы серыми, как летучая мышь, – говорит мама.

– Это такое выражение, что ли? Разве летучие мыши не черные?

– Понятия не имею. – Она пожимает плечами и проводит рукой по своим смоляным локонам. И как так получилось, что я блондинка? Может, меня удочерили?

Она везет меня в «Джанини», парикмахерскую на Эспаньола-Вей. Поверить не могу, что мама бывала здесь годами, но ни разу не взяла меня с собой! Во вселенной парикмахерских это просто рай. Большие фарфоровые ванны и блестящие полы из гранита, в воздухе витают успокаивающие ароматы лаванды и жимолости, на тумбах возлегают белые ангелочки. Я могла бы здесь жить.

– Hola, hola[10]! – Из-за черной занавески появляется высокий женоподобный мужчина с идеально зачесанными назад волосами. Он одет в фартук, где нашлось место всем парикмахерским инструментам, какие только можно вообразить, блестящим и серебристым. Должно быть, это и есть Хуан.

– Хуан, дорогой! – восклицает мама, когда он притягивает ее к себе, чтобы поцеловать в щеку.

– Как же я рад тебя видеть, Анна. А это кто?

– Это моя дочь, Леле. Она хочет новую модную прическу. Конечно, я посоветовала ей обратиться к Хуану.

– Ну а к кому же еще? – Они смеются, как старые друзья. – Леле, скажи мне, что у тебя на уме? Какой образ хочешь?

– Изысканный и утонченный, – бормочу я.

Он ахает и хлопает в ладоши.

– Ни слова больше! Я все понял!

Хуан одним движением усаживает меня в кресло и приступает к работе. Пока он моет, режет, накручивает фольгу, я расслабляюсь под его умелыми руками и медленно погружаюсь в транс, зная, что скоро стану Леле 2.0.

– Ну, что скажешь? – спрашивает Хуан, казалось бы, всего через несколько секунд. Он разворачивает меня лицом к зеркалу, и к своему бесконечному, леденящему кровь ужасу я вижу, что стала лысой.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Я просыпаюсь с криком и вся в поту, сердце колотится со скоростью бегущих в паническом страхе диких животных.

О боже, это был всего лишь сон. Я касаюсь лица, шарю руками по одеялу, хватаю свои длинные, прекрасные волосы. Это по-настоящему? Да, теперь я не сплю; нам ничто не грозит. Ну и кошмар!

– Бедняжки мои! – восклицаю я и подношу пряди волос к губам, чтобы поцеловать.

Хм, может, мне и не нужна стрижка. Совсем не хочется рискнуть и вдруг стать лысой! Но я собираюсь измениться, показать всем, что могу быть очаровательной, привлекательной, популярной. Я человек, мне нужна любовь, как и всем остальным. Верно, Моррисси[11]?

На часах на прикроватной тумбочке светятся неоновым зеленым три ноль-ноль. Как обычно! Ненавижу три ночи, мое самое нелюбимое время. Из всех двадцати четырех часов это, несомненно, худший час, хотя обычно в нем нет ничего особенного, потому что в это время вы спите. Но сегодня мне не повезло. В девятом классе мы читали роман Рэя Брэдбери «Надвигается беда», и там были строчки о том, что три часа ночи – это время, когда наше сердце бьется настолько медленно, что мы ближе к смерти, нежели к жизни. Наверное, я тут сильно переврала, но суть в том, что эти слова очень травмировали мою психику. Теперь три ночи кажутся мне эдаким зловещим часом, который лучше всего переспать. Все эти тени и полнейшая тишина – от них прямо мороз по коже.

Взять на заметку: больше никогда не просыпаться в три ночи.

Чтобы отвлечься от страха из-за трех часов и панической боязни облысеть, я вылезаю из постели и начинаю делать приседания. Боже, если мне удастся стать обладательницей такого же пресса, как у Дарси, я стану очень счастливой Леле 2.0. Ладно, начнем с базовых скручиваний. Раз, два, три, четыре, пять, о господи, жжется как, шесть, семь, восемь, господи, я горю, девять, и десять… а-а-а-а-а, никогда больше не буду так делать, никогда. Слишком. Тяжело. Слишком. Устала. Чтобы. Продолжать. Дальше. Я поднимаю футболку, чтобы проверить, есть ли какой-то прогресс.

Нет, никакого.

Ладно, значит, это надолго, я поняла.

Я заставляю себя сделать еще два подхода, а следующие два часа провожу в интернете в поисках нового макияжа. Оказывается, на Ютьюбе полно роликов, в которых девушки показывают – Бетани Мота и Ингрид Нильсен особенно помогают – как правильно следует пользоваться косметикой.

Как раз то, что мне нужно! Следующий час я учусь, как делать «кошачьи глаза», «смоки», как сделать губы более пухлыми и как создать иллюзию высоких скул, а потом ввожу цифры с маминой кредитки (заучены наизусть) и заказываю в интернет-магазине все, что нужно мне для операции «Макияж». Не пытайтесь повторить это дома.

Когда встает солнце, мои веки тяжелеют, как у зомби, и я снова и снова бормочу «Может, это Мейбеллин», не в силах остановиться. Короче говоря, я в бреду.

– Ого, неважная выдалась ночка? – спрашивает Алексей, увидев меня утром на уроке английского. Я смотрюсь в зеркальце: огромные темные круги под глазами, опухшее лицо. Выпуск версии Леле 2.0 придется отложить до тех пор, пока я хорошенько не высплюсь.

– Мне приснился кошмар.

– Ничего себе! Ненавижу их.

– Мхм, – это единственное, что мне удается выдавить. Я хочу положить голову на парту и отрешиться от всего мира. Я слишком устала, и мне плевать, что Алексей смотрит на меня с беспокойством и даже как-то с опаской.

– Ладно, – говорит он, – а ты видела, что твой последний вайн набрал двадцать тысяч просмотров?

– Двадцать тысяч? – Я мгновенно просыпаюсь.

– Ага. «Когда твоя одежда больше идет твоей подруге, чем тебе». Двадцать тысяч просмотров.

– Что-о? – У меня нет слов. Я пялюсь в пустоту куда-то рядом с красивой светловолосой головой Алексея, слишком усталая, а теперь еще и шокированная, чтобы нормально соображать.

Алексей смеется.

– Выглядишь так, словно тебя удар хватил.

– Да, – отвечаю я. – Для меня это в порядке вещей.

– И я говорил совершенно серьезно – я хочу сделать это с тобой.

– Что-что сделать? – Он только что сказал «сделать это с тобой», да?! Ух ты, а европейские парни, оказывается, кота за хвост не тянут!

– Сняться в вайне вместе с тобой? Помнишь? – отвечает он, да еще так невинно.

Все правильно. Вайн. Не «это». Ну и ладно! Запросто!

– О-о-о, точно. Да, я помню. Придумаю что-нибудь и тебе скажу.

– Отлично! Спасибо, Леле, так круто, что ты согласилась.

Я лишь киваю в ответ и лениво улыбаюсь. А после первого урока ухожу на стадион и засыпаю под деревом. Ах, жизнь прекрасна.

10. «Круто» глазами родителей (4004 подписчика)

Я приняла мамино предложение устроить вечеринку. Пока что Алексей и Дарси – мои единственные друзья в Майами-Хай, но я всю пятницу приглашала всех, кто казался мне милым, и попросила Дарси о том же. Мы даже сделали приглашения с помощью старого набора канцтоваров от Лизы Франк[12], который я нашла под кроватью. Дельфины цвета «вырви глаз» резвились среди россыпи сердечек в пестром неоновом океане. По моему скромному мнению, продукция Лизы Франк бессмертна, а вы как думаете?

И вот он, вечер субботы. Я работаю над макияжем «кошачий глаз», шаг за шагом следуя инструкциям девушки из учебного видео, в голосе которой слышен выдержанный британский и протяжный австралийский акценты. Такое ощущение, что меня пытается соблазнить кенгуру, и это, скажу я вам, порядком сбивает с толку. Конечно же, в итоге я больше похожа на барсука, чем на кошку, но, слава богу, еще только пять часов и у меня есть куча времени в запасе.

Стук в дверь. Это мама с папой. Я разрешаю им войти.

– Волнуешься перед вечеринкой? – спрашивает мама, как будто мне шесть лет и ко мне уже едет Барни[13].

– Наверное.

– Просто хотим убедиться, что мы разобрались насчет правил на сегодняшний вечер, – говорит мама.

Я лишь смотрю на нее, хлопая глазами.

– Мы просим лишь об одном – не включай музыку слишком громко, – продолжает папа.

– Ну ты понимаешь, из-за соседей, – добавляет мама.

– И проследи, чтобы никто не пил алкоголь, – говорит папа.

– Но если будут, обязательно забери у них ключи от машин, – продолжает мама.

– Уж лучше они останутся ночевать у нас, чем сядут пьяными за руль, – кивает папа.

– Но если кто-то останется ночевать, напомни им, что у нас запрещено заниматься с-е-к-с-о-м.

– Ну мам, фу.

– Так что, ты согласна с этими правилами? – скрестив руки на груди, спрашивает папа.

– Конечно, согласна, все, как вы скажете. Но и вы ведите себя как крутые родители, ладно? Ведь суть вечеринки в том, чтобы помочь мне наладить общественную жизнь, а не разрушить ее раз и навсегда.

– О, мы можем быть крутыми, – отвечает мама, даже как-то угрожающе.

– Крутейшими, – добавляет папа.

Я морщусь и очень вежливо прошу их ВЫЙТИ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ.

После второй попытки сделать «кошачьи глаза» стрелка на одном глазу загибается вверх, на втором убегает вниз, а по векам расплываются черные следы, оставшиеся после первой попытки. Может, для вечеринки я и не готова, но для ограбления банка выгляжу в самый раз. Супер!

Я спускаюсь на кухню за газировкой, и перед моими глазами предстает ужас ужасный: мама и папа, одетые в стиле хип-хоп, включая парики и золотые цепи, танцуют под диско восьмидесятых.

– Круто, да? – кричит мне папа.

Такси!

Водитель такси: Куда, мисс?

Я: Куда угодно, только подальше отсюда.

Эй, дайте девушке помечтать.

Дарси и Алексей приезжают около восьми и помогают мне загнать диких животных (родителей) в надежное убежище спальни. Мы включаем Игги Азалию и разбрасываем по гостиной конфетти, чтобы комната блестела. Дарси говорит, что нам нужен стол для пиво-понга, и я неохотно помогаю ей организовать его.

– Что это вообще такое, пиво-понг? – спрашиваю я. – Просто бросаешь мячики в стаканы с пивом, а потом выпиваешь? Отличный способ подхватить микробы. А если хочется напиться, почему нельзя выпить пива просто так? Зачем нужно придумывать какую-то игру?

– Так веселее. Смысл в том, чтобы другая команда напилась быстрее, – пытается объяснить мне Алексей.

– Зачем? Чтобы весь вечер можно было этим пользоваться? Отвратительно. Может, пусть лучше каждый будет сам отвечать за то, сколько алкоголя выпьет?

– Расслабься, Леле, все не так серьезно. Это просто глупая игра, в которую играют на вечеринках, чтобы повеселиться. Не нужно так драматизировать, – говорит Дарси. – Научись развлекаться.

Вот так всегда. Если бы каждый раз, когда кто-то просит меня не драматизировать, я получала по монетке, то уже давно смогла купить бы весь Майами и обязала бы всех себя любить.

– Ладно, пусть все играют в пиво-понг хоть до потери пульса, мне плевать.

– Вот это по-нашему! – одобряет Алексей, который, будучи уроженцем Бельгии, наверняка вообще никогда не играл в пиво-понг. Я раздумываю, не швырнуть ли мячик для пинг-понга ему в голову.

* * *

Половина десятого, но ни один из двадцати трех учеников Майами-Хай, получивших наши радужные приглашения, до сих пор не явился. Дарси, Алексей и я сидим на диване, дуем в бумажные дуделки и уныло глядим в окно.

– Всего лишь половина десятого, – говорит Алексей. – Народ вот-вот подтянется.

– Они должны были подтянуться еще полчаса назад! – Я уже утратила надежду.

– Люди всегда чуточку задерживаются. Это такой этикет вечеринок.

– А кого мы пригласили?

– Всех, – отвечает Дарси. – Я позвала всех, кого знаю, как ты и просила.

– Ох. Если так подумать, куча народу получается.

– Тогда хорошо, что никто, видимо, не придет. – Дарси дует в свою дуделку. Она разворачивается, наполняясь воздухом, а потом скатывается обратно.

Десять тридцать, и по-прежнему никого.

– Все ясно, – говорю я. – Выходит, никому моя вечеринка не сдалась. Выходит, я неудачница. Ну и ладно, подумаешь. У меня есть вы, ребята. И мои родители. – Я опускаю голову и притворяюсь, что плачу. Драматизировать – это не так уж и плохо, можно немного поднять себе настроение в трудную минуту.

– Вы уверены, что приглашали кого-то? – спрашивает у нас с Дарси Алексей.

– Да, – хором отвечаем мы.

– Ну, вообще-то устраивать вечеринку в последнюю минуту бывает проблемно, да еще и в субботу – у многих уже свои планы. – О, Алексей такой милый, пытается меня подбодрить.

– Все нормально, Алексей, не надо меня утешать. Случаются вещи и похуже, чем печальная и одинокая вечеринка, на которую никто не пришел.

– Ты сама в это не веришь, – замечает Дарси.

– И правда, как хорошо ты меня знаешь! – Я обнимаю Дарси за шею. – Что может быть хуже этого? Назови хоть что-нибудь!

– Холокост, – бесстрастно отвечает подруга.

– Угу, Дарси, отличный ответ, – говорю я, тут же забыв про свою вспышку гнева, и смеюсь. – О-о-отличный ответ.

В десять сорок пять приезжают Люси, Арианна и Мара.

– О, слава богу, – облегченно выдыхаю я: по крайней мере, мои настоящие друзья по-прежнему меня любят.

– Мы… э-э-э… рано? – слегка смущенно спрашивает Арианна.

Они втроем так мило выглядят в своих ярких, незатейливых вечерних платьях, что мне хочется вскочить и расцеловать их. Что я и делаю.

– Нет! Вы не рано!

– Значит, опоздали? Просто мы очень хотели прийти попозже, для виду, чтобы твои новые друзья не подумали, будто мы какие-то лузеры. Но не планировали пропускать всю вечеринку.

– Вы не рано и не поздно, просто больше никто не пришел!

– О, Леле, мне так жаль. – Мара гладит меня по волосам.

– Нет, все нормально! Потому что сейчас мои старые лучшие друзья могут познакомиться с моими новыми лучшими друзьями, и все, кого я люблю, собрались под одной крышей! – Я всех знакомлю, чувствуя себя немного не в своей тарелке – меня переполняет любовь к верным друзьям, и в то же время я борюсь с разочарованием от того, что больше никого нет.

– Простите, что получилось так глупо, но я буду рада, если вы, ребята, потусуетесь у меня, – говорю я. – Кто захочет, может остаться на ночь.

– Да! – отвечает Люси. – Мы можем притвориться, что опьянели от коктейлей с рутбиром[14].

– Хм, звучит круто. – Дарси в восторге от этой идеи.

Мы принимаемся за газировку с мороженым и поглощаем все это до тех пор, пока нас не начинает тошнить от сладкого, а потом кидаем дротики в воздушные шарики и наблюдаем, как они лопаются один за другим. Все идет прекрасно, пока брошенный мной дротик не прилетает прямиком в лоб Арианне. Ой. Ничего серьезного, но когда у человека по лицу течет кровь, праздник это немного портит.

* * *

Я всегда все делаю неправильно, я ходячая катастрофа. Сколько себя помню, так было всегда. В три года я затолкала себе в нос таблетку бабушкиного валиума. Ну, не специально, конечно. Честно, не знаю, как так получилось, но вдруг она глубоко застряла и ее никак нельзя было достать – маме пришлось срочно везти меня в больницу, чтобы достать этот валиум прежде, чем он попадет в мои маленькие детские мозги. Но может, он все-таки туда проник, и поэтому теперь должно случиться чудо, чтобы я хоть что-нибудь сделала как надо.

Очередной кошмар. Звенит звонок, школа закрывается на летние каникулы. Я выбегаю в коридор, навстречу своим друзьям, старым и новым, которые собрались у моего шкафчика. Они очень рады видеть меня, но ведь так и должно быть.

– Где ты была, Леле? – кричат они. – Мы так сильно скучали!

– Я только что с урока, – отвечаю я. – Но теперь я здесь!

Мне приходится сдерживать их рукой, как одичалых фанатов, чтобы открыть шкафчик. Но тут и начинается ужасное – дверца шкафчика распахивается, и изнутри вываливается бесконечная груда книг и заполняет весь коридор. Черт побери, нужно побыстрее их убрать, а то мне влетит, или того хуже, люди начнут тонуть.

– Ребята, подождете секундочку? – спрашиваю я. – Я очень быстро все уберу, клянусь.

Я лихорадочно начинаю собирать книги, но стоит мне положить одну стопку в шкаф, как оттуда вываливается еще дюжина, и вот последняя превращается в густую и черную, словно патока, жидкость и заливает мои туфли, в этом сне – от Кристиана Лабутена, а значит, очень дорогие.

Когда я отрываю взгляд от испорченных столь трагическим образом туфель, то вижу, как мои так называемые друзья уходят, они уже в дальнем конце коридора, смеются над чем-то, и все это происходит как в замедленной съемке. Это же кошмарный сон, в конце концов.

И, поскольку это только сон, мне удается угнать автобус как раз вовремя, чтобы встретить друзей у входа в школу. Конечно, они хотят поехать со мной, умоляют меня об этом, но я, показав им язык, уезжаю прочь. Я могу вести себя очень по-взрослому, когда захочу. Так им и надо. Как оказывается, угон автобуса был не очень хорошей идеей, потому что, проучив этих неудачников, я падаю с моста (очень старого моста, под которым мог бы жить тролль) и начинаю тонуть в чернильной ледяной воде. Глубже, глубже, глубже.

В этот миг я просыпаюсь, но уже не кричу. Теперь в жутких кошмарах для меня нет ничего страшного, они стали нормой.

– М-да, – я открываю глаза, – похоже, все правильно.

Вот они, темные времена, друзья мои, очень темные времена.

Мне хочется выпить чего-нибудь крепкого, но в моей комнате нет алкоголя (и я к тому же еще о-о-очень несовершеннолетняя), так что я решаю уйти с головой в искусство.

Да, все верно, под «искусством» я имела в виду свои вайны. И готова назвать их так снова! Искусство – это самовыражение в форме чего-то достойного, способ справиться с тем, что ты жалкий изгой. Я на все сто уверена, что так оно и есть с незапамятных времен. Что ж, раз мне приходится быть изгоем, то я могу документировать свои злоключения и разочарования – может, от этого другим изгоям будет не так одиноко. Жизнь без цели – это никчемная жизнь… разве не так говорят?

Я достаю свой блокнот и приступаю к поиску творческих идей. Если Алексей хочет сняться со мной в вайне, я хочу быть уверена, что у нас получится что-то классное. Что-то впечатляющее. В лунном свете я начинаю корябать: «Девушка, покинутая друзьями, хочет отомстить и угоняет школьный автобус… Как я поведу себя, если мои друзья не станут ждать меня…»

Ох, уже два сорок пять, мне нужно лечь спать до трех ночи, иначе… иначе что? Иначе я опять перепугаюсь, вот что. Завоевывать мир, опубликовывая в Вайне по одному видео за раз – тяжкий труд, девушке надо немного поспать.

11. Порой нужно подготовиться к трудностям (4661 подписчик)

Сегодня воскресенье, но не простое, а очень важное. Можно сказать, самое важное воскресенье в истории. Ну, наверное, не для вас, но для меня точно, потому что в это воскресенье я собираюсь позвонить Алексею и придумать с ним план для съемки вайна.

Знаю, знаю, чего так волноваться? Я ему нравлюсь, это мне известно, более того, это он предложил поработать вместе. Но поймите, это моя первая серьезная влюбленность – еще никто и никогда вызывал во мне такую бурю чувств и эмоций. Был один мальчишка, Гарри, и я мечтала, что он пригласит меня на танцы в пятом классе (чего так и не случилось), но то другое! В этот раз у меня гормоны бушуют и вообще.

Сейчас я запрограммирована сомневаться в себе и во всем, что делаю, как только в мыслях всплывает его имя. А это нормально, если девушка звонит парню? Или я должна ждать, пока он сам позвонит? Нет, это ведь была его идея сняться вместе в вайне, разве нет? Значит, следующая подача за мной. Или лучше, если бы подача была за ним? Даже не знаю, я не сильно разбираюсь в спорте, да к тому же в отношениях, может, все наоборот. Так, на чем я остановилась? Ах, да, лучше подождать, пока Алексей сам позвонит мне?

Раздумывая над этим, я чуть не вгоняю себя в паническую атаку. К счастью, есть куча способов потянуть время, а в этом мне равных нет. Я решаю убить одним выстрелом сразу двух зайцев: тянуть время и заодно набираться смелости, чтобы позвонить. Знать бы еще как…

Отвлечься от неприятных мыслей можно, только если заменить их чем-нибудь таким же неприятным. И мне приходит в голову отправиться на пробежку! Я надеваю спортивную одежду «Лулулемон» и пускаюсь трусцой вокруг квартала. На самом деле бегаю я на удивление хорошо. На удивление – потому что трудно на свете найти человека ленивее меня, но у меня длинные ноги и уйма нервозной энергии, которую нужно сжечь.

После одного круга на меня уже начинают действовать эндорфины и адреналин. Я полна бодрости и готова к большему. Отжимания! Подтягивания! Приседания! Прыжки на месте! Я даже прокрадываюсь в папин спортзал в подвале и немного занимаюсь с гантелями в пару кило (я же не чертов Арнольд Шварценеггер). «Так, ладно, – думаю я про себя, – я сильная и независимая женщина, и если я хочу позвонить Алексею, то нужно просто взять и позвонить». Но нет, я не готова.

Запыхавшаяся и потная, я вытаскиваю из-под беговой дорожки блокнот, вырываю желтый разлинованный лист и пишу себе что-то типа сценария: «Привет, Алексей, это Леле. Вот, решила позвонить, узнать, что будешь делать сегодня, а то может, зайдешь, и мы снимем вайн, как и договаривались?»

Довольно просто. Ну да, не Шекспир, конечно, но я ведь хочу, чтобы вышло быстро и безболезненно, а Шекспир явно стремился в точности к обратному. А если Алексей не возьмет трубку? Сообщение оставить? Если оставлю, нужно просто сказать все то же самое? А вдруг я оставлю сообщение, а он его не получит, потому что никогда не проверяет голосовую почту или типа того, стоит ли тогда звонить еще? О, а что, если он получит сообщение, но решит не перезванивать мне? Да, я слишком много думаю, со мной такое бывает. Я жую конец ручки до тех пор, пока не синеют губы. Как мило, Леле, очень мило.

Ого, уже почти полдень. Если я не позвоню сию же минуту, то могу вообще упустить свой шанс. Сейчас или никогда. Собрав всю волю в кулак, я беру телефон и нахожу его номер. Помните времена, когда приходилось вручную набирать чей-то номер телефона? Я нет, по-моему, это стало немодно, когда мне было лет пять. Тихо, тихо, пошли гудки.

– Алло? – отвечает он хрипло и неприветливо.

– Привет, э-э-э, это Леле. Я тебя разбудила? Надеюсь, что нет, но прости, если все-таки да, потому что сейчас почти полдень, и я подумала, что ты уже проснулся. Это не значит, что ты ленивый и любишь долго спать, воскресенье же, я и сама бы, если честно, поспала подольше. Просто мне все снятся кошмары, и я поэтому просыпаюсь рано и потом заснуть не могу. То есть… – Да уж, прямо по сценарию. Господи.

– Все нормально. – Он смеется. – Не разбудила, нет. Я уже проснулся. У меня усталый голос?

– Немного. В смысле, это даже мило, то есть… нет, забудь. Не обращай внимания. Слушай. – Я трясу головой, чтобы прояснить мысли. – Я звоню спросить, не хочешь зайти ко мне, чтобы снять вайн? У меня есть пара идей.

– О, правда? Это было бы суперкруто. Только я уже пообещал младшей сестре сводить ее в торговый центр, так что, может, встретимся попозже? В районе трех?

– В три будет идеально! – Ладно, «идеально» прозвучало немного чересчур. Перегибаешь палку, Леле.

– Приходи тогда ко мне, родителей нет, так что весь дом будет наш. – Э-э-э, что-о-о-о? Он только что превратил нашу встречу в свидание? Да? Серьезно, скажите мне, я на языке мальчишек не разговариваю.

– Круто, договорились. Только напиши мне свой адрес, и я приду к трем.

– Отлично, тогда до встречи. – Он вешает трубку, и я тоже, чувствуя, как немеют пальцы. Что ж, это будет интересно.

12. Когда ты подглядывала за красавчиком и тебя застукали (4 997 подписчиков)

Итак, сейчас полдень, а значит, на сборы у меня почти три часа. Я начинаю с одежды. Мне хочется выглядеть сексуально и очаровательно/неотразимо, но в то же время практично, словно я совсем не старалась. Я примеряю пять-десять нарядов и выбираю джинсовые шорты, белую майку (с глубоким вырезом, естественно) и проверенные белые конверсы, чтобы придать образу спортивный, свойский вид. Если бы эта одежда могла говорить, то она бы сказала: «Привет, я беззаботная, но стильная и изысканная, я девушка, о которой ты мог лишь мечтать!» По крайней мере, я надеюсь, что она сказала бы именно так, но сложно предугадать, когда твоя одежда решит тебя подставить.

Как бы мне ни хотелось просто выйти из дома и не возиться с волосами, я понимаю, что этих чудовищ нужно укротить, чтобы осталась хоть какая-то надежда, что сегодня все пройдет гладко. Мой внутренний художник/творец берет верх и принимает ответственное решение заплести французскую косу, чтобы ничто не помешало съемкам. Я заплетаю себе косы с рождения, так что справляюсь потрясающе быстро (по моему личному мнению) и без проблем. Ох, если бы жить было так же просто, как плести косы, я с такой легкостью заправляла бы собственной жизнью, что это даже не смешно.

В обтягивающих джинсовых шортах и с косой я, по-моему, похожа на Лару Крофт из «Расхитительницы гробниц». Вернее, на негатив Лары Крофт, на Лару из параллельной вселенной, где брюнетки – это блондинки, а черное – белое. Но дело не в этом, а в том, насколько сильной я выгляжу. Я даже чувствую себя немного сильнее после всех своих спортивных эскапад. Взять на заметку: может, стоить тренироваться почаще. Ну или хотя бы иногда. Да, так лучше.

К тому времени, как я заканчиваю с макияжем (ну вы знаете, когда приходится накладывать тональный крем и блеск для губ тоннами, чтобы выглядеть «естественно»), уже почти пора выходить. Прогулка до дома Алексея занимает у меня двадцать минут, и я прихожу к нему, изрядно вспотев. «Что бы сделала Лара Крофт?» – спрашиваю я себя. Она не стала бы заморачиваться насчет такой ерунды и сразу вошла бы в дом и взяла все в свои руки. По крайней мере, я так думаю. Если честно, я не видела ни одного фильма про Лару Крофт, а только постеры с Анджелиной Джоли во всей ее красоте крутой тетки с большими буферами. Но даже судя по ним, Лара не позволила бы какой-то капельке пота выбить себя из колеи.

Дом у Алексея одноэтажный, но определенно, определенно не маленький. Он распростерся на изумрудной лужайке, словно круизный лайнер на поверхности искрящегося зеленого океана. На самом деле он даже больше похож на музей современного искусства – весь такой геометрический и просторный. Знаю, знаю, вам без разницы, как выглядит его дом, но черт, просто иногда так приятно описать место действия.

Когда я звоню в дверной звонок, то почти жду, что он откроет дверь без рубашки, но, к сожалению, Алексей полностью одет. К тому же он не один! Рядом с ним стоит маленькая девочка с двумя хвостиками и возит по полу плюшевого медведя.

– Привет, Леле! Это моя младшая сестра, Айя. Айя, это Леле, мы вместе учимся.

– Мне четыре! – Айя поднимает вверх четыре пальца.

– Я и не знала, что у тебя есть младшая сестренка! Какая хорошенькая! – Я перехожу в режим полного умиления.

– Леле красивая, и у нее красивые волосы, – говорит Айя ноге Алексея. – Она похожа на Эльзу из «Холодного сердца».

– Ух ты, не только хорошенькая, но еще и маленький гений, – отвечаю я. – Айя, мне кажется, мы с тобой здорово подружимся.

Айя, спрятав лицо за мишкой, смущенно хихикает.

– Иногда она очень стесняется, – говорит Алексей. – Проходи, я налью тебе лимонада.

– Перед лимонадом мне не устоять, – отвечаю я и тут же начинаю мысленно прокручивать эту фразу. Перед лимонадом мне не устоять. Не устоять перед лимонадом. Не устоять. Ну и ляпнула, вдруг он теперь решит, что я какая-нибудь потаскушка, которая вообще в руках себя не держит? Ох, опять слишком много думаю! Я бы выпила успокоительное, будь оно у меня с собой.

В доме благодаря кондиционеру температура идеальная. Я вижу мольберт, на котором Айя рисовала пальчиками, и целый ряд фотографий Алексея, Айи и их родителей, которые, кто бы мог подумать, оказываются очень красивыми. Как семья кукол Барби, честное слово. Его маме сколько, лет двадцать? Я с подозрением смотрю на фотографии, пытаясь разгадать это колдовство. Алексей наливает мне стакан лимонада, и я благодарю его, стараясь при этом вести себя хладнокровно, словно я не какой-нибудь там лимонадный наркоман и не впала в лимонадный транс.

– Ну что, – опираясь на кухонную столешницу, спрашивает он, – с чего начнем?

– Начнем со сценария или ситуации, а потом разыграем ее, как-то так. Сегодня только ты и я, так что нам лучше сделать что-то попроще, на двоих. Я недавно задумала снять видео о том, что парням живется намного легче, чем девушкам.

– Ха! Это неправда, – ухмыляясь, говорит Алексей.

– Правда! Девушкам жить куда сложнее!

– Ой, да назови мне хотя бы один пример. Нет, лучше два.

– М-м-м, ладно, легко. Во-первых, парни могут писать стоя, причем практически везде, где им захочется. Пару недель назад, когда мы шли из школы, я просто умирала как хотела по-маленькому, но ничего не могла поделать. А ты лишь зашел за дерево и все! – Я на самом деле только что это сказала? Но вдруг мне становится все равно – буду говорить все, что захочу. Его улыбка и теплый взгляд сияющих голубых глаз подсказывают, что я могу быть собой, что он мне рад. Молю Бога, чтобы я поняла все правильно.

– Хорошо, согласен, это справедливо, – признает Алексей. – Еще пример.

– Пожалуйста. В тот же самый день жутко пекло, и ты просто взял и снял футболку, а я же опять ничего не могла поделать. Мне было жарко как в аду, но могла ли я снять футболку? Не-е-ет, я же девочка.

– Эй, если бы ты решила снять футболку, я не стал бы тебе мешать.

– Извращенец!

– Я просто так сказал.

– Что такое «извращенец»? – спрашивает Айя. Она катается на медведе по полу.

– Помнишь, мы говорили про слова для взрослых? Это одно из них, – отвечает Алексей.

– Извращенец! Извращенец! Извращенец! – топая ногами, распевает она.

– Отлично, мои родители будут в восторге. Хулиганка ты, Леле Понс, знаешь об этом?

И тут он подмигивает мне – редкое и прекрасное явление, как комета.

Мне удается быстро очнуться от грез и перейти к делу.

Мы снимаем несколько сцен: как я сражаюсь со своими волосами перед зеркалом, как пытаюсь найти подходящую одежду, как я очень сильно хочу писать. Как Алексей с легкостью расчесывает волосы, проведя по ним рукой, как Алексей без труда выбирает себе футболку, как Алексей легко и просто справляет нужду в кустах. Потом он игриво пихает меня в плечо, но я не могу смириться с такой несправедливостью и пинаю его по яйцам, совсем как представляла, когда он пытался дать мне пять. Это может войти в привычку.

Смонтированное видео получается реально крутым, словно мы с Алексеем давние приятели, сообщники, компаньоны. И почти не заметно, как сильно я хочу забраться на него верхом и зубами сорвать с него одежду. Ой, что? Кто это сказал? (С подозрением оглядывается вокруг.)

Айя, терпеливо наблюдавшая за нашими съемками, хочет поплавать.

– Я бы тоже поплавал, – говорит Алексей. – Мы закончили с видео?

– Ага. – Я нажимаю «Загрузить» и улыбаюсь.

– Отлично, хочешь с нами? Бассейн на заднем дворе.

– Я?

– Ну да, ты же умеешь плавать?

– О, конечно, но у меня нет с собой купальника, так что, ну, ты понимаешь.

– Ты можешь надеть мамин! – кричит Айя. – Пла-вать, пла-вать, пла-вать!

– Отличная идея, – соглашается Алексей. – У мамы тонны купальников. Я принесу тебе один.

– Э-э-э… – Готова ли я к тому, что Алексей увидит меня почти голой? Черт.

– Ну давай, будет здорово. Я не хочу, чтобы ты уходила. Мне нравится, когда ты рядом.

– Ну ладно, уговорил! – Я краснею, как спелый помидор, жду, когда он уходит к шкафу в прихожей, и прячу светящееся ликованием лицо в ладонях.

Вот они, эти рельефные кубики пресса, выточенные из чистейшей бронзы и переливающиеся под солнечным светом. Алексей натирает себя защитным кремом – живот, руки, шею, грудь – а я наблюдаю за ним через окно в ванной, одновременно стараясь втиснуться в микроскопическое бикини из спандекса, принадлежащее маме Алексея, она же Барби из Майами. Верхняя часть застегивается спереди на молнию, так что можно выбрать, насколько вы хотите обнажиться. Но мне, чтобы вообще влезть в этот купальник, придется расстегнуть застежку почти до конца. У меня все выпирает через край! Я не могу выйти вот так! Я выгляжу непристойно! Порнографично!

Алексей же, наоборот, выглядит словно с обложки каталога «Аберкромби и Фитч» – прилично, образцово. Я облокачиваюсь на подоконник, подперев подбородок, и с обожанием наблюдаю за тем, как он надувает Айе нарукавники. Меня затягивает в прекрасную мечту: Алексей мой муж, это наш дом и Айя – наша прелестная дочь, которая учится плавать и радостно плещется в воде. Жизнь наладилась, все встало на свои места, я нашла своего Прекрасного принца и… МАТЕРЬ БОЖЬЯ! Перед окном появляется отец Алексея, поймав меня за тем, как я глазею на его сына. Я отпрыгиваю назад, вскрикнув, словно бабуин, и падаю на задницу. Мечта испарилась; чары разрушены. Я снова выставила себя на посмешище. Мне ничего не остается, кроме как рассмеяться.

13. Три признака того, что человек – латиноамериканец (5000 подписчиков)

Вопрос: кому вообще взбрело в голову причислить диск-гольф[15] к видам спорта? Начнем с того, что гольф сам по себе мало похож на спорт, но когда его скрещивают с пластиковым летающим диском яркой расцветки, какой тут может быть престиж? Это занятие для пожилых и маразматиков, для тех, кому недавно сделали лоботомию, и, судя по всему, старшеклассников. Тренер Вашингтон заставляет нас все сорок пять минут урока бегать по футбольному полю, гоняясь за хаотично летающими блюдцами – до смешного печальное зрелище.

Если вам охота умереть от скуки, то это игра для вас. Игрок бросает фрисби в сторону флажка, который считается лункой. Нужно добросить фрисби до флажка за наименьшее количество бросков, затем крохотным оранжевым карандашом записать это количество, а потом перейти к следующему флажку и так далее. Выигрывает тот, кто к концу игры сделает меньше всего бросков. Кажется.

Я вообще не знаю правил и уж точно не собираюсь им следовать, потому что мне до лампочки и потому что если я начну воспринимать происходящее всерьез, то все станет по-настоящему, а если вы сыграете в диск-гольф однажды, пути назад уже не будет.

Тренер Вашингтон без конца кричит мне: «Леле, ты все делаешь неправильно. Хватит уже, это обычный гольф, только с фрисби!», что буквально ни о чем мне не говорит. Простите, но я что, похожа на Тайгера Вудса[16]? Ну, меня можно было бы принять за одну из его блондинок-супермоделей, а после почти часовой игры в диск-гольф я определенно не прочь потусить в чьем-нибудь роскошном лимузине…

Хотите верьте, хотите нет, но эта история не о диск-гольфе. Она о том, что произошло потом, в раздевалке, когда мы переодевались из неоновой формы с сеткой в нашу обычную, не такую инопланетную одежду. Я едва успеваю открыть дверцу шкафчика, как начинает звонить мой мобильник. Забыла включить виброрежим. Ну и поскольку я – это я, рингтон у меня не стандартный айфоновский («Sencha», «Rip ples», «By the Seaside», «Default», ну, вы в курсе). Я установила «Gasolina» Дэдди Янки[17]. Для тех, кто не знает, – это быстрая и ритмичная песня, где используется драм-машина и где снова и снова повторяется строчка: «A ella la gusta la gasolina (dame mas gasolina), como le encanta la gasolina (dame mas gasolina)». С испанского это можно перевести как: «Ей нравится бензин (дай мне больше бензина), как же ей нравится бензин (дай мне больше бензина)». В мире Дэдди Янки (то есть в Пуэрто-Рико) «gasolina» может означать уличную жизнь или коктейль из рома и фруктового сока… о каком именно «gasolina» поется в этой песне – не очень понятно.

Да, такой у меня рингтон. Совершенно ясно, что я не могу быть нормальной, ни на капельку. И вот песня играет, громко, и все недовольно смотрят на меня. Все, кроме одного человека – Иветт Ампаро. Все верно, Иветт Ампаро, мой заклятый враг, на меня не смотрит. Она слишком занята – танцует под реггетон, что звучит из моего телефона. Иветт целиком в танце; она в теме. Обалдеть! Может, мы с ней не такие уж и разные.

И вот все уже смотрят на нее, а не на меня. Девчонки не знают, что и сказать, это как если бы жираф в зоопарке… не знаю, что странного может сделать жираф? Как если бы жираф в зоопарке принялся танцевать под реггетон. Вот так вот.

Заметив, что все пялятся на нее, Иветт останавливается.

– Что? – спрашивает она с высокомерием и уверенностью популярной девчонки. – Латиноамериканка не может позажигать под реггетон?

– Ого, ты латиноамериканка? – говорю я. Это же Майами, кто тут разберет. В смысле, здесь нас много.

– Пуэрториканка, разве не видно? – Она складывает руки рамкой вокруг лица, словно какая-то поп-дива. – А ты думала, Ампаро – это японская фамилия?

– Нет, я думала, это просто синоним абсолютного зла. – Поверить не могу, что сказала это!

– А ты забавная. – И она смеется, правда, по-настоящему смеется.

– Я, кстати, из Венесуэлы. – Эти слова соскальзывают с языка сами собой. – Поверить не могу, что мы обе латиноамериканки.

– Да ладно? – говорит Иветт. – А казалось, что твоя тощая задница откуда-нибудь из Швеции.

– Эй, – отвечаю я, – во-первых, спасибо, что считаешь меня стройняшкой. А во-вторых, у меня толстая задница! – Я разворачиваюсь и показываю Иветт свою попу, дергая ею туда-сюда. Грациозно потрясти никогда не выходит, а вот неуклюже подергаться – это пожалуйста.

– Надо же, да ты серьезно настроена.

– Я ВСЕГДА серьезно настроена, – отвечаю я, и мы обе смеемся.

– Эй, а ты снимешь про это вайн?

– Ты видела мои вайны? – удивленно спрашиваю я.

– Подруга, серьезно? Все видели твои вайны. Ты прикольная, и теперь, когда я знаю, что ты не стерва, думаю, ты можешь мне нравиться, как и всем остальным. О, кстати, твой новый образ мне тоже нравится. Очень стильно.

ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? Это значит, что свиньи умеют летать, что ад замерз, луна голубая, коровы могут танцевать на льду, рыбы могут плавать… ой. Короче, вы поняли: немыслимое стало реальным – Иветт Ампаро и я просто поболтали без желания друг друга прикончить. Впервые в жизни я по-настоящему поверила, что нет ничего невозможного.

Представьте, как изменилась бы моя жизнь в эти первые школьные месяцы, знай я, что нас с Иветт объединяет нечто столь значимое? Неужели было бы так неполиткорректно, если бы мы все носили таблички с обозначением расы? Вообще, наверное, да.

К счастью, по опыту я выяснила, если ты хочешь понять, латиноамериканец человек или нет, нужно не проглядеть три характерных признака.

Реггетон

Реггетон не всегда был первым в этом списке, но передвинулся сюда сразу после того, как выяснилось, что Иветт – латиноамериканка, и этот музыкальный стиль послужил своего рода символом мира. Как я заметила, если ты не латиноамериканец, реггетон тебе не понять. Я сама и то с трудом его понимаю, но, наверное, это потому, что там и нечего «понимать» – нужно просто чувствовать эту музыку, она помогает отпустить все проблемы, позабыть про все на свете. Если кто-нибудь из белых вдруг видит, как ты зажигаешь под реггетон, то притворяется, будто ничего не замечает, словно ты своим весельем нарушаешь какой-то важный закон, и никто из белых не хочет участвовать в этом дебоширстве. Но если вас пригласят на одну из наших свадеб, то вы увидите множество латиноамериканских барышень, которые отрываются по полной, ничего не стыдясь. Как и должно быть.

Пощечина как в теленовелле

Теленовелла – выдающийся вид искусства латиноамериканской культуры, где разыгрывают крайне драматические ситуации и преувеличивают каждый слог, и все ради нашего с вами развлечения. Там убивают друг друга ради денег, спят с мужьями/ братьями/отцами/сыновьями друг друга, и все накрашены так сильно, что таким количеством косметики можно было бы разукрасить весь город. Другими словами, это мыльная опера для латиноамериканской леди (или джентльмена, если подобные вещи ему по вкусу. Я никого не осуждаю). Как вы можете представить, учитывая столь вероломные хитросплетения, без пощечин не обойтись. Вы можете распознать латиноамериканку по ее смелости и дерзости – ей ничего не стоит отвесить пощечину любому обидчику. Не важно, кто вы, что вы – мужчина или женщина, уродливый или красивый, герой или злодей – если вы встали на пути латиноамериканки, вы получите пощечину как в теленовелле.

Громкие ругательства

Парни и девушки из Латинской Америки куда более, скажем так, экспрессивны, чем остальные люди. Мы глубоко переживаем свои чувства и не боимся показать их миру. Например, когда тебе звонит мама и велит идти домой, а ты замечательно проводишь время в кругу друзей, тебе ничего не стоит начать громко ругаться (на испанском) в трубку, наплевав на то, услышит тебя кто-то или нет. Конечно, мы, латиноамериканцы, с большим почтением относимся к родителям, но это не значит, что мы не можем их обругать. В нашей культуре череда отборных громких ругательств порой лишь отражает близость наших отношений. Но всякое сквернословие должно быть к месту, потому что если я просто так крикну маме парочку ругательств, то получу пощечину как в теленовелле.

Что ж, теперь у вас есть официальное руководство Леле Понс о том, как вычислить выходца из Латинской Америки. Но, конечно, если вы смогли распознать латиноамериканца, это еще не значит, что вы поймете, откуда он родом. Мексика, Испания, Венесуэла, Гватемала, Пуэрто-Рико, Коста-Рика, Аргентина… можно перечислять до бесконечности. Латиноамериканец или латиноамериканка могут быть уроженцами любой из этих стран, и лучше вам не додумывать, из какой именно, потому что иначе вы поставите в глупое положение как себя, так и меня, а также рискуете схлопотать устрашающую пощечину как в теленовелле.

И не говорите, что я вас не предупреждала. (Цитирую Тейлор Свифт[18], самую нелатиноамериканскую девушку на свете.)

– Ни за что не поверишь, что случилось сегодня на физре, – рассказываю я Алексею, когда он звонит мне вечером. – Мы с Иветт узнали, что обе латиноамериканки, и, по-моему, теперь больше не ненавидим друг друга.

Он стал звонить мне достаточно часто, просто чтобы сказать «привет» или рассказать о чем-нибудь смешном, что мы могли бы потом снять. Иногда он говорит, что ему просто захотелось услышать мой голос, а это, по-моему, уже довольно романтично.

– Значит, теперь ты ей нравишься лишь потому, что не какая-то там белая девчонка? Расизм какой-то.

– Ну, типа того. Больше похоже на расистский элитизм.

– Точно.

– Ладно, это не важно. А важно то, что мы будем снимать «Три признака того, что человек – латиноамериканец». Ты можешь прийти, скажем, через час?

– Да!

– Отлично, мне нравится твой энтузиазм. О, и Алексей?

– Да?

– Будь готов к пощечинам.

СМЕНА КАДРА: Спустя четырнадцать дублей пощечин как в теленовелле Алексей прижимает к лицу лед и старается не расплакаться. Вот как нужно жертвовать собой ради общего блага!

14. И вот так… зародилась дружба (5722 подписчика)

О, декабрь, месяц шумного веселья, единения и новых возможностей. Месяц искусственного снега, нарисованного красками инея и ожиданий в торговых центрах, когда стоишь в длинной очереди, чтобы сфотографироваться с толстым стариком, который вполне может оказаться неудовлетворенным извращенцем с сомнительной финансовой историей. И нет, я сейчас говорю не о дядюшке Фредди, который на целый месяц приехал в Майами со своей женой и тремя детьми. Скажем честно, декабрь – это месяц Санты, заслуживает он того или нет.

Вы думаете, что в шестнадцать лет мне уже не обязательно проходить через это суровое испытание, наряжаться и сорок пять минут ждать в очереди ради ежегодной фотографии с Сантой, но, как это ни прискорбно, вы заблуждаетесь. В гости приехали дядя Фредди, тетя Сильвия и их ненаглядные Кайл, Сьюзи и Джонни, так что настроение в семье царит противоестественно прекрасное. «Противоестественно» – я запомнила это слово с урока английского на прошлой неделе, оно близко по значению словам «сверхъестественно» и «неестественно». Так почему же просто не сказать «сверхъестественно», спросите вы? Да потому что, прозаичные вы мои, «противоестественно» звучит гораздо круче. К тому же никогда не помешает сделать вид, что во всей компании я самая умная. Эй, только не надо звать меня ботанкой, ладно? Я всего-навсего постепенно работаю над своими новыми качествами – загадочностью и утонченностью. Версия Леле 2.0 будет выпущена в две тысячи шестнадцатом.

Итак, мы стоим в очереди с дядей Фредди и компанией, детишки под кайфом от мармеладных мишек, взрослые захмелели от белого вина с содовой. Меня окружают полные кретины. Милые кретины, мои милые кретины, но все равно кретины.

Джонни говорит:

– Где любят зависать обезьяны? В барах для обезьян!

Заключительная фраза идет сразу за шуткой, так что никто не успевает отгадать ответ, да что там, никто даже не успевает понять, что сначала был вопрос.

Дальше подключается дядя Фредди.

– Какая разница между твоей мамой и шаром для боулинга? Ты можешь вставить только…

– Так, Фредди, не при детях, – говорит тетя Сильвия.

– Да ладно, они же еще маленькие и не поймут.

– И все равно давай без этого.

Я прячу лицо в ладонях и представляю, что меня здесь нет. Я на пляже с Алексеем, где официанты в плавках подают мне «Пина-колады». Они обмахивают меня веерами и кормят виноградом, на груди каждого синей краской написано «Леле – королева». Открыв глаза, я, к своему ужасу, снова оказываюсь в торговом центре в Палм-Бич, в окружении всего клана Понсов, и все мы одеты в красное и зеленое. Мой наряд состоит из красного платья с большими зелеными пуговицами на бретелях и белой блузки с рукавами-фонариками и воланами у воротника. Я стараюсь смотреть в пол и не привлекать внимания, но напрасно.

– Фу. – Я поднимаю глаза и вижу девушку примерно моего возраста. На ней леопардовое платье, волосы идеально выпрямлены, а губы накрашены блеском цвета жевательной резинки. Она смотрит на меня с презрением, как на больную проказой.

– Прошу прощения, ты это мне?

– Ага, – отвечает она. – Я сказала «фу», потому что прикид у тебя отвратный.

– Дрянь!

– Шлюха! – Это говорит кто-то третий. Я разворачиваюсь и вижу (ого!) Иветт Ампаро, которая стоит в очереди (не может быть!) со своей семьей и смотрит на леопардовую девицу с такой суровостью, какой я в жизни не видела.

– Ого! Привет, Иветт, не знала, что ты тоже здесь, – говорю я, гадая, как долго она и ее семья стоят за нами.

– И ты ей позволишь так с тобой разговаривать? Эй, леопардовая, ты что о себе возомнила? Думаешь, можешь вот так запросто расхаживать тут и рассуждать о чужих нарядах, будто что-то в этом понимаешь? Родная, да ты леопардовый принт нацепила, а значит, в иерархии моды плаваешь на самом дне. Насколько я могу судить, ты здесь последняя, кому позволено критиканить чье-то чувство стиля, и я абсолютно уверена, что твоего никчемного мнения никто не спрашивал, так что гуляй, милая, пока-пока. – Иветт машет леопардовой нарощенными ногтями, и та, словно перепуганный светом фар олень, выпучив глаза, удирает на трясущихся ногах.

Я шокирована не меньше.

– Спасибо, я, э-э-э… даже не знаю, что сказать, это было так мило с твоей стороны.

– Ну, только мне можно так с тобой разговаривать, верно?

– А то. Puta[19].

– Pendeja[20]! – Мы смеемся, а наши родители с подозрением оглядывают друг друга.

В моих мечтах мы с Иветт мстим леопардовой девице. Мы беспощадны – привязываем ее к дереву, закатываем в ковер, и все это время на повторе играет песня «Do You Believe in Magic» группы The Lovin’ Spoonful. Ах-х-х, мне кажется, я нашла свой райский уголок.

– Леле? Леле? – возвращает меня в реальность мамин голос. – Кто была та девочка? Твоя подруга?

– Да, – думая об Иветт, отвечаю я. – Похоже, что да.

15. В фильмах ужасов маленьким детям никто никогда не верит / Как маленькие дети будят вас на рождество (5892 подписчика)

Выходит, не такая уж Иветт и плохая. Порой оказывается, что твой злейший враг больше всех на тебя похож. Иветт увидела во мне саму себя и разозлилась, решив, что двоим таким в одном городе будет тесно – прямо сюжет для кино. Мы ненавидим одни и те же вещи и одних и тех же людей, и она оказывается самой умной и самой веселой из всех, кого я знаю (за исключением меня, конечно же). Да, она не подарок, ну и что? Это даже нас роднит. По-моему, если мы объединимся, то станем непобедимы. Мы будем устраивать вечеринки, которые люди будут вспоминать еще много месяцев, изобретем свой секретный язык, чтобы никто не смог расшифровать наши записки… все парни в школе будут хотеть встречаться с нами, а все девчонки захотят нами стать. Да что там, даже девчонки захотят с нами встречаться, а парни – стать нами. Мы будем править – сначала Майами, а потом и всем миром.

А пока что на дворе зимние каникулы, и я просто счастлива, что не нужно ходить в школу. Хотя какие тут каникулы, когда круглыми сутками по нашему дому, словно одичавшие мыши, носятся дядюшка Фредди и компания. Я стараюсь вообще не выходить из комнаты и соорудила самодельный замок из канцелярских кнопок и браслета-цепочки, так что теперь у меня есть уединенный уголок, где я спокойно могу спать, есть и снимать вайны. Возможно, на профессиональную площадку это совсем не похоже, но пока что это мой офис, моя студия, декорации, в которых рождается магия.

Спустя много лет мой дом станет музеем, вход в мою комнату закроют красной бархатной веревкой, а гид будет говорить: «А это, ЭТО то самое место, где Леле придумывала идеи для своих вайнов. Некоторые считают ее величайшим гением нашего тысячелетия…» Отвечаю, ребята, так и будет.

Но до этих пор по ночам я делю комнату со своим четырехлетним кузеном Джонни, он спит на небольшом, но классном матрасе, который выкатывается из-под моей кровати.

Джонни очень милый, но немного меня пугает. Он напоминает мне одного из тех детишек в фильмах ужасов, с которыми по каким-то неведомым причинам предпочитают общаться сверхъестественные, то есть противоестественные существа. Он постоянно настороже, вечно чем-то напуган и смотрит на стены так, словно видит там что-то, незримое для других. Я верю в призраков, так что стоит этому мальчишке впериться в никуда своим сосредоточенным туманным взглядом, как я тут же в очередной раз убеждаюсь, что в нашем доме водятся привидения.

Кстати, я очень сочувствую этим детишкам из фильмов ужасов: никто никогда не воспринимает их всерьез. Могу их понять. Так что когда я возвращаюсь домой после утренней пробежки и вижу на кровати Джонни, который сидит, закрыв руками глаза, мне хочется поверить ему, поверить, что в шкафу кто-то есть.

– Что случилось, Джонни? Что в шкафу?

– Там монстр. У него черные волосы и черное лицо. – Джонни хныкает в подушку, выпучив от страха карие глазенки.

– Ладно, давай проверим. – Я беру бейсбольную биту, чтобы показать ему, что серьезно отношусь к его словам, затем открываю шкаф и заглядываю внутрь. Ничего. Только куча моей обуви и одежды. Да, с порядком я на «вы». – Смотри, там никого нет. Ты в безопасности.

Я поворачиваюсь к нему.

– Я была на твоей стороне, мне правда хотелось тебе поверить и еще больше хотелось, чтобы там действительно оказался монстр, чтобы ты наконец одержал свою маленькую детскую победу и оказался прав. Но прости, ничего не вышло.

Он начинает кричать как резаный и яростно тыкать в меня пальцем.

– За тобой! – орет Джонни. – Он прямо у тебя за спиной!

– Что? Где? – Я резко разворачиваюсь, но вижу лишь накренившийся в сторону ком из одежды и обуви.

– Джонни, ты про это, что ли? Да просто одежда похожа на монстра. Наверное.

– Нет! У него черное лицо и черные волосы! И он снова появляется, когда ты смотришь на меня!

– Джонни… – я снова поворачиваюсь к нему, – ты прикалываешься надо мной? Там нет никакого…

И тут я чувствую, как две склизких руки хватают меня за лодыжки. Я пытаюсь убежать, но уже слишком поздно. Руки тащат меня в шкаф, я изо всех сил стараюсь ухватиться за ковер, да хоть за что-нибудь, но меня волокут в недра дома, все дальше и глубже, в огненные бездны Преисподней.

Да ладно, ладно, шучу. Я разве не говорила, что у меня богатое воображение?

Когда кругом полно детей, это уже само по себе страшно, и без монстров в шкафах. Серьезно, что с ними такое? Им круглосуточно хочется есть, они шумные и норовят забраться на все, что попадается на глаза. Им смешно от всякой чуши, а еще они никогда не устают. Не знаю, как у них так получается, но если их силой не уложить спать, они никогда сами не лягут.

И ничто на свете не придает им столько энергии, как Рождество. НИ-ЧЕ-ГО. Прошлой ночью Джонни, Кайл и Сьюзи до двух часов ждали Санта-Клауса, а сейчас барабанят в мою дверь с воплями: «ПОДАРКИ! ПОДАРКИ! ПОДАРКИ!» Шесть часов утра, мне глубоко плевать на какие-то там подарки. В шесть часов утра я не вылезу из постели, даже если внизу под омелой будет стоять Алексей, покрытый клубникой и сливками, и на нем не будет ничего, кроме шапки эльфа. Хотя, возможно, ради такого я все-таки встану.

В семействе Понс есть две главные рождественские традиции. Про первую я уже вам рассказала – та самая, когда в нелепой одежде стоишь в очереди в торговом центре ради фотосессии с Сантой. Вторая в разы приятнее, и ее я жду с нетерпением. Не знаю, откуда родом ты, читатель, и посчастливилось ли тебе видеть снежное рождественское утро, но снег скорее пойдет в аду, чем у нас в Майами. Ладно, может, я слегка преувеличиваю, учитывая, что никакого ада скорее всего не существует и один раз, тридцать шесть лет назад, снег в Майами все-таки выпадал. Как бы то ни было, в ночь перед Рождеством все члены семьи Понс собираются вокруг обеденного стола и делают цепи из бумажных снежинок, чтобы развесить по дому. И это не восемь-девять снежинок тут и там, а сотни и сотни, и все покрыты блестками, чтобы было больше похоже на волшебный переливающийся на солнце утренний снежок. Мы сидим допоздна, пьем теплый яблочный сидр и делаем ставки, кто уснет первым. И кто бы это ни был, его лицо разрисовывают (все прилично, никаких пенисов), а рисует тот, кто выиграл пари. Тот же, кто не заснет дольше всех, прячет подарки по всему дому, а потом смеется, когда остальные сбиваются с ног, чтобы их отыскать. Да, вот такая необычная традиция.

В этом году незадолго до полуночи мама говорит:

– Я прикрою глаза, только на секундочку.

– Конечно-конечно. Отдохни немного, – поддерживаю ее я, потому что поставила на то, что первой уснет именно она. Мама закрывает глаза и тут же засыпает. Кстати, она разговаривает во сне, причем на удивление четко.

– Не забудьте выключить электрические машинки, – бормочет она, а потом: – А там есть американские горки?

Мы так хохочем, что дышать больно.

К двум часам ночи я устаю делать снежинки, накидываю на маму одеяло и (с любовью) рисую на ее левой щеке маленького снеговика – как по мне, это суперумилительно – а потом тащусь в постель, где сразу же погружаюсь в глубокий мирный сон.

– Леле! Леле! Леле! Вставай! Подарки!

– Отвалите! – Я накрываю голову подушкой, чтобы не слышать этих криков. БАХ! Они выдирают с корнем мой самодельный замок и врываются в комнату, словно звери из джунглей. Джонни и Кайл прыгают по моей кровати, а Сьюзи встает прямо передо мной и кричит в лицо: «РОЖДЕСТВО!!!»

Простите, чем мы кормим этих детей, кокаином? Никогда не думала, что скажу это, но, по-моему, я уже готова вернуться в школу. Я люблю свою семью, но в эти зимние каникулы я поняла кое-что важное: они чудовища.

16. Половое созревание бьет по ней как… (600 000 подписчиков) (Что??!!)

Не поверите, но я бегала трусцой КАЖДЫЙ БОЖИЙ ДЕНЬ ВСЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ КАНИКУЛЫ. Каникулы вообще были похожи на маленький теплый кокон: я свернулась калачиком и впала в спячку, а потом проснулась, словно ЧЕРТОВА БАБОЧКА! Я занималась спортом, загорала, добавила светлых прядей, пару раз прошвырнулась по магазинам и, самое главное, СНЯЛА БРЕКЕТЫ! Наконец-то! Я уже почти забыла, каково это – не выглядеть так, будто твой рот заселила целая бригада роботов. А вы поверите, если я скажу, что живот у меня стал почти таким же плоским, как у Дарси? Теперь я могу носить короткие топы и выглядеть как суперзвезда, и никто меня не остановит. Аллилуйя.

О, а еще после того, как Кэмерон Диас поделилась моим видео «Три признака того, что человек – латиноамериканец», количество моих подписчиков выросло в сто раз! Я просто не знаю, как это переварить. Мне начали звонить и говорить всякие незнакомые слова вроде «сделки», «спонсирование», «представление интересов», «лицо бренда»… Может, мне нужен менеджер? Кто знал, что когда у тебя есть последователи, сразу возникает столько сложностей? Ох, как мне нравится это слово – «последователи» – словно я лидер какого-нибудь культа.

В первый день после каникул я прихожу в школу в сексуальном мини-платье от Брэнди Мелвилл и туфлях из «Коркис» на танкетке из бежевой замши. Я поднялась на новый уровень, и это замечают все. Во время первого урока, английского, я то и дело ловлю на себе взгляды, но теперь на меня смотрят по-другому, не так, как раньше – им нравится видеть меня, и они никак не могут наглядеться. «Так-то, придурки, – говорит им моя улыбка, – девочка-ботанка повзрослела».

– Эй, Леле, – останавливает меня после урока Алексей. – Ты выглядишь… секси.

У меня отвисает челюсть, а он уходит.

Близится физкультура, и я начинаю беспокоиться, что наша нелепая униформа может убить все волшебство моего нового образа (разве я смогу снять это маленькое черное платье с такими ненавязчивыми прорезями, которые подчеркивают мою талию?!), поэтому говорю тренеру Вашингтон, что у меня жуткие колики и я бы предпочла посидеть на скамейке запасных. Этот час проходит просто прекрасно: я без хлопот и забот сижу на трибунах, а остальные девчонки нарезают круги по стадиону. Я остаюсь богиней сексуальности, восседая над потными и грязными простолюдинами, и ветер развевает мои волосы. Я словно сижу на вершине Олимпа, я как в кино.

Иветт и ее свита пробегают мимо, и она останавливается перевести дыхание.

– Эх, Леле, видела бы твое клевое платье та овца из торгового центра. Она бы на месте застрелилась.

– Ты слегка перегибаешь палку, но спасибо. Я принимаю твои добрые слова. – Я принимаю твои добрые слова? Я хоть когда-нибудь научусь нормально с людьми разговаривать?

– Ты реально очень странная, – говорит она. – Хочешь сегодня пообедать с нами?

– Ух ты, кто, я? Правда?

– Да, а почему нет?

– А можно взять с собой Дарси?

– Конечно, она классная.

– Ну тогда ладно.

– Мы встречаемся у главных ворот, а потом пойдем в «Томмис Пицца».

– Тогда увидимся.

– Круто, пока, – говорит Иветт. – По средам мы носим розовое[21].

Она подмигивает, вся такая крутая и самоуверенная, и оставляет меня в благоговейном трепете. Этот первый учебный день после каникул обещает запомниться надолго.

– Не может быть. – Дарси изумленно таращит глаза. Мы направляемся к главным воротам, и она не в силах держать себя в руках. – Ты, наверное, прикалываешься.

– Да не прикалываюсь я, Дарси. Она сама подбежала прямо ко мне и пригласила нас на обед.

– Не в школе.

– Верно.

– Мы обедаем не в школе и с Иветт Ампаро.

– Тоже верно.

– Ты хоть понимаешь, какая это редкость? Никто еще не получал приглашения пообедать вне школы с Иветт и ее свитой.

– Кстати говоря, а у них есть какое-нибудь название? Просто мне кажется, что у каждой по-настоящему популярной группы должно быть свое название, типа «Пластик»[22], «Леди в розовом»[23], «Вереск»[24], «Милые обманщицы» или… «Королевы убийства»?

– Хм. По-моему, нет. Может, тебе стоит предложить им какой-нибудь вариант, и они пригласят нас присоединиться к ним.

– Может.

– Это так странно, что она пригласила именно тебя. Мне казалось, она тебя ненавидит.

– Да, но в том-то и дело, она меня ненавидела, раньше. А я ее. Но мы поняли, что ненавидим друг друга только потому, что очень похожи. По крайней мере, мне так думается. В конце концов, я не из тех, кто подолгу обижается.

– Ладно, еще и не такое бывает, – говорит Дарси, поправляя заколки на недавно заплетенных в косички волосах.

Иветт и Зачетная четверка (над названием все еще надо поработать) кажутся армией, поджидающей нас у главных ворот. Все одеты в черное, с безупречными стрелками и прозрачным блеском для губ. Иветт взглядом может резать лед; боже, я рада, что теперь она на моей стороне.

– Привет, Леле. Привет, Дарси. Спасибо, что решили присоединиться к нам! А теперь давайте убираться отсюда ко всем чертям. – Она выводит нашу команду со школьной территории, и мы следуем за ней по Четвертой улице до угла Оушен-авеню, где нас ждет «Томмис Пицца», круглосуточный оазис в пустыне школьного ада. Эмили, Синтия, Мэдди и Бекка сбиваются вместе, притворяясь, что нас с Дарси здесь нет, и заказывают только диетическую колу. Так они вот это называют обедом? М-да.

– Ты рада, что диск-гольф закончился? – спрашивает Иветт, когда мы выходим на улицу с колой. Синтия закуривает сигарету.

– О, еще как, – отвечаю я. – Хотя, наверное, теперь нас заставят заниматься каким-нибудь другим унизительным видом спорта. Когда наступит сезон плавания, я буду вспоминать диск-гольф с тоской.

– О боже. – Иветт смеется. – Золотые слова. Я с тобой на все сто.

Мимо проезжает машина, полная парней, и все пятеро свистят нам и называют такими непристойностями, которые запикали бы даже в фильме для взрослых. Интересно, что сказали бы об этом их мамы.

– Мужики такие свиньи, – заявляет Бекка. —

Они не заслуживают жить с нами на одной планете.

Остальные девчонки хихикают.

– Аминь, сестра. – Синтия выдыхает облако сигаретного дыма.

– Пожалуйста, Синтия, не выдувай это мне в лицо, – говорит Иветт. – Я недавно делала косметические процедуры.

– Прости, – отворачиваясь в сторону, бормочет Синтия.

– Раз уж речь зашла о мужиках… – Иветт сплетает пальцы и подпирает подбородок, – что у вас там с Алексеем? Я видела вайн, который вы сняли вместе, круто вышло. Вы встречаетесь?

– Ну, э-э-э… – Я цепенею, потому что еще никогда ни с кем не разговаривала об Алексее. – Нет, не встречаемся. Мы просто друзья.

– Правда? Со стороны кажется, что вы очень близки, – удивляется Иветт.

– Мы иногда тусуемся вместе, но вряд ли это к чему-то приведет… Еще он сказал мне, что я ему нравлюсь, но…

– Он сказал, что ты ему нравишься?! – У Иветт глаза лезут на лоб. Неужели НАСТОЛЬКО УДИВИТЕЛЬНО, что я ему нравлюсь? В смысле, я же не уродина какая-то.

– М-хм.

– О боже, Леле, да он же влюблен в тебя! – почти взвизгивает Иветт.

– Ты думаешь?

– Я знаю парней, Леле, поверь мне. Ты определенно должна начать с ним встречаться.

– Ну, он ведь не предлагал мне стать его девушкой, вообще ничего такого, так что я даже не знаю.

– Мужчины такие бестолковые, – говорит Синтия. – Они сами не знают, чего хотят.

– А можно ли считать Алексея Кайпера мужчиной? – спрашивает Мэдди. – Он же еще такой мальчишка, нет?

– О, он мужчина, – отвечает Бекка таким тоном, от которого меня начинает подташнивать. Остальные хихикают. Бр-р.

– Он еще передумает, – улыбается Иветт, даже как-то по-злодейски. – Особенно теперь, когда ты выглядишь так чертовски сексуально. Если ты, конечно, не против, что я это сказала.

– О, я не против, – я игриво шлепаю ее по руке. – Скажи еще раз.

– Особенно теперь, когда ты выглядишь так чертовски сексуально! – повторяет Иветт, и я притворяюсь, что падаю в обморок; мы смеемся, как сестры, которых когда-то разлучили в колыбели. Остальные, включая Дарси, сидят с мрачным видом.

На пятом уроке, биологии моря, я не смогла бы слушать лекцию мистера Уайта, даже если бы мне заплатили миллион долларов. Что-то там о ста различных видов рыб и их научных названиях. Например, тупорылый осетр на самом деле называется Acipenser brevirostrum. Больше похоже на заклинание, которому учат в Хогвартсе, чем на название рыбы, и это все очень даже интересно, если подумать… но я не могу! Я могу думать лишь о том, каким безумным был сегодняшний день и о своих шестистах тысячах подписчиков в Вайне. Жизнь так быстро меняется, и в моей голове мелькают образы один за другим, у меня целая куча идей, которые можно воплотить в видео! Я записываю их под болтовню мистера Уайта.

• Парни свистят девушкам, девушки выплесквают им в лица диетическую колу.

• Ревность между девушками.

• Мальчишки против мужчин (альтернативное название: мальчишки такие бестолковые).

• На уроке по биологии моря девчонка использует заклинание в духе Гарри Поттера и превращает учителя в тупорылого осетра.

• Мгновенное преображение.

«Мгновенное преображение». Я пишу это снова и снова. Оно ли происходит со мной? Нет, я немало постаралась для своего нового образа, я много занималась, я просто вымучила свое нынешнее тело! Но разве это было бы не круто? Мгновенное преображение, как быстрорастворимый кофе. Просто добавь воды. Самая что ни на есть ботанка – брекеты, очки, плохая кожа – машет рукой друзьям. Но вдруг в нее летит и врезается книга под названием «Половое созревание», и девушка мгновенно перевоплощается в королеву красоты. СМЕНА СЦЕНЫ: ее подруги колотят себя книгами «Половое созревание», пытаясь добиться такого же эффекта. К сожалению, на них эта магия не действует.

Вот так пролетает биология моря, и когда звенит звонок, у меня уже есть целых три страницы материалов для видео. Черт побери, как же здорово быть крутой.

17. Как прийти в себя, когда не удалось дать пять (600 102 подписчика)

– Что ж, сегодняшний день выдался… необычным. – Дарси встречает меня после уроков у моего шкафчика, все еще жуя соломинку от диетической колы.

– Не говори. Безумие какое-то. Но можно честно? Я так голодна, что готова съесть твое лицо.

– Я тоже! В чем прикол совсем не обедать? Неудивительно, что они такие тощие.

– Вот-вот. Иветт хочет, чтобы завтра мы снова пошли с ними, так что, думаю, лучше нам взять что-нибудь с собой и перекусить заранее.

– Ты серьезно? Мы снова будем с ними зависать? Ничего себе, Леле, ты понимаешь, что это значит?

– Э-э-э…

– Ты стала популярной. Мы популярные. Это сумасшествие.

– Ура-а-а! – Я поднимаю руку, чтобы дать пять Дарси. Дарси тоже делает заход, но промахивается, и мы валимся друг на друга.

– Вот позорище-то. – Она морщится.

– Да уж, нам нужно поработать над этим.

Позже в моей комнате мы объедаемся картошкой фри и следующие три часа проводим за репетицией наикрутейшего из всех тайных рукопожатий на свете. К тому времени, как оно отработано до совершенства, мы похожи на Линдси Лохан и дворецкого в фильме «Ловушка для родителей». Но они же были такие классные, правда?

18. Ты принадлежишь… ей? (600 552 подписчика)

Отличные новости. Иветт устраивает вечеринку, и все лишь для того, чтобы мы с Алексеем начали встречаться!

– Погоди, зачем? – спрашиваю я.

Она затащила меня под лестницу в лингвистическом корпусе и теперь гладит по волосам, как грустного котенка. Как ей удается не стесняться проявлять свои чувства? Разве ее не волнует, что я могу принять ее за лесбиянку? Нет, не волнует, Иветт вообще ничего не волнует, она слишком крутая, чтобы о чем-то там беспокоиться и переживать. Может, она киборг? Одна из тех фемботов из фильмов про Остина Пауэрса? Я бы не удивилась.

– Затем, глупая, что он неравнодушен к тебе, а ты по уши втрескалась в него, я же вижу! Не похоже, что ты застенчивая, но что-то определенно мешает вам быть вместе, и лично я уже начинаю терять терпение. Теперь ты моя подруга, и Алексей вроде как ничего… а людям, которые мне нравятся, я помогаю.

– Хорошо, купидон. Как скажешь.

– Ура-а-а! Круто! Я так рада. В пятницу у меня, рассказывай всем. Чмоки! – Иветт оставляет меня и вприпрыжку поднимается по ступенькам. Эта девчонка как американские горки: когда она рядом, мне все время хочется крепко схватиться за что-нибудь.

* * *

И вот мы – Иветт, Американские горки и я – здесь, в особняке Ампаро, пьем безалкогольные «Пина-колады» под Бейонсе. Ну, безалкогольный только у меня, остальные добавили себе ром. Не судите строго, я ничего не имею против рома, просто у меня нет желания его пить, и главным образом потому, что я и без него веду себя как пьяная. Это остальным нужно напиться, чтобы быть наравне со мной! К тому же с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать и я получила права, на меня легла обязанность трезвого водителя – что дает мне полную власть, бугага!

– Я не шучу, он был ВОТ ТАКОЙ огромный. – Бекка разводит ладони, чтобы показать размер чего-то похожего на сэндвич из «Сабвея». – Я была в шоке. Серьезно.

Остальные взвизгивают и машут руками, не веря своим глазам. Будто стая чаек.

– И что ты?! – Иветт отхлебывает коктейля.

– Сначала я такая: «О боже, Джексон, ни за что. Он не поместится». А он типа такой: «Доверься мне, все получится». Но я сказала: «Нет! Будет больно!» И он ответил, что позаботится, чтобы мне не было больно, так что я позволила ему ласкать меня чуть ли не миллион лет.

– И?..

– И Джексон был прав. Поместился. И больно не было. Только чуть-чуть в самом начале.

Они снова визжат и машут руками.

– Поверить не могу, что ты потеряла девственность с Джексоном Кларком! – с одобрением говорит Иветт. – Бекка, он такой секси.

– Уж куда лучше, чем мой первый, – добавляет Синтия. – Помните Эрика Маккалоу?

– Это не он проучился в Майами-Хай только семестр, в девятом классе?

– Угу.

– Фу, Синтия.

– Согласна. Он был таким жутким. Но мне стало очень скучно на вечеринке у Джесси Джейкобс, вот я и подумала, почему бы и нет? Да и не так ужасно было, парень умел работать руками.

– Господи, перестань, а то меня сейчас стошнит.

Иветт кладет руку Синтии на плечо и оборачивается ко мне.

– А ты, Леле? С кем ты лишилась девственности?

– О, я, э-э-э… вы будете смеяться, но я…

– Никогда этого не делала?! – Иветт спрашивает меня таким тоном, будто худшей трагедии и быть на свете не может.

– Нет. То есть да, никогда.

– Не может быть! – Для пущего эффекта она делает вид, что у нее отваливается челюсть. И смотрит на меня так, будто я марсианская шпионка и только что призналась в этом. – Чего ты ждешь-то?

– Не знаю… Я не жду специально, просто как-то не случилось и все. У меня никогда не было парня и…

– Парни-шмарни, – говорит Мэдди. – Просто выбери кого-нибудь, лучше опытного, и дело с концом.

– Чепуха! – вмешивается Иветт. – Понятно, она хочет сделать это с Алексеем. Может, даже сегодня. О, вы просто созданы друг для друга!

– Даже не знаю.

– Разве он тебе не нравится?

– Конечно, нравится. Но я хочу, чтобы это было… мне не очень хочется, чтобы это случилось на вечеринке.

– А-а-а… – Она смотрит на меня так, словно я только что сошла с летающей тарелки. – А почему нет?

– На вечеринках полно людей! Раз уж мне доведется лишиться невинности только раз, это должно быть как-то… по-особенному. – Я чувствую, как у меня горят щеки, и очень хочу, чтобы мы сменили тему.

– Леле, лишиться девственности – это не что-то такое, что «доводится» сделать, с этим нужно просто покончить, чтобы можно было наслаждаться сексом. И первый раз все равно по-особенному не получится… для этого нужно раз пять или шесть.

– Я понимаю, что в свой первый раз не увижу над головой фейерверков и так далее. Я только надеюсь, что все будет… продуманно. Чтобы потом при мысли об этом проблеваться не хотелось. Ну, вы понимаете? Я хочу хотя бы… приятных воспоминаний. И, если только не на яхте Бранджелины после церемонии вручения «Оскара», вечеринка – не самое идеальное место.

– Уф, ладно, – говорит Иветт. – Оставайся романтиком. Но увидим, что ты почувствуешь, когда он появится здесь в расстегнутой толстовке на голое тело!

И мы увидели, что я почувствовала, когда он появился: абсолютное отчаяние. Предельное отчаяние. Ужасное, отвратительное отчаяние. Почему? Потому что он пришел с ДРУГОЙ ДЕВУШКОЙ.

Ах да, и они ЦЕЛУЮТСЯ.

В облегающем розовом платье с цветочным принтом, чертовски сексуальном (в хорошем смысле), я спускаюсь вниз по пресловутой спиральной лестнице, покрытой ковром, и вижу его. Он у бара, наливает выпить маленькой, похожей на эльфа девушке с крашенными в розовый волосами и колечком в губе. У меня останавливается сердце, а мысли несутся с утроенной скоростью: «Что за… так, ладно, сохраняй спокойствие, дыши глубже. Ух ты, а она симпатичная и выглядит очень необычно. Он думает, что она круче меня? А может, не о чем волноваться, может, она его кузина или сестра, или просто какая-то незнакомая девушка…»

И стоит мне только подумать об этом, как они чокаются бокалами и он наклоняется, чтобы поцеловать ее. И это не просто поцелуй, а очень страстный поцелуй. Медленный, чувственный, излишне долгий поцелуй. С языками. Какая мерзость. Алексей поднимает глаза и видит меня, застывшую на лестнице, вероятно, с выражением чистейшего ужаса на лице.

– О, привет, Леле! – Он радостно машет мне рукой, словно не разрушил мою жизнь в эту самую секунду. Я пытаюсь помахать в ответ, но ничего не выходит – руки отяжелели, и я не смогла бы их поднять, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я не чувствую свое лицо, а все происходящее вокруг внезапно искажается, как в режиме замедленной съемки. Мне остается лишь развернуться и взбежать обратно наверх.

Конец великолепному плану Иветт, конец моим надеждам и мечтам стать миссис Алексей Кайпер. Все, игра окончена. Пиксельная Леле появляется на экране, вместо глаз у нее черные крестики.

– Так, похоже, в моем плане случился малюсенький сбой. – В ванной Иветт пытается успокоить меня, а я пытаюсь не рухнуть в обморок. – Нам лишь нужно немного доработать его, вот и все. Разве ты не знаешь, как сейчас легко разбивать пары? Готова поспорить, у них это несерьезно. Леле, пожалуйста, сделай глубокий вдох, ты пугаешь меня.

– Я? О, я в порядке. – Я втягиваю воздух, поняв, что задерживала дыхание так долго, что у меня даже лицо слегка посинело.

– Да ты не просто в порядке. В этом платье ты отпад, я не шучу. Давай, спускайся вниз и наслаждайся вечеринкой, как настоящая рок-звезда, а он пусть грызется. Будь самой собой, и к концу вечера он забудет об этой как-ее-там. Ладно?

– Иветт, не хочу тебя обидеть, и я знаю, вечеринка выйдет супер, но я не могу. Думаю, мне лучше побыть одной. Я не в настроении тусоваться. – Я обнимаю себя, уверенная, что сейчас она разразится гневной тирадой или встретит мои слова холодным безразличием. Я боюсь возвращения злой Иветт.

– О, детка, я все прекрасно понимаю. Это отстой, мне доводилось проходить через подобное, поверь мне. Но ты сделаешь кое-что ради меня?

– Наверное.

– Поезжай домой и хорошенько побалуй себя, ты это заслужила. Прими пенную ванну, налей себе бокал шампанского, накупи в интернет-магазинах каких-нибудь приятных мелочей. А если нужно, то посмотри «Настоящих домохозяек».

Ух ты. Вот этого я не ожидала. Да уж, эта вечеринка была полна сюрпризов, хороших, плохих и ужасных.

Приехав домой, я пытаюсь найти в себе силы принять ванну, но не могу. Поэтому ложусь на кровать и смотрю в потолок, представляя, как у меня на лбу проявляются большие красные буквы: «ОТВЕРГНУТА». У Алексея есть девушка. Честно сказать, такого я не ожидала. Могла предположить, что я ему не нравлюсь, но что он выберет не меня, а другую – вот это нет. Может, Иветт права, и я могла бы отбить его, но мне не хочется быть девушкой, которая увела чужого парня. Похитительницей бойфрендов. Так нельзя.

Я не очень-то хороший писатель, но ощущаю необходимость выразить свою боль, причем так, чтобы не пришлось вставать с кровати. Я беру ручку и бумагу и убеждаю себя, что ничем не хуже Ф. Скотта Фицджеральда. В конце концов, всех великих когда-нибудь да отвергали. Хотя знаете, мне кажется, так просто говорят в утешение, потому что на самом деле отвергают всех, и величие тут ни при чем.

Вот короткий рассказ, который я сочиняю, когда должна была бы лишаться девственности с Алексеем в джакузи родителей Иветт. Ладно, может, я и смогла бы сделать это на вечеринке. Джакузи – это романтично, разве нет? Я смотрела сериал «Холостяк». (Внимание! Все действующие лица в данном произведении вымышлены. Любое сходство с реальными людьми, живыми или умершими, является чистой случайностью.)

Бывал у вас когда-нибудь очень сексуальный сосед, окна спальни которого выходили прямо на окна вашей? Нет? ну, вам же хуже. Видели клип Тейлор Свифт на песню «You Belong With Me»? У меня, как и у Тей-Тей, прекрасный вид на секси-соседа, который частенько ходит без рубашки, и буквально через пару дней после его переезда я понимаю, что ЛЮБЛЮ его. Все так, ребятки, это не какая-то там влюбленность, не игра гормонов, это ИСТИННАЯ ЛЮБОВЬ. Я полюбила его голубые глаза, яркие, как небо над Майами. Полюбила его роскошные светлые волосы, уложенные так безукоризненно, что вогнали бы в краску Бибера-подростка. Полюбила его загорелую грудь без единого волоска. Полюбила рельефные мышцы, эти диагональные бороздки, которые спускаются от бедер к его… стоп, о чем мы говорили?! О, верно, об истинной любви. Истинной, не высказанной вслух любви, которая выражалась лишь в словах, написанных ручкой на листах блокнота, прижатого к стеклу. Полный восторг.

Существовала лишь одна загвоздка – наша любовь была обречена. Не столько потому, что наши семьи давно враждовали и по любому поводу проливали кровь друг друга, а главным образом из-за его подружки, которая, КАК ВЫ ДОГАДАЛИСЬ, была в команде поддержки у нас в школе: высокие каблуки против моих кроссовок, короткие юбки против моих футболок. Мне действительно придется вам все разжевывать? Ладно. Она была чертовой королевой красоты, ясно? И посмотрите на меня: высокая, длинные светлые волосы, большие сиськи. Бр-р. Как же это нечестно. Но я не собиралась позволить своей внешности а-ля гадкий утенок помешать мне завоевать мужчину моей мечты. И знаете что? Нельзя сказать, что он был совсем уж ко мне равнодушен. Иногда он просто сидел на кровати и показывал мне листы с какими-нибудь короткими сообщениями вроде «Привет» или «как дела?», а я могла ответить что-то типа «норм, а у тебя?», и мы смеялись и строили друг другу глазки, как два… как два… не знаю, кто может строить глазки?

Люди? Точно! Мы смеялись и строили друг другу глазки как два обычных человека. И вот я разработала план по его завоеванию: надела свою самую классную футболку, почти без дыр, уселась на кровати, скрестив ноги, и красной ручкой написала слова, которые всегда хотела написать мужчине и показать с безопасного расстояния: «Я тебя люблю».

Но судьбе было угодно, чтобы в тот самый миг, когда я подняла свой лист, в его комнате появилась сексуальная подружка-из-команды-поддержки. Возникла из ниоткуда, словно телепортировалась из параллельной вселенной идеальных школьниц. И встала рядом с ним, скрестив на груди руки и глядя на меня так, словно готова была убить. Что и произошло – она убила меня. Вытащила рогатку, и прежде чем я успела хоть что-то понять, мою жизнь оборвал камень размером с кулак. А знаете, что самое ужасное? На парня она даже не разозлилась. Во всем обвинила только меня, и Они жили потом долго и счастливо. Теперь они женаты, живут в глуши, у них двое детей, и он всегда такой: «Милая, я дома!», и ПОВСЮДУ забор из штакетника. Но есть и хорошая сторона: умерев, я теперь могу все время преследовать их с того света. Так что в каком-то смысле я тоже живу (ну не совсем живу, я же привидение) долго и счастливо.

Конец

Видите? Писатель из меня так себе. Но зато я получаю миллион очков за воображение, и честно говоря, на этот счет только мое мнение и важно.

#ДЕВУШКАONVINE

Стр. 1 из 5 Следующая

Леле Понс, Мелисса де ла КрузКак выжить в старшей школе

О книге