— И закопайся.
— Нет. — Я накинул жилетку и принял боксерскую стойку.
Горцу это понравилось.
— Руки-ноги не жалей, — донесся тихий совет. — Жизненно-важные органы защищай, в первую очередь голову. И не забывай про девушку, брат, если что — кроме тебя ей никто не поможет.
Подражая собакам, он опустился на четвереньки, из глубины горла родился глухой рык, и Малик ринулся на наступающего противника.
Первый ряд вскочивших на сено тварей остановился в недоумении. Что-то свирепое и страшное неслось на них, и оно не боялось, а угрожало. Этот язык они понимали. Смерть. Пусть не всем, но всем, до кого дотянется, пока остальные превосходящими силами будут глодать еще живые косточки. Смерть во плоти. Они чувствовали ее запах.
И собаки отступили. Свора метнулась назад, в кусты, в ужасе от такого близкого, жуткого, неминуемого конца.
Абдул-Малик остановился на границе сена и высоких кустов. Словно обозначил территорию. Территорию смерти.
Собаки тоже остановились. Эффект неожиданности прошел, они опомнились. Человек — один. Их много. А он один — одетый, пахнущий именно человеком. Напасть повторно успели только первые из ринувшейся вперед своры, смерть встретила их ударами ног в брюхо, захватом за задние лапы и броском в остальных. В это время на заднем плане схватки, в кустах, что-то происходило. Слышалось непонятное движение, всюду раздавались душераздирающие утробные крики боли. Одна псина выскочила на открытое пространство, на наших глазах она оказалась пригвождена к земле вылетевшим из леса копьем. Остальная свора побежала в сторону. Скулящее поле боя вмиг очистилось от боеспособных тварей.
— Тома, — позвал я. — Вылезай. Кажется, спасены.
Позади меня проснулся сенный вулкан, из кратера выдвинулась голова:
— Кем?
— Хочу ошибиться, но, по-моему, хозяевами одежды.
Тома на секунду задумалась.
— Это хорошо или плохо?
Глава 4
Из кустов появлялись люди. Или не люди. Сто процентов — гоминоиды. Одна голова, две ноги, две руки. Или лапы. Не видно. На зеленом фоне ярко выделялись белые балахоны до земли и остроконечные колпаки-маски с двумя дырками для глаз. Существа выглядели как американские ку-клукс-клановцы, только без круглого креста на сердце. Еще они издали походили на экипированных штурмовиков-клонов из космической саги: тоже без лиц, белые, с оружием. Копья не тянули на бластеры, зато на поясе у каждого висело нечто непонятное — длинное, утолщавшееся книзу. Похоже на бейсбольную биту. Световой меч?
Количество неизвестных также не поддавалось исчислению, кусты и лес скрывали основную часть, на виду одновременно находилось трое, четверо, максимум пятеро. Из-под длинного одеяния иногда виднелись ноги в сандалиях со шнуровкой вверх по голени, как у римских легионеров. Поразил не столько внешний вид, сколько язык: они говорили по-русски. Ну, почти по-русски. Непонятны лишь отдельные фразы. А понятое радости не прибавило.
Они хотели нас убить. Да, спасли, чтобы убить. На Востоке ворам отрубали руки. Возможно, здесь отрубают головы.
К нам никто не подошел. Туземцы смотрели издали, совещались и, кажется, кого-то ждали. Жреца, что вырвет сердце, или специалиста по грамотному нанизыванию на кол?
Это мои домыслы. Они просто ждали. Говорили про погоду, упавший флаг, святой причал и «сколько можно ждать». Про много работы, ни дня покоя и расплодившихся волков. Про ангелов, чертей, недавнюю смерть близнеца и чью-то последнюю надежду. Периодически упоминалось что-то, похожее на Калевалу с ударением в конце. Этот рефрен звучал постоянно: «Калевала, калевала!» — или что-то вроде того. Карелы, что ли? Почему остальное по-русски? Может быть, не Калевала, а какое-нибудь алаверды? Тогда совсем хрень выходит. Трудно издалека и в пол-уха воспринять неизвестное. Но про убить я точно слышал, полный штиль позволял.
Наши сторожа натаскали дров, заполыхал костер, над которым подвесили огромный казан.
Варить нас собрались?
На мачте, приколоченной к верхушке дерева, снова взвилось полотнище. Вслед за первым, поднятым чуть выше, показалось второе. На двух наши приятели остановились. Отсутствие ветра не мешало разглядеть: флагами были такие же одноцветные тряпки, как дерюжка, из которой сделана наша одежда. Ни рисунков, ни гербов. Обычные сигнальные флаги. Мол, добрались, все нормально, птички в клетке. Или: набирайтесь аппетита, ужин скоро будет.
Неприятные фантазии.
Потянуло дымком и чем-то вкусненьким. В животе квакнуло. И не у меня одного. Нужно отвлечься. Время, что нас не трогали, мы употребили на перевязку Шурика.
— Извиняюсь спросить, — он с трудом превозмог боль, — мы на Земле или как?
Снова ставший обычным Малик туго перематывал одну его ногу, Тома протирала кровь на второй. Я подавал полосы, на которые рвал оставшиеся вещи: одеться Шурик был не в состоянии. Мы просто прикрыли его полотном из распоротой штанины.
— Гравитация в норме. — Малик мимолетно глянул вверх. — Солнце такое же, примерно там же. Воздух и собаки чисто земные. Природа и запахи тоже. Ночью посмотрим на Луну и звезды, уточним.
— Если доживем, — пробормотал я.
На глаза упала челка. Русые патлы а ля ранние Битлз — пышные, до плеч — усеяны соломой. Колени дрожали. Совсем не из-за этих, что в лесу. От пережитого. Вздрюченный организм дал обратку. Пришлось продолжать работу сидя.
— Если это наша Земля, то я — американская королева, — выдавил Шурик.
— Хорошее уточнение — «наша», — приуныла Тома, и слово «хорошее» интонационно ничего хорошего в себе не несло.
Она закончила со второй разгрызенной ногой одессита. Я помог, придержав на весу, Малик сноровисто перебинтовал, большие руки аккуратно подоткнули под колено бугорок сена.
— Попали в другое время? — Шурик скрипел зубами, но терпел.
— Прошлое или будущее? — забеспокоилась Тома.
С ее длинных волос тоже сыпались соломинки. Они со всех сыпались, кроме сверкавшего идеальной лысиной джигита.
— Вряд ли прошлое, — проговорил Малик. — Говорят, в прошлое попасть нельзя, от этого будущее изменяется.
Он щеголял многократно порванными краденными штанами при голом торсе, видок был еще тот: кровь, мускулы, и собачьи трупы вокруг. К нам могли не приближаться именно из-за этого.
— А если в будущее, то нельзя вернуться, — включился я. — По той же причине.
Томе расклад не понравился.
— Может быть, будущее уже состоялось, с учетом, что кто-то попал туда и вернулся?
Я фыркнул:
— Ага. И принес схему машины времени. Собрал, на ней слетал… и вновь принес. Далее по кругу.
— А если при возвращении все забывается? — не унималась Тома.
— Тогда ты уже была в будущем, — отрезал Малик. — Вернулась и все забыла.
— И неоднократно, — попытался пошутить Шурик. Пухлое лицо хотело улыбнуться, но скривилось от боли, веки крепко сжались. Неумелые перевязки не помогали — слишком много ран.
— Как сам? — склонился к нему Малик.
— Не дождетесь.
— И все же?
— Хезающий кабыздох лучше зажмурившегося лёвы.
— Хохмит, — удовлетворенно выдохнул Малик. — Жить будет.
— Смотря с кем, — ввернул Шурик в том же духе.
Мне последняя мысль — как серпом по ягодам: ограниченный состав нашей компании к подобным шуткам не располагал.
— Одежда откуда? — Малик увел разговор в сторону.
Тома виновато указала на дерево с упавшим флагом:
— В лесу висела.
— На веревке?
— Да. Не между деревьями, как после стирки, — поправилась она, видя, что понимают неправильно. — Просто на дереве, большим тюком. Я дернула, оно сползло.
— Только это висело? — Малик обвел рукой надетое на нас.
Вопрос заставил дружно переглянуться, мысль просто убивала: нас ждали?!
— Еще много осталось, — продолжила Тома. — Я выбрала самое подходящее. Но когда собаки…
Малик перебил:
— С этим разобрались — нас ждали, но сколько нас будет, не знали. И сроков прибытия не знали: тюк с одеждой срывал флаг, это сигнал для наблюдателей. Здесь, — последовал указующий мах квадратного подбородка вниз, на сено, — посадочная площадка. Там, — его взор возделся к небу, — дверь между мирами. Портал. Что мы знаем о порталах?
Один глаз лежащего Шурика приоткрылся:
— А мы таки знаем?
— Знаем, — непререкаемо объявил я. — Есть такие штуки, книжки называются.
Оба пилота-инструктора смешливо-горестно переглянулись.
— Глухой номер, — качнул головой Шурик. — Шкет, кончай бакланить. Или у тебя папа секретный акадэмик, и ты чего-то знаешь, чего другие нет?
Малик не согласился:
— Дай пацану сказать.
— Я думаю, для здоровья дешевле не знать за эти мансы. Но на всякий пожарный…
— Выкладывай, что читал, — перебил его Малик.
Надо же, настал мой звездный час.
Несколько лет назад моего папу тюкнула идея выживания после катаклизма, с тех пор он дрался со мной на палках, повесил дома грушу, устраивал шутливо-болезненные потасовки: «За каждый пропущенный мной удар получишь конфету». Вместе мы посетили одержимых другой серьезной болезнью — реконструкторов исторических эпох, где меня заставили сравнивать оружие и напяливать самоварные доспехи. Еще пришлось освоить рогатку и пращу: «Когда выбьешь пять из пяти, получишь новый смартфон». Мотивировка вдохновляла, но с поставленной целью не справилась. Сработала частично. Затем папа гонял меня по горам как Сидорову козу, научил плавать, стрелять из лука, готовить на костре, ездить на лошади…
Впрочем, научил ли? Учил — да. Вернее сказать — ознакомил. Что-то получалось лучше, что-то хуже, что-то вообще не получалось. И что обидно, попаданцы в книжках всегда подготовлены не хуже спецназа, а тут, когда попал в реальную передрягу…
В общем, в обычной жизни дракам и физической подготовке я предпочитал сеть и книги. И вот знания пригодились.
— Порталы бывают проницаемыми в одну или в обе стороны. Перемещают в одно или в разные места и миры. Или в разные места в разных мирах, выполняя функцию телепорта. Могут быть незыблемы тысячелетиями: либо ON, либо OFF. Либо открываются один раз в определенный срок. В то же тысячелетие, например, или раз в год. Или в день.