— Или в марсианский день, — оскалился Малик.
Это он так улыбался.
Я продолжил, пока снова не перебили:
— Портал может гулять как по горизонтали и вертикали, так и во времени. Еще он может быть сам по себе или включаться кем-то. Или чем-то. Или где-то.
— Значит, нас могли втянуть сюда специально? — встряла Тома, следуя своим мыслям. Представляю, что там за мысли. Точнее, не представляю. Умному существу мужского пола с практическим складом ума ее никогда не понять, проверено. — Зачем? А главное: как попасть обратно?
Зверский оскал Малика стал еще шире, обветренные щеки пошли трещинами-бороздами, как ледоход по весне:
— Обратно? Зачем обратно?
Возмущению Томы не было предела:
— Как это «зачем»?!
— У него спроси, — с хитрецой в глазах перевел на меня стрелки джигит.
Я понял, на что он намекал.
— Если верить книгам…
— Если! — весомо взмыл указательный палец Малика.
Я учел претензию и не стал спорить:
— По книгам в чужом мире попаданцы всегда умнее и сильнее. В конце неизменно становятся вождями, императорами, богами.
— Вот, — Малик кивнул, — хотя зачем-то упорно стремятся восвояси. Вот ты, — узловатый палец уперся в Тому, — хочешь стать императрицей?
— Почему нет? — Она засияла смущенно и задорно. И очень заразительно, обеспечив улыбками всех, включая стонавшего Шурика.
— А богиней?
— Еще бы!
— А домой?
Как булыжничком по макушечке. Тома потускнела:
— Как нам вернуться?
Она бережно промакнула тряпкой ногу Шурика. Кровь прибывала.
Послышался новый шум, и мы одновременно обернулись.
Всадник. С мечом. В легких кожано-металлических доспехах, с приоткрытыми ногами в поножах. Руки защищены по локоть, начиная от запястья. За спиной — небольшой круглый щит. Шлем ничем не закрывал загорелое волевое лицо.
Все-таки мы в прошлом. Мозги вскипели, пытаясь идентифицировать эпоху. Перед нами — не рыцарь, они одевались в железо полностью. А конь — уже со стременами. Получается, нас перенесло в мир, отставший от нашего лет этак на тысячу-две.
Но если это не Земля в нашем понимании… Ох, сколько книг и фильмов вспомнилось, где совмещаются рыцари и современная техника, магия и звездолеты, драконы и пушки.
Всаднику охрана салютовала копьями и своей непонятной «Калевалой». Он принял приветствие поднятой рукой.
Шурик приподнялся на локте, пытаясь разглядеть происходящее, Малик и Тома встали, и я вслед за ними. Томина рука нашла мою и крепко сжала. Учитывая габариты Малика, мы смотрелись как родитель с непутевыми чадами, которые неудачно выгуляли собачек. Вот, дескать, и случайному прохожему досталось. А вы, люди добрые, проходите себе мимо, сами разберемся…
Вышколенная коняга сделала несколько шагов вперед, на сено. Всадник нас не боялся.
— Вас два и два? — Голос был громким и отчетливым. — Не немцы? Общий язык разумеете?
Как говорил дедушка, интересно девки пляшут. Немцы — наверняка в устаревшем смысле, а не то, что сразу приходит в голову. На местных-то, надеюсь, фашисты в сорок первом не нападали.
— Общий язык, слыхали? — прошептала Тома. — Тоже русский, как у нас. Мы в древней России?
— Тогда уж в Руси, — поправил я. — Или в Гардарике. Или в Орде. Или в какой-нибудь Гиперборее. Я читал много теорий…
— А два и два — это как?
— Думаю, он про взрослых и детей, — ответил Томе Малик. — Двое нас с Шуриком, и вы, тоже двое.
Пышущая гневом Немезида в Томином обличье прошипела, испепеляя взглядом:
— Я не ребенок!
Мнение пятнадцатилетней девочки интересовало Малика как хомяка телереклама отбеливателя. Он провозгласил в сторону леса:
— Разумеем. Да, нас два и два, один взрослый сильно ранен, нужна помощь. Мы с Земли. Россия. Двадцать первый век.
Его слова еще грохотали над долиной, когда снизу послышалось тихое:
— Ты хоть и кацюк, но совершенно не умеешь делать гешефт.
— Что? — не сообразил Малик.
— Кто? — одновременно переспросил я.
— Говорю: ума палата, только ключик потерялся. Твое дело узнавать, а не сообщать, информация — главная ценность. А то и жизнь. — Затем Шурик соизволил ответить мне: — Кацюк — от «кацо», так иногда товарищей «кавказской национальности» называем. Негатив в этом определении можете искать с тем же успехом, как пульс на мумии.
— Имена и прозвища! — потребовал всадник.
— Говорить? — тихо осведомился Малик.
— Можно. Только не паспортными данными, никаких фамилий, явок, паролей. Как-то помягше. Сыграй им наши ники как вкусный борщ.
— Я — Малик, — представился Абдул-Малик. — Раненый — Шурик. А это, — его испачканное кровью узкое лицо мотнулось назад, в нашу сторону, — Чапа и Тома. А вы кто?
Ответа не последовало. Вместо него раздалась команда:
— Чапа и Тома, подойдите.
Машинально начав движение вперед, мы врезались в чугунный шлагбаум приподнятой руки Малика.
— Сначала назовитесь, — непререкаемо объявил он всаднику.
Тот проигнорировал:
— Чапа и Тома, вы слышали?
Знаете, как работает паровоз? Раскочегаренный котел закипает, его распирает изнутри, и высвобожденная мощь толкает всю махину вперед… Я не дал нашему единственному защитнику вспылить, мой выкрик успел предотвратить непоправимое:
— Не пойдем, пока не назоветесь и не скажете, что собираетесь с нами сделать.
Как ни странно, подействовало.
— Я — царевич Гордей Евпраксин. Вы — долгожданные гости. Я обеспечу достойные трапезу, наряд и защиту в пути. В башне ждет торжественный прием. — Продолжение последовало совсем нормальным тоном, по-свойски: — Не бойтесь, идите сюда. Не представляете, как мы вам рады.
— Ух ты: царевич! — У Томы засияли глаза.
Впрочем, для принца на белом коне, что живет в грезах каждой девчонки, этот наследник престола был староват, неказист, да и конь не вышел ни цветом, ни ростом.
— Идти? — шепнул я.
— А что остается? Условие он выполнил.
Малик был логически прав, но копейщики на заднем фоне не излучали радость гостеприимства. Что-то было не то, хотя опасность больше не ощущалась.
— Идите. — Малик подтолкнул нас в спины. — Я прикрою.
Мы двинулись к всаднику. Шаг за шагом, стараясь не упасть на ппроминавшейся тверди, иногда помогая друг дружке. Малик закрыл собой Шурика, но стойка показывала: в любой миг он готов прыгнуть вперед и драться за любого из нас до последнего.
Из леса вышли еще три копейщика — плюсом к пяти присутствующим. Когда наши стопы коснулись нормальной почвы, они построились в ряд, уперев копья в землю, и чуточку присели. Странный, но вполне понятный жест почтения. Вроде микро-реверанса.
— Алехвала! — гаркнули сразу восемь глоток.
Вот она какая, «Калевала» с ударением на последнем слоге.
Царевич спрыгнул с коня, голова в шлеме чуть пригнулась в приветствии. Комплекцией он мог посоперничать с Маликом. На вид — лет тридцати-сорока, не очень разбираюсь в возрасте взрослых. Темная бородка. Острый взгляд светлых глаз. Сапоги в обтяжку. Прикрытые пластинами голые ноги торчали из-под кожаной юбки, обшитой прямоугольниками грязно-зеленого металла. Выше — тоже металл и кожа. Шлем оторочен мехом, сзади украшен хвостом. На перевязи — меч, на поясе — вычурный длинный нож, за плечом — небольшой щит. Такой вот царевич, помесь древнего грека с Чингисханом. Даже с учетом его приветственного поклона мы с Томой едва достали бы ему до стальной груди.
— Что они сказали? — спросил я Гордея.
— Не знаешь? — Удивление граничило с недоверием. — Впроем, да, вы же там многого не знаете.
Торжественная часть закончилась, строй копейщиков распался.
— Это вам.
По знаку Гордея нам принесли халаты в чередующихся нежно розовых и фиолетовых полосах. Раскраску легко было принять за клоунскую, если бы горло царевича не спасал от натирания латами воротник в таких же цветах.
— Одежда должна соответствовать и указывать, — как бы что-то объяснил царевич.
— Чему соответствовать? — с радостью что-то навоображала себе Тома.
— Куда указывать? — одновременно насторожился я.
— Не куда, а на что. Вы теперь со мной.
Ткань халатов не шла ни в какое сравнение с предыдущей колючей дерюгой. Нас церемонно облачили в них двенадцать рук. Общими стараниями пояски были бережно завязаны, наши ноги вставлены в мягкие тапочки без задников, вроде восточных чувяк. Думаю, дали тапки, а не сапоги, потому что не знали размеров ног. Если так пойдет дальше, то и сапогами обеспечат, и…
Уф, фантазия разыгралась не хуже чем у Томы. А, собственно, почему нет?
Закончив, безлицые воины склоненно отступили под деревья. Подумалось: не издеваются ли? Может, мы вправду в придуманном мире, где сбываются мечты?
Воспоминание о собачках развеяло бредовые мысли. Я вскинул взгляд на Гордея. Этакий взгляд равного, Вот что с нами одежда делает.
— Что с нашими друзьями?
Добродушно улыбнувшись, он успокаивающе проговорил:
— Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Их убьют быстро.
Глава 5
На веревочных поясах «ку-клукс-клановцев» висели не световые мечи. Даже не обычные. Даже не мечи. Это были дубины: корявые, плохо выструганные, массивные. У двоих — топоры. С другой стороны у каждого болтался нож, тоже не ахти какой выделки. За плечами — мешки с тесьмами, похожие на рюкзаки. Сейчас мешки лежали полувыпотрошенными около костра с булькающим котлом. Запах съестного одурял.
Пообедать предстояло не всем. Двое остались с нами, а шестеро, посланные движением пальцев царевича, полезли на сено. Копья вперед, дубинки наготове. Как они управлялись копьями, мы уже видели. Приблизившись к пилотам метров на двадцать, откуда бросок копья становился безошибочным, солдаты приготовились.
— Стойте! — Я схватил царевича за руку, будто это могло помочь. — Не сметь!
— Да! Стоять! — истерично подхватила Тома.
Странно. Копейщики замерли. Они нас слушались. Неужели мы настолько важные? А если…