Марианна глухо объяснила:
– Обычная боль: то ударяющая, то тянущая, как всегда, когда начинается.
– Как дома справлялась?
– На живот клали грелку.
– Разве теплое помогает?
– Кровь гонится лучше, внутренние вздерги утихают, боль становится тише.
Тупо поглазев по сторонам, я ничего не сумел придумать.
– Могу предложить только это.
Царевнина радость от протянутой руки развеяла сомнения. Схватив, как последнюю соломинку, Марианна всунула мою кисть под рубаху и накрыла сверху своими ладонями, а поднятые к груди ноги плотно прижали. Пятерня у меня мгновенно взмокла, вдавившись в нежный живот. Чудотворная мякоть обволокла пальцы, мизинец защекотало, гладкая кожа по всей площади соприкосновения обожгла ощущениями. Сознание завибрировало от неуютности, пришлось бить его крупнокалиберным аргументом: уймись! я помогаю! То есть: гоню кровь, уменьшаю вздерги, утихомириваю боль. Так, кажется. Или не так, но соседке явно полегчало.
Некоторое время мы лежали, не смея шелохнуться. Дыхания медленно, о-очень медленно, но выравнивались. Трели пульсов возвращались к ритмам привычных песенок. Колдовство взрывного соприкосновения прекратило искрить и стало просто греть. Что и требовалось.
Тихо раздалось:
– Тебе удобно?
– А тебе? – спросил я в ответ.
– Мне хорошо.
– Вот и хорошо.
Я с облегчением прикрыл веки.
Глава 7
Это произошло ночью.
– Тихо! Замри! – Скрутив пытавшуюся перевернуться Марианну в бараний рог, я зажал ей рот. Мы застыли, пристально вглядываясь во тьму.
Очередные бурлаки. Тянут-потянут…
Вытянули. Берег наполнился шумом остановившихся на отдых людей. Несколько воинов с мечами наголо вышли на поляну с кострищем. Ничего нового: бронзовый век в собственном соку. Шлемы – куполом или шляпой, по телу – бронзовые пластинки и чешуя, на ногах – сапоги.
Тлевшие угли не насторожили пришельцев, наоборот, воины удовлетворенно хмыкнули, отходя к запасу чурок, которые осталось только нарубить. Суета готовки еды выбила покой из леса, как чересчур усердный следователь признание из бомжа.
Как определить, хорошие ли перед нами люди? Мы и сами не очень похожи на достойных бюргеров или селян, чтобы к нам отнеслись непредвзято. Явные беглецы. А беглых либо возвращают хозяевам, либо продают новым. Закон жизни. Той жизни. Давней. В историю которой я каким-то образом попал. Во всех смыслах.
– Никодим, мы по-быстрому или с лёжкой?
Предводитель, плюгавенький сутулый мужичок, покрутил головой, оглядев окрестности.
– По-быстрому, и очень.
Его вытянутое лицо с глубокими морщинами у глаз напоминало кого-то из семейства гиеновых, козлиная бородка топорщилась, скудную растительность на щеках и подбородке трепало ветерком. Неприятное лицо заставило меня пока не думать о радостном сошествии и братании.
На правах старшего Никодим уселся у будущего костра, которым только начали заниматься: рубили, поджигали, устанавливали, готовились варить…
Дыша мне в ладонь, Марианна ухитрилась шепнуть:
– Кто?
Я пожал плечами. Сейчас нужно сидеть как мыши в присутствии кота, любой звук – путь на плаху. Или домой. Как повезет.
– Враги?
– Посмотрим. – Я вновь грубо заткнул слишком бойкий рот царевны.
Сквозь листву просматривалось не все, но многое. На ушкурников новоприбывшие не походили. Ладья – большая, торговая, с «чердаком», как в старину назывались закрытые помещения, ныне – каюты. Скорее всего, перед нами – купцы, но какие купцы? Их начальник не вызывал доверия. Так среди крутых бандитов-быков всегда есть мелкий гнида, которого, кажется, плевком перешибешь, а поди ж ты – оказывается великим умищем и серым кардиналом всей кодлы. С его замыслов все начинается, его разводом лохов «по понятиям» все заканчивается. И всегда в его пользу.
Лучше уж подождем следующего трамвая. Или переправимся на плоту, как изначально задумывалось. На самом деле я совершенно не люблю приключения. Теперь.
Марианна подрагивала, сжавшись в комочек. Правильно. Я тоже боюсь.
Купцы-воины ели мясо. Ну не сволочи ли. Я не успевал глотать слюни. Предводитель Никодим послал двоих оглядеться в округе. Вернувшись, бойцы заверили, что все тихо.
– Собираемся. – Никодим поднялся первым.
Кто-то прибежал с деревянным ведром заливать костер, кто-то потащил котел и прочие причиндалы обратно на судно. Никодим пальцем подозвал нескольких воинов:
– И не забудьте того, кто на дереве.
– На каком?!
Кривой палец начальника вытянулся в нашу сторону.
Упс. Вот и вся маскировка.
– Слазь, а то хуже будет! – В нашу сторону направили массу разнообразного оружия.
Сопротивляться нет смысла. Никодим заметил одного, но второму уже не скрыться, и если (то есть, когда) найдут – хуже будет. И разлучаться нам не следовало. Мозг, штурмовавший ситуацию, выстрелил идеей:
– Скажешь, что я твой домашний зверь – застигнутый на полпути в Священный лес человек-волк, теперь безмозглое создание. Если повезет – разыграем ту же карту, что и с пиратами.
– Мелкота! Двое! – доложили принимавшие нас воины нехорошо улыбнувшемуся Никодиму. – Ого, сразу и мальчик, и девочка, и какие смазливые. Удачный день.
Снимая с дерева спускавшуюся царевну, ее глумливо облапали, отчего она вспылила и попыталась вырваться. Пощечина-оплеуха вызвала слезы в непонимающих глазах: за что?! Похохатывая, бойцы Никодима толкали Марианну друг к дружке, как мячик, откидывали ее защищавшиеся руки, задирали подол.
Вспомнив четвероногость, я не слез с дерева, а полуслетел-полуспрыгнул, проявив былые навыки во всей красе, после чего демонстративно принюхался и состроил недовольный оскал.
– Гррр!
Со страшным рыком я ринулся на помощь царевне, намереваясь впиться зубами в бедро ближайшего мужика.
– Что с ним? Юродивый или придуривается? – От меня отшатнулись и постарались пнуть с разных сторон.
– Это мой человолк! – звонко объявила Марианна и тут же совершила величайшую глупость, добавив: – Не трогайте его!
Пожалела, комок ей в кашу и пенку в молоко. Не могла сказать: «Осторожнее! Кусается! Взглядом на тот свет отправляет, а слюна у него ядовитая!»
Впрочем, без толку, человолков здесь не знали. И тотем у Никодима и его команды, видимо, другой, если вообще имелось что-то святое.
– На суете показывать будем как диво заморское. – Отведя от меня взгляд, Никодим быстро зашагал к берегу. – Ловите, только шкурку не попортьте, больно симпатичная.
Несколько человек с веревками окружили меня. Еще двое схватили царевну, заткнули кляпом рот и теперь держали ее, дергавшую ногами в желании помочь – мне, а не себе. Храбрая девчонка, только глупая. Отвага – это смелость, проявленная к месту. Уместность определяется умом и опытом. У Марианны уместность диктовали эмоции.
Внезапно все кончилось, все застыли, как приговоренные на эшафоте, когда нож гильотины уже летит.
– Удачи и здоровья вам, люди добрые, гости дорогие, – раздалось из леса.
– И вам того же. – Никодим остановился между костром и судном, где его застал голос из чащи, и расправил плечи, вглядываясь в тень за листвой.
– Как вам наша земля?
– Благодарствуйте. Чувствуем себя как дома.
– Нет ли какой обиды или неудовольствия?
Голос был пожилой. Одновременно серьезный и настороженный. Умудренный. Обладатель такого голоса не станет нарываться зря, но своего не упустит.
– Никак нет, добрые хозяева, все превосходно.
– А дрова? Не сырые?
– Ничуть. Все как надо.
Среди деревьев показалась фигура. Тьма скрывала детали, но в основном все видно: крепкий старик в львиной гриве седых волос, что образовывали внизу сказочную бороду: длинную, белую, пышную. Необъятную. Граф Толстой нервно курит в сторонке, Карл Маркс и всякие Бармалеи рядом не лежали. Если только вымышленный персонаж Дед Мороз… но то – вымышленный. Перед нами стояла летняя копия новогоднего деда – в плетеных лаптях, холщовых штанах и рубахе, подпоясанной расшитым кушаком. Из-за спины старика высовывал свой любопытный нос мелкий постреленок. Видимо, тот самый «гляделец» из разговоров мальчишек. Оружия у «добрых хозяев» не было. На первый взгляд. Впрочем, на второй тоже.
– Если вас все устраивает, то будьте любезны выдать плату за гостеприимство, и можете отдыхать дальше.
– Благодарны хозяевам, извольте получить, что причитается, хотя оставаться, мы, увы, не будем. Дела.
– Вижу, что уже собираетесь, но нехорошо так торопиться. А если бы, не приведи Святой Никола, мы не успели, то что бы вы потом говорили? Как людям в глаза смотрели бы, и что они сказали бы о такой нелюбезности?
Продолжив елейным тоном, Никодим изо всех сил старался не сорваться:
– Простите нас, мы действительно торопимся. Если б мы вас сейчас не дождались, в следующий раз отблагодарили бы втрое.
– Не бывает следующего раза, гости дорогие, сами знаете. Кто это у вас?
Он указал на меня и царевну, удерживаемых дюжими вооруженными молодцами.
– Мы не хотим портить отношений с конязем. Приносим свои извинения и, помимо стандартной платы, в подтверждение добрых намерений и долгой дружбы отдаем вам мальчишку. – Укрытый дорогим доспехом Никодим склонился перед лапотным стариком.
– Больной?
– На голову, а в остальном – сами видите. Симпатичный, крепкий. Готовый бойцовый пес.
– Что за девчонка с ним?
– Тоже больная, но… Но это наша девчонка, – непререкаемо закончил Никодим.
Заискрила дуэль взглядов. Злой Никодимовский напоролся на неожиданно могучий стариковский. Застывших в клинче взоров никто не отвел.
Старик вымолвил несколько добродушно, словно за ним в кустах пряталась армия:
– Девочку придется отпустить.
– Она наша.
– Ваша добыча?
– Просто наша.
Руки купцов-воинов потянулись к мечам.
– Если девочка путешествует с кляпом во рту и конвоем, то явно не по своей воле.
– Всяко бывает. Не нужно бы вам лезть в чужие дела. Добыча с вашего берега – ваша. Не спорим. Потому и отдаем мальчишку.