Значит, просто разговор. Тоже хорошего мало, но это было неизбежно. И отказываться, разумеется, нельзя — это равносильно объявлению независимости моего графства и будет означать войну с Нижегородской империей.
Конечно, с учётом постоянной угрозы со стороны Перми, Орлов не сможет бросить на меня все силы, так что ещё неизвестно, кто выйдет победителем в потенциальном противостоянии, но тем не менее война в мои планы пока не входит. Я лелею надежду присоединить Нижегородскую империю мирно. По крайней мере, настолько, насколько это будет возможно.
Что самого плохого может случиться на этих переговорах? Император плюнет на правила дипломатии, станет задавать совсем сложные вопросы и, когда я начну ему врать, поймает на этом. После чего меня, скорее всего, арестуют.
Хреновенько, конечно, будет, если этим закончится, но я смогу сбежать из любой тюрьмы. И это значит, что остаётся только одна проблема — Мила.
— Виктория! — обратился я к сидящей передо мной подруге.
— Да? — испуганно выглянула она из-за спинки кресла.
— Что ты думаешь по поводу того, чтобы поменять дружбу Савино на службу императору Ярославу Евгеньевичу Орлову?
— Мне это не нравится! — Зелёные глаза Милы расширились. — Я вообще не хочу с ним встречаться! И не знаю, что ему говорить!
— А тебе и не надо с ним встречаться, — рассмеялся я. — За службу хотели отблагодарить только меня. Саня! — обратился я к пилоту. — Сейчас я укажу место. Медленно подлетаешь с открытыми стенами, спускаешься, но не садишься. Я спрыгну, и ты максимально резко взлетаешь и мчишь в сторону Савино. Я прикрою.
— Есть, ваше сиятельство!
— Гензо, пусть за мной вышлют другой транспорт.
— Щас вызову.
Я быстро проверил свою экипировку и костюм альта решил не менять — в нём большого секрета нет, а вот рюкзак с пирамидками и другими интересными устройствами, разумеется, придётся оставить.
— Подлетаем, Дмитрий Николаевич, — отрапортовал пилот.
— Вон полянка, в пятидесяти метрах перед их первой линией. Снижайся там.
— Есть!
Под нами медленно проплывали кажущиеся красными в лучах почти севшего солнца верхушки деревьев, а потом лес закончился, и доска пошла на снижение. Я до последнего сидел в кресле, а когда до земли оставалось четыре метра, резко встал и, не задумываясь, прыгнул.
Пилот выполнил распоряжение чётко — доска резко взмыла в небо, одновременно поднимая борта, а уже через минуту превратилась в точку на горизонте. Атаковать её никто не стал.
Что ж, одним неприятным вопросом у императора будет больше, зато у меня на душе гораздо спокойнее.
Я бодро зашагал к плотно стоящим нижегородским военным, и они разошлись, образовывая передо мной живой коридор.
Нет, моё имя и «за Савино» никто не кричал, но в основном ребята приветливо улыбались, а я много раз отчётливо слышал «это он» и даже несколько раз «спасибо, Дмитрий Николаевич». Я прошёл по коридору, потом мимо транспорта, а дальше увидел огромный красный шатёр с золотыми оленями на стенах. У входа меня ждали стража и Парамонов.
— Рад вас видеть, Дмитрий Николаевич, — как-то необычно низко поклонился он.
— Здравствуйте, Эдуард Иннокентьевич.
— Его императорское величество ждёт вас.
Один из стражей откинул полог, и я зашёл внутрь, Парамонов же остался снаружи. Видно, он присутствовал здесь только для того, чтобы я увидел знакомое лицо и не так нервничал.
— У него походный шатёр вполовину нашей усадьбы, — хмыкнул Гензо.
Ага. А ещё они припёрли здоровый стол и кресло, сверху которого была закреплена золотая статуэтка гарцующего оленя — символа Нижегородской империи. В самом же кресле сидел монарх.
Мужчина лет пятидесяти, весьма крепкий, с внимательными карими глазами и без единого седого волоса в коротких чёрных волосах и аккуратной бороде.
По правую руку от главы государства, рядом с накрытым к ужину столом, стоял светловолосый мужчина на вид лет сорока, но, возможно, и старше. И он тоже не сводил с меня взгляда светло-серых глаз.
— Рысев Михаил Ильич, — передал Гензо слова всё знающей Акаи. — Раньше возглавлял службу дознания. После того как началась перетряска и ловля шпионов, император его приблизил, и сейчас это его правая рука. Говорят, он один из сильнейших в империи магов.
Главных лиц империи, разумеется, охраняли. У входа стояли двое, и в метре за креслом императора ещё четверо. В пятерых из шести я ничего необычного не увидел — просто очень сильные маги-телохранители. А вот высокий худощавый темноволосый человек с длинной бородкой, очевидно, был магом контроля. Надо полагать, сильнейшим в империи, вряд ли кого-то другого выделили для встречи со мной.
Следуя этикету, который мне подсказала память Димы, я подошёл, остановился в двух метрах от стола и поклонился.
— Дмитрий Николаевич Акулов прибыл по вашему распоряжению, ваше императорское величество, — проговорил я.
— Невероятно, — покачал головой император и широко улыбнулся. — Я в первую секунду подумал, что это Николай Сергеевич воскрес! Одно лицо! И, насколько я слышал, характером вы, Дмитрий Николаевич, тоже в него.
— Я очень хотел бы быть похожим на своего отца. — Я снова поклонился. — И так же преданно служить империи, как и он.
В моём высказывании, конечно, была некая тонкость, ведь во время больших мятежей мой отец был на стороне восставшей провинции. Правда, потом всех немногочисленных выживших и даже погибших участников бунта амнистировали, а император признал, что повод для восстания был весьма серьёзный. Но запомнить он это, конечно, запомнил.
— Очень рад это слышать, Дмитрий Николаевич. Пожалуйста, присаживайтесь, — Орлов указал мне на скромное кресло напротив. — Я хотел бы выпить и пообщаться с самым сильным из моих графов в неформальной обстановке. По крайней мере, насколько это возможно.
— Разрешение сесть напротив императора — это большая честь, — подсказал Гензо. — А уж выпить с ним — это вообще за гранью.
— Благодарю, ваше императорское величество. — Я подошёл ближе и сел.
Михаил Ильич, похоже, был правой рукой императора во всём. Именно он взял запотевший графин с прозрачной жидкостью и твёрдой рукой наполнил две рюмки.
Выбрать закуски мне не дали — на большой тарелке передо мной уже лежало несколько свёрнутых блинов, щедро переложенных чёрной икрой, соления, буженина и несколько жареных перепёлок. Разумеется, ни следа яда в угощениях я не нашёл — травить меня не собирались. По крайней мере сегодня.
— Итак, Дмитрий Николаевич, — с максимально торжественным выражением лица Орлов взял рюмку. — Именно вы обнаружили первое убежище «Центра». Помогли нам вскрыть предательство «Монолита». Провели несколько великолепных операций как до войны, так во время неё… Я хочу поблагодарить за все это и выпить за вас!
— Служу империи, — ответил я, мысленно добавив: «Своей».
Император протянул рюмку, я стукнул по ней и выпил, после чего взял блин и откусил. Как и предполагалось, внутри тоже оказалась чёрная икра, наверное, единственное, чего я давным-давно не ел.
— Когда ты займёшь его место, будешь жрать её каждый день, — хихикнул Гензо.
«Не говори под руку, мне сейчас смеяться нельзя», — мысленно ответил я, с наслаждением жуя редкий деликатес.
С минуту, согласно протоколу, мы наслаждались едой, а потом император вытер рот салфеткой и снова посмотрел на меня. В этот раз никакой улыбки на его лице не было.
— Очень жаль, что ваша подруга… Виктория, если не ошибаюсь, не смогла зайти.
Я не стал говорить, что её не приглашали, так как в ответ легко мог получить официальный вызов. Поэтому сказал другое.
— Она вольный сталкер, ваше императорское величество. Я не мог ей приказать, а сама она отказалась. Видимо, застеснялась.
— Видимо, — рассмеялся император, но при этом его карие глаза недобро сверкнули.
С того момента как зашёл в шатёр, я постоянно чувствовал касание моего разума. Не сказать, что оно было тонким, но достаточно сильным. Из чего можно было сделать вывод, что стоящий за императором маг контроля очень сильный интуит, быстро прогрессирующий в соответствующей школе.
Скорее всего, ещё вчера мы с ним были равны, а возможно, в чём-то он меня и превосходил, но ночью всё поменялось. Я не только мог его чувствовать и легко ставить защиту, но и применил «ложный отклик». Как оказалось, в университете мы долго отрабатывали это заклинание, и теперь я мог не только скрывать свои истинные эмоции, но и показывать ложные.
Правда, во время разговора о Виктории этого делать не стал. Пусть поймут, что я как минимум недоговариваю или даже вру. Тогда у них сложится впечатление, что они меня могут читать, и в нужный момент, когда я действительно совру, но выдам это за правду, они поверят.
— Дмитрий Николаевич, — снова заговорил император, накалывая на вилку солёный огурец. Позвольте задать вам несколько вопросов?
— С радостью отвечу на любой, ваше императорское величество.
— Начну с недавних событий. Это не вы ли, случайно, стали причиной переполоха в Перми?
— Переполоха в Перми? — поднял бровь я. — Боюсь, что нет. Мы пытались пролететь к ним, но обойти системы слежения нам не удалось.
Конечно, где-то в глубине души моё эго хотело признаться, и, может быть, даже какую-то похвалу я бы от монарха получил, но гораздо больше напряг бы его своими активными действиями и длинными загребущими руками. Ну и вторым поводом скрыть правду была вероятность утечки этих данных в саму Пермь. Вот это точно будет совсем плохо. Пусть лучше, как и раньше, думают на осман.
— А что там случилось? — спросил я.
— Да, если честно, я сам не совсем в курсе. — Император пожал плечами. — Просто у нас было несколько радиоперехватов, и вроде кто-то к ним проник. Вот я и подумал, что, может быть, это вы снова работаете на благо империи.
— К сожалению, не в этот раз, ваше императорское величество.
— Значит, это кто-то из наших соседей. — Император постучал вилкой по тарелке. — Вы ведь знаете, что у нас есть соседи, кроме Перми?