Слоняясь по дому, натыкаюсь на атлас дорог Британских островов, нахожу Кингли и Рестон-Бридж. Славный майор Лоуренс Макавой не соврал, Кингли действительно на востоке, от реквизированного дома тети Пенн близко, от нас далековато, а в настоящее время с такси перебои.
Есть и прекрасная новость: река, где мы плавали и удили рыбу, — приток той самой реки, которая делит надвое Рестон-Бридж, и, насколько я смыслю в навигации, это большой плюс.
Скажем честно, я не большой знаток карт. Поэтому я вырываю нужную страницу и прячу за пазуху. Все разумные читатели Нью-Йоркской публичной библиотеки так всегда и поступают. Пусть будет у меня — На Всякий Случай.
Мы рано ложимся, тут мы всегда будем ложиться рано, электричества нет, свечи надо экономить, какой смысл просто сидеть в Темноте. Мне не слишком нравится мальчишеская комната с дурацкими красотками на стенах, и я знаю, Пайпер тоже не в большом восторге ни от плакатов, ни от отсутствия братьев.
Дейзи, зовет она.
Что, Пайпер?
Я всегда хотела сестру, похожую на тебя. Молчание. Хотя мне казалось, что ее будут звать Эми.
Смеясь, говорю, ты можешь звать меня Эми, если хочешь. Шутки в сторону, она, кажется, обиделась. Я теперь, в сущности, твоя сестра, Пайпер, успокаиваю я, и больше мы об этом не говорим.
Не стоит вспоминать, а тем более ей рассказывать, как я не хотела сестру. В Нью-Йорке я только и делала, что НЕ ХОТЕЛА сестру. Виновата не я, а обстоятельства, при которых я чуть не заполучила сестренку. Никогда не думала, что полюблю кого-то вроде Пайпер, хотя таких, как Пайпер, на этом свете больше нет.
Что с нами будет, шепчет она. Я не знаю точно, но, пока мы вместе, нас не победить. Знаешь, что значит Несокрушимый? Кивает. Она начитанная девочка, к девяти годам Пайпер прочла больше книг, чем большинство за всю жизнь. Вот и хорошо, пока мы вместе, мы несокрушимы.
Мама, наверно, волнуется — в голосе такая безнадега. И замолкает. Я сажусь к ней на кровать, глажу по голове, а где тетя Пенн, жива ли она, стараюсь не думать. Но Пайпер, увы, совершенно права, если б я была их матерью, война там или не война, вся бы извелась, не зная, где мои дети, живы ли они вообще.
Постепенно Пайпер успокаивается и засыпает, тогда я возвращаюсь в свою кровать и предаюсь раздумьям о своем.
Теперь, вдали от Эдмунда, я могу без свидетелей поразмышлять об офигительной куче перемен в моей жизни. Как это — любить кого-то без памяти, так что в разгар войны, когда легко можно погибнуть, волноваться только о нем?
Я люблю Пайпер и забочусь о ней, но Эдмунда я люблю, мягко говоря, слегка по-другому. Это сбивает с толку. Опыта у меня с мальчиками и сексом ровно столько же, сколько с братьями и сестрами. Очень странно, когда на тебя обрушивается внимание самого большого в мире дурдома с самыми расчудесными пациентами.
Окончательно запутываюсь, кажется, я отвечаю за их безопасность и благополучие. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что внешний мир ворвется в их жизнь и ее разрушит. Что-то определенно сдвинулось, раньше они заботились обо мне, приносили чай, держали за руку. Не могу сказать, когда все поменялось.
Голова идет кругом, ничего не понятно, а спросить не у кого, никогда ни о чем подобном не читала, даже в журналах, которые мы с Лией покупали. Получается, что или я окончательно сошла с ума, или у всего остального человечества крыша поехала.
Но моя жизнь раз и навсегда сплелась с жизнью Эдмунда и Пайпер, и даже с жизнью Айзека и Осберта, так уж случилось, и теперь совершенно ясно — я должна идти, куда ведет меня судьба.
Эта мысль подбадривает. Если лежать очень тихо, я услышу Эдмунда, где бы он ни был. Он думает обо мне, а я о нем, вот так и наладится связь.
В этом-то и разница между мною и Джин. Если Джин запереть в сарае, она считает, что Эдмунд ее разлюбил, а я всегда ощущаю его любовь, он где-то там и меня по-прежнему любит, вот мне и не надо выть всю ночь. Узкая кровать вдруг кажется мне слишком большой, я заползаю под бок к Пайпер, не потревожив ее. Она ко мне привыкла. Пайпер спит, Джет тихонько сопит под кроватью.
Ну что, все мысли расставила по порядку? Теперь можно поспать.
17
Мы живем у Макавоев. Мы живем чужой жизнью.
Как члены семьи военного, мы начинаем лучше понимать, что же происходит в Англии, хотя основное и так понятно — ничего веселенького ожидать не приходится.
Мы потратили пару дней, добывая информацию у Джейн Макавой, она любит поболтать, а сейчас ей особенно одиноко после отъезда старшего сына в школу где-то на севере. О нем ничего не слышно с тех пор, как взорвались первые бомбы, и она ужасно волнуется. Как я ее понимаю!
Как-то вечером иду я налить себе воды и слышу ее разговор с майором Маком. Он уверяет, что мальчик в безопасности, мы скоро увидимся, дай только справиться с этой проклятой неразберихой. Он говорит удивительно спокойно, но я слышу всхлипы и хрипы, словно какой-то зверь задыхается в петле. Заглядываю в дверь — миссис М. вся трясется, он ее обнимает и приговаривает, ну, ну, милая. А у самого лицо такое измученное. Решаю обойтись без воды.
Утром она выглядит как обычно, только глаза красные. Чтобы поддержать беседу, рассказывает, как гордится мужем — он организует полевой госпиталь для местного гражданского населения, потому что все настоящие больницы реквизированы для раненых и отравившихся газом и еще чем-то там лондонцев. Их отправляют сюда, потому что в Лондоне больницы переполнены.
Люди в деревне, как и раньше умирающие всего лишь от аппендицита, родов и других Обычных Довоенных Болезней, теперь смогут лечиться в полевом госпитале, а куда более впечатляющие жертвы войны получат больницы с настоящими стенами и кроватями.
Сначала она ходила в госпиталь каждый день, читала пациентам, играла с бедными ранеными детишками, в общем, помогала как могла. А теперь из соображений безопасности пускают только Личный Состав. Она возмущается, неужели я причиню вред раненым. Мы с Пайпер переглядываемся. Думаем об одном и том же — только если сумасшествие заразно.
Потом майор М. объясняет нам, как страдают гражданские на войне. У ребенка может случиться приступ аппендицита, или он сломает ногу, а телефон не работает, и никому не сообщишь, что бедренная кость торчит наружу. И бензина нет, до госпиталя не доедешь, да еще знать надо, где он, этот полевой госпиталь, а антибиотиков не хватает, даже если вы чудом доставили ребенка к хирургу, как знать, не умрет ли малыш на следующей неделе от инфекции.
Майор говорит о раковых больных, им нужны дорогостоящие лекарства, а еще есть беременные с отрицательным резусом, их дети в любом случае часто не выживают, а старики — многие раньше или позже умрут от удара, от сердечного приступа, от недостатка лекарств, а некоторые уже умерли.
В другой раз майор Макавой рассказывает, что старается не забывать и о проблемах местных фермеров. Электрические доильные аппараты не работают, потому что аварийные генераторы выходят из строя, приходится доить вручную, иначе у коровы будет мастит, и она погибнет. Вот побочный эффект войны, боюсь, вы об этом и не подозревали.
Начинаешь думать обо всем, что работает на электричестве, этому же конца нет. Инкубаторы для цыплят, не говоря уж об инкубаторах для младенцев, ограды под током, больничные мониторы и такие штуки, чтобы запустить сердце и вернуть человека к жизни, компьютеры, поезда, самолеты. Даже подача газа для отопления и готовки регулируется электричеством, а как, вы думаете, работает насос, качающий воду из колодца?
Я уже готова писать школьный доклад по физике на тему Электричество — Наш Полезный Друг.
А как закопать в землю всех этих дохлых коров, цыплят, людей и прочую мертвечину? А если их не закопать, они начнут гнить и так отвратительно вонять, что мало не покажется. Сразу у всех начнутся проблемы со здоровьем. Все, мне хватит. Больше мне не вынести. Не думаю, что когда-нибудь смогу снова съесть гамбургер или курицу.
Кроме того, наш славный майор занимается распределением молока, яиц и других продуктов, чтобы люди на оккупированных территориях не умерли с голоду. Ну и еще кое-чем, словом, занят по горло.
Благодаря сочетанию вежливости с глубоким погружением в предмет за несколько недель с Макавоями я узнала о сельском хозяйстве больше, чем за всю предыдущую жизнь на десятом этаже многоквартирного дома на 86-й улице. Откуда берется еда? Я могла разве что зайти в кулинарию в Зейбарсе и купить сандвич с говядиной и малосольными огурчиками на зерновом хлебе, но я же понятия не имела, как выращивают огурцы и тем более как их солят.
Так или иначе, все это безобразие происходит по законам Военного Времени, а законы эти я не совсем понимаю, но насколько могу судить, они сводятся к следующему — иди куда хочешь и делай что хочешь, пока тебе не запретили. Ничего нельзя понять, потому что Оккупация не похожа на ту войну, которую мы знаем и любим по телевизионным мини-сериалам.
Меня поражает, как умно это было распланировано. Насколько я поняла, противник просто подождал, пока основные силы Британской армии будут втянуты в конфликты на другом конце света, и тогда влез без мыла. Легко вывел из строя транспорт, отрезал коммуникации и всякое такое. Получилось, что на Британию не нападают, скорее ЗАЩИЩАЮТ от ее собственной возвращающейся на родину армии.
Смотри на это как на Захват Заложников, Шестидесяти Миллионов Заложников, советует майор Макавой. Так я и делаю.
Я, наверно, пропустила какую-нибудь важную часть объяснений, но, кажется, суть в этом. Когда начинаются детали, мои мозги отключаются и в голову лезут мысли, типа красит ли он волосы и с какой стати они выбрали обои такого цвета.
Получается, военных в Англии осталось немного, в основном Территориальная Армия. Звучит солидно, пока вы не поймете, что это просто резервисты. Пара недель в году — и они уже воображают себя Грязной Дюжиной[6]