Он был четвертым ребенком в семье Михайлы и Прасковьи. Родился хилым, даже плакал не по-человечьи, а как маленький щенок: жалобно поскуливал. Взглянув на него, бабка Акуля вздохнула: «Никчемный какой-то… долго не протянет». Так и прозвали младенца — Никчемка.
В семье ждали, что он вот-вот помрет, поэтому поспешили окрестить его, чтобы бедная душа после смерти не булькала по свету, а ушла к Богу в рай. Но Никчемка не умирал, а продолжал тихонько скулить и глядеть вокруг полными боли глазами. Тогда-то и решили нести его к знахарке.
Ягутку в селе не любили и боялись ее. Жила она одна-одинешенька в ветхой избенке на краю села и слыла колдуньей, самой сильной во всем уезде. Но если случалась великая нужда, за помощью шли именно к ней. А она хоть и знала, как к ней люди относятся, но никому не отказывала.
Выслушав Прасковью, Ягутка велела ей набрать воды из трех родников на трех зорях — утренней, вечерней и полуночной — и взять три горсти муки у трех хозяек. Через день Прасковья принесла все это и привела Никчемку к Ягутке. У той уже была жарко натоплена печка, посреди избы стоял стол.
Знахарка дала наставление Прасковье, что говорить и что делать, высыпала муку в посудину для хлебного теста, долила воды и принялась месить, бормоча что-то. Прасковья выскочила вон из избы, обошла вокруг, как Ягутка велела, и вернулась. Ягутка тем временем положила в посудину Никчемку и обмазывала его тестом.
— Бабушка, бабушка, что ты делаешь? — спросила Прасковья, как научила ее знахарка.
— Месю не тесто, а плоть и кости, — ответила Ягутка. Прасковья вновь выскочила на улицу, торопливо обошла избу. Когда она вернулась, Ягутка уже полностью обмазала младенчика и, продолжая приговаривать, водила по его тельцу пальцем.
— Бабушка, бабушка… Что ты делаешь?
— Леплю не колоб, не калач, леплю ребенка по велению Матушки Божией, — сказала Ягутка.
Когда Прасковья после третьего обхода вернулась в избу, Никчемка уже был крепко привязан тесемками к хлебной лопате. Широко перекрестившись, Ягутка схватила лопату с Никчемкой и сунула ее в печь.
— Откель пришел — туда ушел! — грозно прокричала она и вновь забормотала заговорные слова.
Заговор оказался не очень длинным. Дочитав его, Ягутка потянула лопату — так вытаскивали хлеб.
Никчемка ошеломленно молчал — может, с перепугу, а может, от жары ему стало плохо. Ведунья развязала тесемки, уложила детенка на стол. И тут Никчемка заорал. Не так, как плакал и скулил до этого, а во весь голос.
— Слава те, всеблагая Матушка Божия, — перекрестилась Ягутка, — перепекли…
Ну как, страшно? Ничего не напоминает? Правильно, жуткие сказки про Бабу-ягу о том, как она запекает детей в печке.
Этнографы считают, что в них до нас дошел именно этот обряд — перепекание, которым лечили слабых и больных малышей.
Вообще, в русских сказках можно найти описания очень интересных ритуалов родом из седой древности. Недаром же говорят: «Сказка — ложь, да в ней намек…»
Если вы думаете, что на раскопках каждый день находят что-то невероятно интересное, то это не так. Чаще всего обнаруживаются кусочки керамики — битой посуды. Однако сейчас мы заглянем на раскопки древнерусской деревеньки в два-три дома, где, кроме керамики и нескольких обожженных кусочков глины (скорее всего, от печи), нашлись два таинственных железных предмета, покрытых ржавыми наростами.
Первый предмет — небольшая пластина с вырезом посредине: словно кто-то слепил баранку, а потом сплющил ее с боков. Второй — прямоугольный стержень, заостренный на одном конце и расщепленный на другом.
Что это за предметы? Возможно, овальное изделие — пряжка от древнего ремня, а расщепленный стержень — острога для ловли рыбы или наконечник стрелы? Прежде чем узнать ответ, отложите книжку и подумайте хорошенько. Что это может быть?
На самом деле первый предмет — это кресало. Так называлась часть огнива — древнего прибора для добывания огня. Чтобы «зажигалка» сработала, нужны были еще особый камень, кремень, и высушенный древесный гриб — трутовик. Дальше все просто: кресалом ударяем по кремню — высекаем искру на трут, ну и немножко дуем на искорку, чтобы она ожила и трут загорелся…
Кресало — частая находка археологов. Среди них встречались простые, орнаментированные и украшенные изображениями коней, птиц, драконов.
Второй загадочный предмет тоже связан с огнем. Как вы помните, в древнерусских домах было темно. Освещать помещения помогали лучины. Это тонкая длинная щепка из сухого дерева. Ее поджигали, и она горела, давая совсем немного света. В нужном положении лучину поддерживало особое приспособление — светец. Это и есть наша вторая находка.
Острие светца вбивалось в стенку либо в специальную деревянную стойку. Лучину плотно вставляли между «рожками». Конечно, в одиночку огонек от такой щепки не мог осветить всю избу, поэтому лучин зажигали сразу несколько.
В домах побогаче, а в обычных домах — для праздников, держали восковые или жировые свечи и масляные лампы. Такие лампы сейчас можно увидеть в церквях и в некоторых домах перед иконами — это лампады. Только, в отличие от лампад, древние лампы не подвешивали, а ставили на стол и делали не из стекла, а из глины.
Глава 3. Русь нарядная
По одежке встречают
Без одежды жизнь человека немыслима. Каждый день мы одеваемся и переодеваемся по несколько раз, даже не задумываясь. А как с этим обстояли дела на Руси? Что носили древнерусские мальчики и девочки?
Люди стали делать для себя одежду и обувь очень давно: уже 25–30 тысяч лет назад. Охотники на мамонтов, жившие в условиях ледникового периода, умели обрабатывать шкуры и шили из них вполне симпатичные наряды, как у современных народов тундры. Мы узнали об этом благодаря находкам на месте поселения Сунгирь во Владимирской области. Потом люди научились прясть и ткать и стали делать одежду из ткани.
Для разных групп придумывали разные наряды: для мужчин и для женщин, для детей и для взрослых, для женатых и неженатых… Особым разнообразием отличались женские костюмы. По типу одежды, вышивке или украшениям можно было понять, из какой деревни женщина, замужем ли она и даже сколько у нее детей.
Но прежде чем обсуждать конкретную одежду, давайте немного пофантазируем.
Допустим, сейчас прохладный осенний день. Дома находиться неохота, компьютерные игры надоели, у телевизора сидеть тоже наскучило. Хочется во двор, к друзьям: вон как весело они шумят, играя в лапту. Наскоро одевшись, вы уже собираетесь выскользнуть за дверь — и тут вас догоняет голос мамы:
— Ты куда в таком виде? Ну-ка, опять в черевьях? Я ж тебе скръни достала. И без мурмолки! Что — «жарко»? Что — «жарко»?! Простынешь, опять школу пропускать… Ну хоть якпыт накинь, горе ты мое луковое…
Ничего не понятно? Не волнуйтесь, сейчас мы всю одежку разложим по полочкам.
Рубашка
Свое путешествие по гардеробу Древней Руси мы начнем с рубахи — ее еще называли сорочицей или сорочкой. Это, пожалуй, древнейший вид одежды у народов Европы. Даже древнегреческие туники — разновидность рубахи.
Самую обычную рубаху шили просто: кусок ткани складывали пополам, перебрасывали через плечо человека, который станет ее носить, и определяли нужную длину. Мужская рубаха была почти до колен, а женская — по щиколотку. Затем выкраивали и пришивали рукава, а бока соединяли или расширяли полосой ткани, чтобы рубаха подошла хозяину. Потом вырезали горловину. Но, конечно, были рубахи и более сложного кроя: со вставками, воротником-стоечкой.
Обычно носили по две, а то и по три рубахи. Нижнюю шили из тонкой ткани, а верхнюю — из более грубой, так что к 13-му веку она превратилась в нечто вроде легкого пальто. Такой предмет одежды назывался по-разному: кошуля, навершник, шушун.
Наши предки верили, что через ворот из человека может уйти душа. Чтобы предотвратить это и обезопасить себя от злых сил, воротники рубах украшали вышивкой, узорным (браным) ткачеством и застегивали на пуговку.
Пуговица — частая находка на местах древнерусских памятников. Их делали из кости, олова, серебра и даже золота. В древности считалось, что пуговица способна отгонять зло: возможно, потому это слово и похоже на «пугать». Да и полую пуговку-бубенчик часто называли пугалкой.
В былине «О Соколе-корабле» рассказывается, как пугал врагов своими пуговицами Илья Муромец:
На Илюшеньке кафтанчик рудожелтой камке,
На кафтане те петельки шелковые,
Во петельках пуговки золочены,
Во каждой во пуговке по камушку,
Ну по дорогу по камушку по яхонту,
Во каждом во камушке по льву-зверу[3].
Рудожелтая камка — узорная шелковая ткань красновато-желтого цвета.
От прикосновения Ильи изображенные на пуговках «лютые звери рассержалися», что приводило в ужас атакующих его врагов.
Непростые пуговицы есть и у героя другой былины — богатыря Дюка Степановича. С ними богатырь вызывает себе на подмогу птиц и зверей.
Вера в волшебные свойства пуговицы сохранилась до сих пор. Если вам перешла дорогу черная кошка, нужно схватиться за пуговицу на своей одежде — тогда удастся избежать несчастий.
Рукава рубах-долгорукавок делали узкими и очень длинными — гораздо длиннее рук. Чтобы они не мешали работать, женщины собирали их в складки и закрепляли у кистей браслетами. Кстати, отсюда и пошла поговорка «работать спустя рукава».
Рукава высвобождали во время колдовских действ или обрядов. Женщина в белой рубахе с длинными рукавами становилась похожей на сказочную птицу: взмах рук как взмах крыльев.