Как зовут четверку «Битлз»?
ДЖОРДЖЕ КУШНАРЕНКУ
Мое рождение было счастливой случайностью или просто прихотью судьбы. Спустя пять лет после окончания второй мировой войны противозачаточные таблетки не успели изобрести. По крайней мере они не нашли еще широкого применения, так что моей маме, молодой красавице из Молдовы, они стали известны лишь много позже, когда мне было уже двадцать. Дом, в котором родилась и выросла моя мать, я видел всего один раз, и с тех пор Дорохой, ее родной город, запечатлелся в моей памяти: он состоит из крутой улочки, упирающейся в казарму, нескольких лавок, кинотеатра, небольшой кондитерской, пыли и мух. О прошлом можно узнать у памяти, а вот о будущем…
В «Трактате о постоянной обороне» (именно этот мой сборник был удостоен в 1983 году премии Союза румынских писателей за литературный дебют) я с признательностью говорю о реальной действительности, ведь «…только благодаря ей я взялся писать и завершил эту книгу. Она (реальная действительность) расстаралась и превратилась ради меня в мудрого профессора, архитектора, прораба, сторожа, обывателя, уборщицу, нищего и шлюху, и все они помогли мне собрать необходимые данные. Я признателен также хирургу — маленькому человечку, угнездившемуся в моей душе. Я благодарен памяти — спутнику моих странствий… Благодарю надежду, что обнимает и целует меня. Ну и, наконец, я признаюсь, что многим обязан своему фотоаппарату, снабженному самым широкоугольным объективом («рыбий глаз»)». Все это сказано не шутки ради. Пишу от бессонницы. Причем считаю, что на сегодня «Илиада» несколько устарела — в этой книге прославляются деяния, сами по себе достославные, кои прославлять нет нужды. Сегодня я, совсем напротив, описываю незатейливые действия и пишу о простых людях, которые постоянно попадаются мне на улице, на вокзалах и в разных конторах. На первый взгляд они ничего особенного не совершают, поступки их незначительны, однако все, вместе взятое, — люди и их поступки — составляет целый мир, такой же удивительный и загадочный, как Великая Вселенная. Я пишу, потому что повседневная борьба этих простых людей представляется мне подобной стараниям Сизифа, безвестного, простого и одинокого труженика, стачивающего свои дни при полном неведении и безразличии окружающих. Не думаете же вы, на самом деле, что хоть кого-нибудь на всем белом свете действительно интересует судьба прачки с красными от стирки руками, матери четырех детей? Да, такому вот персонажу я дал имя Помни, и новый роман назван «Помни, танго!»; другой персонаж, называется Сокол — он, правда, ползает, но мечтает летать, и в конце концов (в романе) он обязательно полетит. Вообще роман, стоит ему захотеть, может оказаться сильнее действительности. И я этого боюсь: вдруг литература, объединив в один прекрасный день все свои силы, набросится на нас, схватит за горло и задушит.
Проза — это нечто вроде кун-фу — система оборонительных (хотя нередко и наступательных) приемов. Вот бы узнать до конца, от кого защищался, какие применял приемы столь спокойный, решительный и беспощадный Антон Павлович Чехов в «Палате № 6»? А Достоевский — в «Бесах»? Мое приобщение к этой технике самообороны началось именно с «Палаты № 6». Это не единственный рассказ, научивший меня обороняться, но он — первый. Позже я постиг творчество космического пришельца Достоевского и еще одного звездного гостя — Шекспира, за ними последовали Караджале, Лоренс Стерн, Л. Ф. Селин, Габриель Гарсиа Маркес, Х. Л. Борхес, Хулио Кортасар и другие. От них я узнал, что вечны лишь персонажи, а для меня самого вечность измеряется несколькими мгновениями.
Все, что сочиняю, отстукиваю прямо на машинке. От руки не писал уже лет двадцать. Пишу очень быстро, при включенном телевизоре, радиоприемнике и орущем магнитофоне. Изображение и звук дополняют художества моих детей, телефонная болтовня жены и крики дворовых мальчишек за окном. Пишу и в жару, и в холод. При любом уровне радиоактивности, любой мощности ядерных взрывов и любых колебаниях солнечной короны. Окружающая действительность непрерывно угрожает мне, и я постоянно защищаюсь — пишу. А как еще можно защищаться?
Иногда я беру своих детей за ручки и веду их смотреть город. Так я стараюсь доказать самому себе, что жизнь могущественней литературы. Дети запоминают все, что видят, и когда-нибудь сами будут водить по улицам города своих детей. Но вечно каждый из нас носит во чреве смерть, таинственный плод, что никогда не родится. Вот, собственно, и все.
Перевод А. Ковача.
КАК ЗОВУТ ЧЕТВЕРКУ «БИТЛЗ»?
Посвящается Флориану Питтишу
Привет, друзья, в эфире передача ДИСКОТЕКА В ВАШЕМ ДОМЕ, которую представляет Раду Валеда вместе со своей музыкой.
Честно говоря, можете не придавать этому значения, поскольку все, что я сказал, стоит не дороже значка на майке или крючка на вешалке. Но-о-о не торопитесь снимать с него пальто, не то… своим уходом вы обожжете мне душу, оставив на ней незаживающий рубец. Он будет болеть, нарывать, наконец, он будет гореть, да, гореть, словно тридцать тонн угля в гитаре, когда гитарист в ударе, как будто отель, в котором служители забыли про огнетушители… вы еще слушаете меня? Ого, значит, вы уже потеряли голову или по крайней мере свою возлюбленную с бульвара Бэлческу, и если вы еще слушаете мою зажигательную трескотню из своих транзисторов и ваши сердца еще не окаменели, то вы узнаете историю о печальной Эммануэле, которая-пытается-любой-ценой-победить-на-конкурсе, пусть-на-самом-паршивом, чтоб-только-успокоилась-ее-душа, за-которую-никто-не-дал-бы-и-гроша, — историю, рассказанную самым сумасшедшим парнем в мире по имени Раду. Вы рады? Аплодисментов не надо. А, да-а-а, простите, чуть было не забыл: я обещал вам час назад песню, пе-е-е-сню, которая тронет даже дерево, даже камень, НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ в этот вечер под облаками, на вольном ветру и в тумане, вам стоит послушать историю о заурядном романе, о том, как девчонка оставила парня, она равнодушна, а он все страдает, чудак, вы слышите, как постепенно, подобно дымку сигареты, мелодия песни приходит, как буря, как молния, как вспышка огня, НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ, надеюсь, она равнодушными вас не оставит, да и кого не проймет эта песня? Тогда я дарю вам за поцелуй один совершенно убийственный ритм, электросмерть, высоковольтный ток — рок! рок! рок! рок! рок! — чтоб по утрам вы вместо масла намазывали его на хлеб, приятного аппетита! Закрыты институты, закрыты двери общепита, и забегаловки, похоже, закрыты тоже, лишь музыка, друзья, открыта, не нужно в дверь ломиться, ведь музыка у вас, не нужно прыгать из окна, музыка рядом с вами, этого не объяснишь словами, вот она, друзья, на улице и на балконе, как свежий ветерок, — рок! рок! рок! рок! рок! — упакованная и промаркированная, расфасованная и дистиллированная, ароматизированная и нецензурированная, воспроизведенная и утвержденная в срок — рок! рок! рок! рок! рок! — на площадках, на тротуарах, в стекляшках «соки-воды», в барах, она, ребята, вам принадлежит, она ваш паспорт, ваше удостоверение личности и золотая цепь на диск-жокее, стало быть, на мне, не думайте, что это бред, хотите знать один секрет? Точней, секрет лишь одного мгновенья, нет, дуновенья музыки, секрет запоминанья музыки, рока, живущего без позвоночника и ДНК, вот он секрет, которого наверняка никто не знает, и вы узнаете не раньше, чем ответите мне на один вопрос: эй, парни, вы случайно не видали, в какие дали улетают птицы на зиму? Ко-о-онечно, коне-е-ечно, в теплые страны, не правда ли, странно? Ха-ха-ха! И только музыка, друзья, не исчезает никуда и остается зимовать, вот в чем «трагедия», нет, нет, вы не пугайтесь, ничто не замерзает и не умирает в песне, ведь целый мир в ней крепко держится за руки, почти как я держусь за микрофон, настолько замусоленный, что он… вернее, я хочу, чтоб кто-нибудь из вас, друзья, его бы свистнул у меня, но только не забудьте мне оставить кепку и футболку с четырьмя обнявшимися парнями и значок на ней, вы спрашиваете, как зовут парней? Вы спрашиваете, как зовут четверку «Битлз»? Нет, кроме шуток, это вас интересует? Ведь, честно говоря, такой вопрос сегодня никого не волнует, и даже бабушку, да, кстати, эту песню я посвящаю бабушке Николь Дэвис, моей любимой, конечно, я имею в виду Николь Дэвис, а не ее бабушку, погромче звук, погромче, старина, сурдина не для вас, ведь музыка должна на полную катушку врубаться и крутиться так, чтобы сбивать в полете птицу, растапливать снега и ледники и зиму превращать, конечно, в лето, друзья, говорит Раду Валеда, музыка — это трамвай, теплоход, самолет, да, да-а, да, музыка — это чудесный воздушный шар, которому не страшен ни ураган, ни пожар, ни столкновенье, потому что музыка, эй, слушайте, музыка — это самый надежный из видов транспорта, неуязвимый для катастроф и крушений, эй, слышите? — вы не должны сидеть в углу без движений, как, неужели вы все еще сидите? Тогда включаем Му-у-у-узыку-у-у-у! Так, музыку, ребята, а слабонервных, как говорится, просим удалиться, те, кто остался, давайте в приемниках усилим звук, поскольку ваш друг, ведущий по имени Раду Валеда, который в свои тридцать лет имеет всего два костюма — для музыки и для театра, — сейчас перед вами взорвет музыкальную бомбу с нейтронным эффектом, но после этого взрыва вы все останетесь живы, а сахарный город рассыплется и растворится в ночи, лишь только в эфире у нас зазвучит: «В горький час, когда душа в печали, дева Мария шлет мне знак мудрой фразой ПУСТЬ ВСЕ БУДЕТ ТАК…», эй, вы, бросьте это, бросьте, слышишь, друг, не прижимай так судорожно свою подружку, расслабься и танцуй себе, не думая о завтрашнем уроке математики, танцуй себе, пляши, как говорится, от души, вертись вокруг нее, как хочешь, и выкинь все из головы, во всяком случае, прогулам можно объясненья подыскать, а року, а року —