— Искусство… — многозначительно ответил художник.
— Я тоже хочу посмотреть, — сказала девочка. — Покажи мне, дяденька.
Художник протянул девочке коробок. Она открыла его. Какашка увидела склонившееся над ней лицо девочки — все в веснушках — и лучезарно улыбнулась ей, так рада она была ее видеть. Но девочка быстро отшвырнула коробок. Какашка больно ударилась о землю.
— Это не искусство, — сказала девочка, вытирая ручку о платьице.
— А что это? — мрачно спросил художник.
— Это — какашка, дяденька, — звонко проговорила девочка, повернулась и пошла прочь.
Дойдя до калитки, она оглянулась и сказала художнику:
— Ты — кто-то-плохой.
— А художник и не обязан быть хорошим! — закричал художник.
— Моя собака тебя съест, — крикнула в ответ девочка и позвала: — Ласка! Ласка!
Из-под забора высунулась большая белая морда и оскалилась желтыми клыками. Художник схватил с земли коробок, сунул его карман и побежал прочь, на прощание пнув березу. Он споткнулся о палку, брошенную в траве, растянулся, его штаны треснули на заду, но он быстро поднялся и, прихватив палку, бросился наутек.
Когда лай Ласки перестал быть слышен, он остановился передохнуть. Какашка тряслась от страха в его кармане.
Отдышавшись, художник пошел, куда глаза глядят, сбивая палкой головки крапивы.
— Буржуи, не признающие собственных какашек! — обиженно бубнил он, постепенно распаляясь все больше. — Дождетесь вы, когда мы придем и вынесем вас на свалку с вашими зонтиками и собачками!
Говоря это, художник все яростней охаживал палкой крапиву.
— Вы хотите запереть искусство в коробочку, чтобы оно сидело там и не развивалось! А вот вам! — художник изловчился и, не выпуская из рук палку, показал крапиве сразу две фиги.
— Ай! — подпрыгнул он, когда головка крапивы качнулась и ужалила его прямо в дырку на штанах.
Художник обиженно почесал зад. Вынул из кармана коробок, вывалил какашку себе на ладонь, забросил коробок далеко в крапиву и торжественно проговорил:
— Только мы вам не позволим!
Он пошел дальше, теперь уже повторяя про себя одно только слово — «Идея. Идея…».
Они пересекли одно поле, второе, третье. Какашка сидела в кармане, ни жива, ни мертва. Но вот они, наконец, дошли до трассы, по которой неслись машины. Художник перебежал дорогу в неположенном месте и остановился. Какашка высунулась наружу и увидела большущее желтое здание, на котором красными буквами было написано "Карусель".
— Мы будем кататься! — обрадовалась какашка.
— Мы других прокатим, — ответил художник и загоготал.
Какашка до сих пор не научилась понимать его шуток. Впрочем, она заметила, что смеется он только над своими собственными.
Вдруг какашка увидела нечто — стеклянные двери, которые сами по себе, без какой-нибудь посторонней помощи, разъезжались в стороны.
— Где это мы? — прошептала какашка про себя.
Тут художник наклонился к ней и зашептал:
— Надо добыть сыворотку. Ты ее выпьешь и превратишься в ягоду.
— Ах… — выдохнула какашка.
— Но ее охраняют, — тут же расстроил ее художник.
Он, как ни в чем ни бывало, пошел к двери, и та любезно раздвинулась перед ним. Художник вошел внутрь, и они с какашкой оказались в огромном прохладном помещении, с пола до потолка уставленного полками. На этих полках было столько всякой еды, что изумленная какашка вертела головой в стороны, пока та чуть не оторвалась.
Что это за место? — спрашивала она себя. Увидев людей в синей форме и с черными палочками, она поняла, что они — волшебники. Сейчас она выпьет сыворотку, они взмахнут над ней черными палочками, и она станет ягодой. Какашка на прощание похлопала себя по липким коричневым бокам. Уже совсем недолго ей оставалось быть какашкой.
Перед ее глазами пронеслось несколько картинок, как будто в голове кто-то включил телевизор. Вот она какашка, источающая малиновый аромат, лежит, свернувшись улиткой, на полу деревянного туалета. Вот на дне ямки ее обнимает клубничный какаш. Вот она наряжается в фантик, надеясь, что какаш вернется. Какашке взгрустнулось, но она тут же напомнила себе, что ягодой быть во сто раз лучше.
— Раз, два, три… — в это время художник, загибая пальцы, считал людей в форме.
Они тоже внимательно смотрели на художника, особенно на его штаны, подвязанные веревкой.
Художник ринулся к полкам. Волшебники последовали за ним. Художник шел, как ни в чем ни бывало, и даже насвистывал какую-то мелодию. Теперь какашка могла вблизи рассмотреть продукты на полках. От такого количества у нее разбегались глаза.
— Это сколько же какашек можно накакать, съев все это, — восхищенно проговорила она.
— Цыц! — цыкнул на нее художник, и она поняла, что он чем-то встревожен.
Когда они прошли полки с фруктами и овощами, и дошли до полки с ягодами — малиной, клубникой, голубикой, смородиной и ежевикой, лежащими в пластиковых коробочках — какашка впала в недоумение.
— Художник, — тихо позвала она.
— Чего тебе? — отозвался он.
— А зачем делать из меня ягоду, если вокруг вон сколько ягод? — спросила какашка упавшим голосом.
Услышав вопрос какашки, художник даже подскочил на месте. Он схватил с полки упаковку ежевики, спрятал ее в карман и ответил:
— Потому что из нее невозможно сделать ягоду.
— Но она уже ягода, — возразила какашка.
— Ягодой ей быть недолго, — художник грустно покачал головой. — Вечером она станет какашкой. Уж я постараюсь, — добавил он и захихикал.
— А я? — спросила какашка.
— А ты станешь ягодой, — успокоил ее художник. — Нет ничего сложного в том, чтобы из ягоды сделать какашку. Но попробуй только сделать ягоду из какашки.
Дойдя до полок с пластиковыми бутылками, художник остановился. Здесь было холоднее всего. Увидев бутылки с кефиром, какашка снова расстроилась — вот значит, сколько у нее соперниц.
Какашке хотелось увидеть большую карусель, на которой художник обещал прокатить других. Карусели нигде не было видно, и какашка начала гадать — что же это за место такое «Карусель», где есть все, кроме самой карусели. Она представила как все находящиеся здесь продукты превращаются в какашки — кефирные, майонезные, помидорные — и текут широкой рекой. И тут какашка сама, своим какашечным умом, догадалась, что в «Карусели» живет бог всех какашек. Она даже начала ему молиться, сложив ладони. Она горячо просила вернуть ей какаша, но потом спохватилась и начала просить поскорее превратить ее в ягоду. Она была совсем неглупой какашкой, и понимала, что, стань она ягодой, какаш сразу к ней вернется.
— Нашел! — негромко воскликнул художник.
Но стоило ему протянуть руку к полке, на которой в ряд стояли маленькие бутылочки с веселыми розовыми этикетками, как волшебник за его спиной кашлянул. Художник вздрогнул и обернулся. Волшебник потряс палочкой.
— Что же делать? — пробормотал художник и почесал дырку на заду.
Волшебник запрокинув голову, разглядывал потолок, и какашка решила, он видит там бога. Она быстренько представила бога — в виде большой и доброй какашки — и тоже запрокинула голову, но на потолке никого не было. Какашка быстро сообразила, что бог невидимый, поэтому видеть его могут только волшебники.
— Бог, преврати меня в ягоду. Преврати меня в ягоду, — закатив глаза, горячо шептала какашка.
Тут художник засвистел, взял с полки бутылочку, на которой было написано «Йогурт малиновый» и повернул назад. Важно прошел мимо волшебника, не удостоив того взглядом. Подойдя к странным пикающим штукам, возле которых сидели женщины в голубой форме, художник остановился, открыл бутылочку, глотнул из нее и прополоскал горло.
— То, что надо, — сказал он.
Он сунул бутылочку в карман и приказал какашке:
— Пей!
Ей в нос ударил знакомый малиновый запах, и она послушно глотнула.
— Быстрее… — зашипел на нее художник, и какашка в миг выдула всю бутылочку.
По всему ее телу разлилось малиновое тепло. Какашка даже отяжелела и с трудом могла пошевелиться. У нее в животе заклокотало, забулькало. Она поджала ноги и подумала, что, наверное, так и должно быть, и сейчас она превращается в ягоду.
— Мужчина! — позвала одна из женщин. — Что встал? Будем расплачиваться?
— Ты должна их отвлечь, — приказал художник какашке.
— Как? Я? — забулькала в ответ та, но художник уже схватил ее и опустил на движущуюся ленту. Не в силах пошевелиться, какашка растеклась по ленте, раскинула ручки и ножки, и счастливо заулыбалась. Нужно только проехать по ленте, думала она, и тогда окончательно стать ягодой.
Но стоило какашке доехать до женщины в форме, как та заорала страшным голосом. Какашка сильно испугалась. Даже свинья на куче мусора так не кричала.
— А-а-а-а! — вопила она.
На ее крик сбежались волшебники.
— Что это такое, я вас спрашиваю! — продолжала кричать женщина, размахивая кулаком.
— Продукт, — вежливо ответил художник и усмехнулся.
Волшебники окружили художника и страшно на него кричали. Какашка, не будь она глупой, быстро сообразила, что это они произносят заклятие, после которого она уже никогда не расколдуется обратно.
— Дамы и господа, разрешите представиться — великий русский художник, — художник покрутил бедрами и помахал в воздухе рукой. — Современное искусство, — продолжил он, — ныне развивается ускоренными темпами. Совсем скоро придет время, как едва взяв продукт с полки, люди начнут превращать его в какашки, не отходя от кассы… То есть не успев донести до дома, то есть не успев вынести из магазина…
— В чем тут искусство? — спросил один волшебник, видимо, самый непонятливый, и почесал палочкой макушку.
Художник тоже почесал свои соломенные волосы и ответил:
— В скорости.
— А смысл? — тогда спросил глупый волшебник и снова почесал макушку.
— Но, но, но! — выпятил грудь художник. — Я тебе сейчас покажу смысл! — рявкнул он. — Ты почеши мне еще голову, почеши! Во! — художник протянул к носу волшебника кулак, испачканный какашкой. — Чуешь, чем пахнет? — с угрозой спросил он волшебника.