ы есть такое даже с джемом. Фердинанд на кухне один.
– Доброе, – говорит он.
– Где она? – спрашивает Саймон.
– Где-то поблизости, – говорит Фердинанд, наворачивая кашу.
– Ты видел ее?
Фердинанд кивает. И делает он это как-то странно.
– Ты рано встал сегодня, да? – спрашивает Саймон.
– Не так чтобы…
– Давно ты тут?
– М-м… – Фердинанд подчищает чайной ложечкой остатки каши и говорит: – С полчаса.
– Кофе есть?
– Она сварила. Посмотри там, на столике.
Саймон подходит к столику и наливает себе кофе. Повернувшись, он вдруг видит что-то на полу. Что-то знакомое, но он никак не может понять, что же это. И только когда он садится за стол, его осеняет – ведь это ее желтый халатик. Ее халатик на кухонном полу.
– Как спалось? – спрашивает Фердинанд.
– Нормально.
– Ты все еще хочешь уехать сегодня? – спрашивает Фердинанд.
– Да, – говорит Саймон.
Ее халатик на кухонном полу.
И вот они снова в поезде, едут в Вену. Едва они выезжают из Праги, Фердинанд засыпает, откинувшись на спинку сиденья, покачиваясь и похрапывая, когда поезд громыхает на переездах, а за окном безмятежно проплывают окраины города. Саймон стоит в коридоре у окна и провожает взглядом последние строения.
Странное чувство потери овладевает им, чувство потери неизвестно чего. Он заходит в купе и садится на свое место.
Он смотрит на друга, спящего напротив, и впервые испытывает к нему что-то вроде зависти. К тому, что он мог бы… С ней… Если Фердинанд захотел… И увидел ее…
Ее халатик на кухонном полу.
Он пробует читать «Послов», и его клонит в сон.
Он откладывает книгу.
Смотрит в окно – и городские окраины исчезают из вида.
Часть 2
Глава 1
Офис, выставочный зал и склад занимают соседние помещения в промышленном комплексе на окраине Лилля, откуда слышно шоссе Е 42. Этой весной Бернар проводит здесь день за днем, работая на дядю Кловиса, который занимается продажей окон. Более унылого места, чем этот офис, представить невозможно – ламинированный пол, запах освежителя воздуха, слегка засаленная мебель.
Среда, пять пятнадцать вечера.
За большими окнами безучастный свет весны и звуки промышленного комплекса. Бернар ждет, когда дядя придет закрываться. Он уже в пиджаке и сидит, разглядывая вещи на подоконнике: рядом с депрессивного вида растением стоит под склонившимся цветком фигурка ангелочка с меланхоличной улыбкой на личике в форме сердечка.
Появляется Кловис и проверяет, все ли шкафы заперты.
– Выше нос, – говорит он, тщетно подбадривая племянника.
И Бернар идет за ним по пустым, пахнущим хлоркой лестницам.
Выйдя на улицу, они садятся в «БМВ», припаркованный, как всегда, у самого входа.
Кловис ни за что не взял бы Бернара, не будь он сыном его сестры. Он считает его туповатым и медлительным – весь в отца, машиниста поезда. Нетребовательным. Склонным глазеть часами на всякую ерунду, вроде капель дождя, текущих по стеклу. Как типично для такого, думает Кловис, вылететь из университета. У Кловиса отношение к университету двойственное. С одной стороны, ему кажется, что это просто такой способ отлынивать несколько лет от работы для папенькиных сынков. Но с другой, там их должны чему-то учить. Ведь кто-то же становится хирургом или адвокатом. Так что, вылететь из университета после двух лет, как Бернар, оставшись ни с чем, представляется Кловису наихудшим вариантом. Непростительной растратой времени.
Они покидают промышленный комплекс и въезжают на шоссе Е 42.
Этот сопляк курит травку и даже не скрывает этого. Курит в своей комнате, в доме родителей, в типовом кирпичном доме тихого рабочего квартала. И не думает о том, чтобы съехать от них. Еду ему готовят, ему стирают. А ему уже сколько? Двадцать один? Двадцать два? И это мужчина?..
Как-то раз Кловис попробовал поговорить с ним с одобрения сестры. (Отец мальчика, очевидно, не собирался этого делать.) Он усадил его в баре, взял пиво и сказал коротко и ясно:
– Тебе пора повзрослеть.
И этот мальчишка взглянул на него своими туманными голубыми глазами из-под блондинистых лохм и спросил коротко и ясно:
– Вы о чем?
И Кловис ответил ему коротко и ясно:
– Ты неудачник, приятель.
И мальчишка – если можно называть мальчишкой детину, чей подбородок порос рыжеватой щетиной – продолжал пить пиво и не произнес больше ни слова.
С этим Кловис его и оставил.
Но затем, после этого разговора, когда он попытался дать понять Матильде, что думает о ее сыне, она сказала ему:
– Что ж, Кловис, если ты так хочешь помочь ему, может, возьмешь к себе на работу?
Так и получилось, что он взял его к себе на фирму. Сначала на склад, но потом, когда Бернар отправил окна не тому заказчику, перевел в офис, где у него было меньше возможностей напортачить. Подходить к телефону ему было строго запрещено. И так же строго-настрого запрещено было участвовать в любых денежных операциях. Так что вариантов для него оставалось, прямо сказать, немного. Он принимал почту. И за эту смехотворную работу, выполняемую кое-как, он получал двести пятьдесят евро в неделю.
Кловис вздыхает в голос, пока они стоят на светофоре по дороге в город. Пальцы его постукивают по рулю.
На авеню де Дюнкерк они заезжают заправиться на бензоколонку «Шелл», которая нравится Кловису.
Бернар тем временем глазеет в окно с пассажирского места.
Кловис платит за бензин, V-Power Nitro+[16], покупает какую-то жидкость для протирания широких ветровых стекол в летнее время, решив, что она ему пригодится, и снова занимает место за рулем «БМВ».
Он пристегивается, когда его племянник произносит первые слова за время поездки:
– Ничего, если я возьму отпуск?
Бесцеремонная прямота вопроса при полном отсутствии какой-либо преамбулы шокирует Кловиса.
– Отпуск? – переспрашивает он почти саркастически.
– Да.
– Но ты ведь только начал.
На это Бернар ничего не отвечает, и Кловис какое-то время тоже молчит, выезжая с заправки. Затем он повторяет:
– Ты ведь только начал.
– Но мне полагается отпуск, разве нет? – настаивает Бернар.
Кловис смеется.
– Меня тревожит твое отношение, – говорит он.
Это замечание Бернар также оставляет без ответа.
Кловис сжимает руль, борясь с накатившей волной возмущения.
Ирония ситуации заключается в том, что он был бы более чем счастлив отпустить племянника куда подальше на неделю или две. А то и – как знать – навсегда?
– Ты уже куда-то собираешься? – спрашивает он.
– На Кипр.
– А, Кипр, – говорит Кловис. – И долго думаешь пробыть на Кипре?
– Неделю.
– Понятно.
Они проезжают в молчании около километра, потом Кловис говорит:
– Я подумаю об этом, ладно?
Бернар ничего не отвечает.
Кловис чуть наклоняется к нему и говорит:
– Ладно?
Бернар, кажется, впервые демонстрирует некоторое смущение.
– Ну, я уже оплатил, понимаете? Путешествие. Такие дела.
Новая волна возмущения, еще сильнее прежней, окатывает Кловиса.
– Что ж, это было довольно глупо.
– В общем, мне нужно ехать, – объясняет Бернар.
– И когда этот твой отпуск?
– Через неделю.
– Через неделю? – произносит Кловис с театральным возмущением.
– Ага.
– Но ты должен был сообщить об этом как минимум за месяц.
– Правда? Вы этого мне не говорили.
– Это написано в твоем трудовом договоре.
– Ну… Я не знал.
– Ты должен читать документы, – говорит Кловис, – прежде чем подписывать.
– Я не думал, что вы этим воспользуетесь…
– Это я, значит, пользуюсь?
– Слушайте, – говорит Бернар, – я уже оплатил поездку.
Кловис молчит.
– Вы же не собираетесь всерьез меня останавливать? – спрашивает Бернар.
– Меня тревожит твое отношение, Бернар.
Они приехали на улицу родителей Бернара, безликую улицу, застроенную рядом узких кирпичных домов.
«БМВ» останавливается у одного из них, и сначала выходит Бернар, а затем неспешно появляется Кловис.
Против обыкновения он тоже заходит в дом.
Они застают обоих родители Бернара. Его отец, в рабочем жилете, пьет пиво. Он только недавно пришел. Коренастый, светловолосый, усатый – прямо вылитый Астерикс. Он сидит за столом посреди комнаты с одним окном, куда входят непосредственно с улицы, и в тусклом свете читает газету. Мама Бернара в том же помещении у дальней стены, где располагается кухня, моет посуду.
Увидев Бернара, никто не отрывается от своего занятия.
– Салют, – говорит он.
Они что-то бормочут в ответ. Отец отхлебывает пиво из коричневой бутылки.
– Андре, – приветствует его Кловис.
Андре поднимает глаза от газеты. Матильда тоже смотрит на него через пространство кухни, залитое неоновым светом, и улыбается. Она рада видеть брата.
Андре не улыбается.
Если счастье в том, чтобы иметь на один евро больше, чем твой зять, то Кловис счастливее, чем Андре, в миллион раз.
А Андре – в жопе.
Кловис входит в комнату.
– Чем обязаны такой чести? – спрашивает Андре.
Матильда интересуется, не хочет ли он чего-нибудь.
– Нет, спасибо, – отказывается Кловис.
Она подходит к нему, щурясь после яркого света кухни, и целует.
– Я оказался в затруднительном положении, – говорит Кловис.
Сестра предлагает ему сесть, но он опять отказывается.
– Я хотел помочь, – говорит он, – я пытался помочь. Но Бернар дал ясно понять, что не нуждается в той помощи, которую я в состоянии оказать ему.
Услышав свое имя, Бернар, который изучал содержимое холодильника, переводит взгляд на дядю.
– Боюсь, это так, – говорит печально Кловис.
– В чем дело? – спрашивает Андре.
Кловис, глядя на него, отвечает:
– Я увольняю вашего сына. – Чуть повернув голову в сторону кухни, он добавляет: – Да, Бернар, все верно – теперь ты можешь отправляться на все четыре стороны.