Кагаров, 1928, с. 252] на две большие категории: профилактические акты, имеющие целью оградить человека от злых сил, и действия, связанные с продуцирующей магией, которые должны обеспечить какие-либо положительные ценности или блага (плодородие, богатство, любовь, милость божества) [Кагаров, 1928, с. 247, 249].
Среди «профилактических» обрядов Е.Г. Кагаров выделял апотропсические (обряды более или менее агрессивного характера, направленные против духов, демонов и стремящиеся удалить последних); диссимуляционные (обряды, вводящие демонов в заблуждение, скрывающие от злых сил истинный смысл происходящего); криптические (обряды, не имеющие активного характера; их цель — оградить людей от чар и нечистой силы); витативные (обряды избегания, уклонения от злых духов).
Среди обрядов, связанных с продуцирующей магией, Е.Г. Кагаров выделил следующие: карпогонические (приемы первобытной магии, имеющие целью поднятие производительных сил природы и человека, обеспечение урожая, плодовитости скота, чадородия новобрачной); копулятивные (обряды, символизирующие соединительные акты); дизъюнктивные (обряды разъединения); катартические (искупительные, очистительные обряды); гиластические (обряды умилостивления богов в календарных действах); дефикционные (обряды насылания порчи); мантические (совокупность приемов и обрядов «проникновения» в будущее, например, гадания); сакраментальные (таинства, формы «общения» с духами и божествами) [Кагаров, 1928, с. 248–252]. Классификация Е.Г. Кагарова оказала большое влияние на изучение народной обрядности.
Принципиально другой классификационный подход был предложен С.А. Токаревым в 1973 г. [Токарев, 1973, с. 15–29]. На богатейшем материале народных обычаев и обрядов календарного цикла в странах зарубежной Европы он дал структурно-исторический анализ обрядности европейских народов, сохранившейся к концу XIX — середине XX в. С.А. Токарев выделил следующие пласты: гадания о погоде и об урожае, примитивные магические действия, магия плодородия, появление образов духов и богов — покровителей плодородия, развлечения, игры и танцы, влияние мировых религий и их обрядности, связь с историческими событиями, имитация древних ритуально-магических традиций, рождение новых «мифологических» образов, сращивание с календарными обычаями и датами гражданских, национальных и революционных праздников.
Осуществленный С.А. Токаревым структурно-исторический анализ имеет огромное значение для дальнейших исследований, так как дает ключ к более четкому осознанию разновременности отдельных компонентов календарной обрядности, к пониманию ее сложнейшей структуры. Это особенно важно, когда мы обращаемся к изучению календарных обычаев и обрядов, а также народных праздников, бытовавших в конце XIX — начале XX в. и сохраняющихся в трансформированном виде в наши дни.
Функционально-временной принцип классификации календарных обрядов, основанный на выявлении функций и специфики обрядов каждого времени года, был предложен В.К. Соколовой [Соколова, 1979]. На материале календарной обрядности русских, украинцев и белорусов (XIX — начало XX в.) она убедительно показала, что обряды каждого времени года имели свою функциональную направленность. Так, обряды новогоднего праздничного цикла имели в основном подготовительный характер, основная их функция — обеспечить благополучие хозяйства и семьи на весь год; весенняя обрядность имела целью подготовку к предстоящим работам и их началу; функция летних обрядов — сохранение урожая и подготовка к его уборке; основное назначение обрядов осенней поры — урожай будущего года [Соколова, 1979, с. 262, 263]. В.К. Соколова обращает внимание на то, что каждый сезон отличался одним своим, ему присущим набором общих обрядов, например, очистительной, предохранительной или продуцирующей магией.
Вопросы функциональной направленности календарных обычаев и обрядов народов Восточной Азии (китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев) рассмотрены нами на примере новогоднего праздника [Календарные обычаи, 1985, с. 232–239]. Однако в этом направлении сделаны только первые шаги.
В культурной традиции китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев категории «обряд» и «обычай» также занимают важное место. У ряда народов, например, у китайцев, корейцев и японцев, на формирование понятия «обряд» значительное влияние оказали идеология и этика конфуцианства. Так, в китайском языке для обозначения этого термина наиболее часто используются слова: иши (церемония, ритуал, обряд), ли (этикет, церемония, обряд); в корейском языке — ысик (обряд, церемония), рэ (этикет, приличие, обряд); в японском — гисики (обряд, церемония), рэй (церемония, ритуал). В данном случае мы имеем дело с различными произношениями одних и тех же древнекитайских понятий, восходящих к конфуцианскому морально-этическому учению.
Для передачи понятия «обычай» в китайском языке в настоящее время наиболее широко используется термин фэнсу (нравы и обычаи, обычаи). Анализ китайских философских и исторических сочинений эпохи древности и раннего средневековья свидетельствует о том, что китайские ученые рано обратили внимание как на различие нравов и обычаев отдельных древнекитайских царств, так и на особенности быта соседних народов [Крюков, Переломов, Софронов, Чебоксаров, 1983, с. 330–332, 337–344; Крюков, Малявин, Софронов, 1979, с. 250–255]. Как показано М.В. Крюковым, наиболее полно и всесторонне раскрыли содержание этого понятия историографы Бань Гу (I в. н. э.) и Фань Е (V в.). Так, Бань Гу различал термины фэн (нравы) и су (обычаи), первый, по его мнению, определялся природными условиями обитания и проявлялся в чертах характера и темпераменте; второй формировался общественными взаимоотношениями [Крюков, Переломов, Софронов, Чебоксаров, 1983, с. 341]. В III–V вв. в сочинениях историографов Чэнь Шоу (III в. н. э.) и упомянутого выше Фань Е палитра характеристики соседних народов значительно расширяется. В работе Фань Е наряду с понятиями «нравы» и «обычаи», используется термин миньсу (обычаи народа). При характеристике своих восточных соседей, в частности древних корейцев и японцев, Чэнь Шоу и Фань Е отмечают среди их своеобразных обычаев (су) отдельные черты семейного быта и, что для нас особенно важно, календарной обрядности. В период средневековья в китайских сочинениях утверждается термин фэнсу, который стал пониматься как «обычай». Со временем этот термин стал также использоваться в корейской и японской историографической, а затем и в этнографической литературе. В современном корейском языке он произносится пхунсок, в японском — фудзоку.
Кроме того, в корейском языке для передачи понятия «обычай» используется исконно корейское слово порыт (привычка, правило поведения), а также китаизированные термины квансып, сыпкван (привычка, обычаи, обыкновение), кванрэ (обычай, обыкновение), пхунсып (обычай, привычка). В японском языке употребляются термины фусю (обычай, привычка), сюкан (обычай, привычка), сюдзоку (нравы и обычаи). В монгольском языке для передачи понятия «обычай» используется термин зан уйя.
В культуре изучаемых народов с давних времен существовал глубокий интерес к календарной обрядности. В Китае, например, сочинения, специально посвященные этой проблематике, датируются серединой I тысячелетия. Так, В.В. Малявин обращает внимание на труд Цзун Линя (VI в.) «Цзинчу суйши цзи» («Записи о календарных празднествах в области Цзин-Чу») [Крюков, Малявин, Софронов, 1979, с. 209–216]. Очевидно, это одно из ранних сочинений о календарных обычаях и обрядах китайцев раннего средневековья. Фактическое содержание работы Цзун Линя (последовательное, по временам года изложение важнейших обрядов и праздников) позволяет трактовать вынесенный в заголовок термин суйши цзи (записи о временах года) как «записи о календарных празднествах» или «записи о календарных обычаях и обрядах». Считается, что с VI в. жанр суйши цзи становится традиционным для китайских географо-исторических сочинений.
Однако современные научные термины, обозначающие понятия, которые мы можем (хотя и с известной долей относительности) сопоставить с термином «календарные обычаи и обряды», а также, возможно, и с понятием «календарные праздники» в этнографической литературе китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев, сформировались в XIX в.
Эти термины подчеркивали в первую очередь специфику обычаев и обрядов, связанных с хозяйственной деятельностью упомянутых народов (с земледелием и скотоводством), а также с годовым циклом, годичным потоком времени.
В китайской этнографической литературе наиболее употребительными стали термины: шилин (времена года, сезон), шицзе (сезон, период). В корейской литературе утвердились термины: сеси (времена года), сесиги (календарь важнейших событий за год). Как обозначение календарных обычаев и обрядов термин сесиги вошел в название сочинения Хон Сокмо «Тонгук сесиги» («Календарные обычаи и обряды государства Тонгук (Кореи)»), созданного в первой половине XIX в.
В корейской этнографической литературе используются также термины: сеса (сельскохозяйственные работы, важнейшие события за год, сезоны), вольрён (календарь сельскохозяйственных работ по месяцам), а также нёнчун хэнса (мероприятия, совершаемые в течение года, годовой календарь). В современной японской этнографии для передачи понятия «календарные обычаи и обряды» употребляется термин нэндзю гёдзи (мероприятия, совершаемые в течение года, годовой календарь). Считается, что утверждению этого термина способствовали сочинения ученых Катиока Сакутаро (конец XIX в.) и Янагида Кунио [Нихон фудзоку си дзитэн, 1979, с. 488]. В монгольской литературе для передачи понятия «календарные обычаи и обряды» используется термин зан уйлийн уламжлал