. Интересно, что в гуандунском уезде Янцзян часть жителей в 7-й день ограничивалась поклонением божествам, другие же ели дикорастущие корнеплоды, а жертв богам не приносили[242]. В Хубэе в этот день ели шпинат, в южной части провинции Фуцзянь — овощи, смешанные с отборным рисом. Эту обрядовую еду фуцзяньцы называли «семью драгоценностями»[243].
Нечистая сила, угрожавшая людям в день человека, для населения Центрального Китая персонифицировалась в образе птицы-демона по прозвищу Гуйчэняо, ассоциировавшейся со скопой. Крик Гуйчэняо в эту ночь был предвестием беды. Чтобы уберечься от демонической птицы, в домах крепко запирали двери, гасили огни и колотили палкой по постели. Считалось, что ее особенно привлекали человеческие ногти, поэтому днем их стригли и зарывали во дворе. Особые меры предосторожности принимали в отношении детей, ибо бытовало поверье, что от прикосновений Гуйчэняо на их теле появлялись язвы и нарывы[244].
В 8-й день — день звезды — в большинстве районов Китая (в некоторых местностях 18-го числа) совершали поклонение звездам, ибо звезды и созвездия виделись китайцам обителями духов и героев, способных, несмотря на их удаленность от Земли, постоянно влиять на судьбы людей. Ясное небо в ночь 8-го числа считалось предзнаменованием хорошего урожая, однако в широком смысле культ звезд, имевший очень древние корни, связывался с пожеланиями благоденствия и долголетия. В честь звездных божеств, которые, согласно распространенному поверью, в эту ночь сходили на землю, во дворе устанавливали лицом к северу стол с бумажными изображениями звездных богов и циклических знаков календаря. В жертву подносили две-три сладкие рисовые лепешки, однако главным атрибутом ритуала были особые лампадки — наполненные ароматным маслом крохотные бумажные плошки с красным или желтым фитилем. В богатых пекинских домах в тот момент, когда глава семейства принимался отбивать поклоны звездам, на жертвенном столе и вокруг него зажигали сразу 108 плошек. Значение этой цифры не совсем ясно. С одной стороны, она заставляет вспомнить о «108 страстях и заблуждениях» или «108 ударах в колокол» в буддийской традиции[245]. С другой стороны, она равняется сумме 12 месяцев, 24 полумесячных периодов (ци) и 72 пятидневок (хоу) в китайском лунном году. Воздав почести всем звездным богам, старший мужчина кланялся своей «счастливой» звезде, покровительствовавшей ему при рождении. Остальные мужчины также поочередно поклонялись «счастливым» звездам, зажигая по три импровизированных лампадки и нередко гадая о своей удаче по силе пламени[246]. Иногда молившиеся зажигали столько плошек, сколько исполнилось им лет, или на одну больше[247]. Женщинам не разрешалось ни поклоняться звездам, ни присутствовать при исполнении обряда.
В провинции Цзянси сохранялся обычай в 8-й день 1-го месяца варить кашу из рисовой муки и восьми видов овощей, которую называли «кашей восьми драгоценностей»[248].
Два последних дня 1-й декады, посвящавшиеся фруктам и овощам (или бобам), тоже занимали определенное место в календаре новогодних обрядов. Так, 9-й день повсеместно праздновался как день рождения верховного небесного правителя — Яшмового императора (Юйхуана). В Восточном Китае 9-й день года считался днем Неба, а 10-й — днем Земли и сопровождался поклонениями божественному покровителю местности Тудишэню[249]. Жители провинции Хэнань считали 10-й день года днем камня (слова «десять» и «камень» в китайском языке омонимы). В этот день запрещалось трогать камни или заготовленные из камня предметы, например, каменную ступку. Этот день слыл также днем каменной бабы, и бытовало поверье, что женщинам, которые берутся в такой день за шитье, угрожает бесплодие[250]. Существовал обычай в 10-й день есть пампушки, что называлось «падением десятки» (или камней?) и символизировало «оседание» Богатства в доме[251]. В поверьях, связанных с днем камня, нетрудно разглядеть пережитки древнего культа камней. В провинции Гуандун 9-й и 10-й дни года считались соответственно днями воинов и разбойников (в народном сознании не так уж далеко отстоявших друг от друга)[252]. Во многих семьях гуандунцев хозяйки в 10-й день срезали ножом сажу с котла, приговаривая: «Отрезаю ноги разбойников»[253].
В старом Китае одним из важных народных и официальных праздников был день Прихода весны (Личунь), знаменовавший начало сельскохозяйственных работ. Праздник Личунь, издавна отмечавшийся по солнечному календарю, не имел фиксированной даты, но обычно приходился на первые дни лунного года, что делало его органической частью новогодних торжеств. Главным обрядом этого праздника было ритуальное раздирание «весеннего быка». В древности для этой цели использовали настоящих быков[254]. Впоследствии появились заменявшие их глиняные скульптуры и бумажные макеты животного. Впрочем, по некоторым сведениям, в Фуцзяни еще в XIX в. во время церемонии «встречи весны» закалывали живого буйвола[255]. Сама церемония, получившая также название «бить весну», проходила следующим образом.
За восточными воротами столицы, а также провинциальных и уездных городов сооружали специальный павильон, в котором устанавливали фигуры быка и его божественного провожатого — Маншэня, державшего в руках календарь и хлыст из ивы (ива в Китае — «счастливый» символ воды). В зависимости от даты проведения обряда Маншэня изображали стариком, зрелым мужчиной или мальчиком и надевали на него одежду разного цвета[256].
Рис. 13. Шествие с «весенним быком»[257].
В день Прихода весны несшая быка и Маншэня процессия местных служащих, почтенных людей округи, музыкантов и актеров с начальником чиновничьей управы во главе обходила город, обязательно останавливаясь у здания управы. Затем быка били длинными палками, дабы заставить его быть образцом трудолюбия; бичевание сопровождалось пожеланиями тучного урожая и хорошей карьеры для начальника управы. В конце церемонии фигурку быка разбивали или разрывали, а правитель одаривал ее участников деньгами. Чиновники переодевались в летнюю форму одежды, так же поступали и многие юноши из народа, даже если стояла прохладная погода. В Янчжоу еще в прошлом столетии бичеванию «весеннего быка» предшествовал своеобразный пародийный пир, на котором подавали бумажные имитации кушаний, а вместо вина — воду. Во время пира актеры развлекали его участников песенками и сценками эротического содержания. По окончании представления начальник управы нарочито возмущался бездельем и дурной нравственностью актеров. Актеры в оправдание ссылались на нежелание быка трудиться, после чего приступали к бичеванию его скульптуры[258].
Если фигура быка делалась из бумаги, макет обычно склеивали из бумаги традиционных пяти цветов — черного, белого, красного, зеленого и желтого, — соответствовавших пяти мировым стихиям: воде, металлу, огню, дереву и земле. Цвета подбирали в соответствии с указаниями гадателя (иногда листы бумаги выбирали слепые прорицатели), а люди, собравшиеся посмотреть на праздничную процессию, гадали по окраске быка о погоде в новом году. Например, желтая голова у быка обещала жаркое лето или сильные ветры, зеленая — неблагоприятную весну, красная — засуху, черная — обильные дожди. Облик Маншэня тоже давал пищу для гаданий, причем символам приписывалось значение, обратное общепринятому. Так, теплая одежда на Маншэне предвещала жару, отсутствие туфель — дожди, пояс счастливого красного цвета — несчастья и т. д.[259]. Имела значение и сама дата проведения обряда: чем раньше это происходило, тем раньше ожидали наступление весны. Разумеется, «весенний бык» — потомок священного жертвенного животного — наделялся чудодейственными свойствами. Считалось, например, что тот, кто погладит его голову или коснется его глаз, избавится в новом году от головной боли и глазных болезней[260]. Осколки разбитой глиняной скульптуры быка присутствующие забирали себе в качестве амулета. В Шэньси их прикрепляли к домашнему очагу, а в районах нижнего течения Янцзы бытовало поверье, что они, как символ плодородия, способствуют рождению мужского потомства[261].
Упомянем еще несколько обрядов, связанных с днем Прихода весны и закланием «весеннего быка». Часть их имела прямые параллели в обрядности Нового года, что лишний раз подтверждает глубинное единство обоих праздников. В частности, к первому дню весны двери домов украшали соответствующими благопожелательными надписями, например: «Приход весны — большая удача!» Как и на Новый год, в этот день полагалось пить «весеннее вино», а крестьяне обвязывали деревья в саду красными лентами, произнося заклинания против свирепого ветра, вредителей и болезней[262]. Многие жители старого Пекина ставили у себя во дворе бамбуковый шест с пухом цыплят наверху. Когда-то такой шест власти устанавливали во время церемонии «раздирания быка», в момент наступления астрономической весны, так что летавший по ветру цыплячий пух возвещал о приходе весеннего сезона