Подготовка к новогоднему празднику, в основном приходившаяся на 12-й лунный месяц, представляла собой целый комплекс обычаев, обрядов, традиций. Примечательно, что уже в XVII в. бытовал довольно устойчивый их набор, без соблюдения которых считалось немыслимым прийти к праздничному торжеству. Об этих обычаях и традициях часто упоминал в своих произведениях Ихара Сайкаку. Вот некоторые из них: уборка дома, украшение входа в дом сосновыми и бамбуковыми ветвями и веревкой, сплетенной из рисовой соломы (симэнава), приготовление рисовых хлебов, моти, устройство божницы для божества наступающего года, заготовка риса на целый год, пошив новых нарядных одежд, приготовление подарков для родных и друзей, уплата долгов, посещение предновогодних базаров.
Конечно, в зависимости от местности обычаи и обряды менялись или имели свои особенности. Многие из них, если не все, сохранили свое значение не только к концу XIX — началу XX в., но и в наши дни.
Особое место в предновогодней обрядности отводилось уборке жилища, которую можно без преувеличения назвать генеральной уборкой дома от копоти, сажи и пыли, накопившейся за несколько месяцев. Эта уборка имела специальное название: «очистка от сажи и копоти» (сусухараи, сусухаки). В конце XIX — начале XX в. уборку жилищ проводили 13-го числа 12-го месяца. Правда, как свидетельствуют японские ученые, в разные исторические эпохи эти сроки были различными. Так, в период Хэйан уборка жилища проводилась в последний день 12-го месяца, в период Камакура-Муромати день не был твердо установлен, просто выбирали «счастливый» день. В начале периода Эдо в Киото, в императорском дворце, уборку жилых помещений проводили после 12-го числа 12-го месяца, а в Одо, во дворце сёгуна, — 13-го числа[540]. О широком распространении этого обычая в XVII в. среди горожан говорят произведения Ихара Сайкаку. В новелле «Рисовые лепешки в Нагасаки» говорится: «Следуя старинным установлениям, тринадцатого числа последнего месяца года жители Нагасаки прибирают свои жилища, сметая сажу со стен»[541]. Бытовала традиция, согласно которой бамбуковую метелку по окончании уборки привязывали к коньковому брусу, и там она хранилась до следующего года.
Во время предновогодней уборки жилищ каждый уголок в доме тщательно вымывался и очищался, вся мебель выносилась, татами снимались и выколачивались, а иногда заменялись новыми. Потолок, стены, балка обмахивались уже упомянутыми метелками (длинные палки с привязанными свежими ветвями бамбука) или бумажными хлопушками. Отовсюду сметали сажу и копоть, добирались до чердаков. Одеяла и одежды выносились на солнце и проветривались. Нередко здание дома и садик заново ремонтировались[542]. Необычную картину представляли в этот день улицы Эдо. Горожане, вымыв и вычистив свои дома, выносили всю мебель и утварь на улицу. По свидетельству Э. Гюмбера, тротуары были завалены циновками, ширмами, столиками, бронзовой и фарфоровой посудой, которую хозяева после чистки снова вносили в дом. В богатых семьях наиболее черную работу выполняли слуги, «заканчивавшие ее с шумными и уморительными проявлениями радости: они то приплясывали на табуретках, то скатывались кубарем с лестницы, то подбрасывали на руках своих товарищей, если замечали, что те худо исполняют свое дело»[543].
Еще в конце XIX в. в домах и замках знатных феодалов (даймё), где имелся большой штат мужской и женской прислуги и где женщины располагались в отдельной части дома, бытовала игра-забава: изловить в последний день уборки кого-нибудь из мужчин, случайно оказавшегося на женской половине, взвалить свою «жертву» на плечи и, с весельем обнеся по всему дому, в конце концов, водворить на мужскую половину. Нередко при этом распевалась песенка:
Веселую картину предновогодней уборки дома изобразил на своих гравюрах под общим названием «Сусухараи» Утамаро[545]. Здесь и сцены, где служанки выбивают татами, изгоняют мышей, бамбуковыми метелками обмахивают пыль с потолков, протирают лаковые ширмы и экраны. А в это время в уже прибранных комнатах молодые женщины потешаются над мужчинами, случайно и не вовремя оказавшимися в их покоях. Веселое оживление царит на этих гравюрах…
В деревнях префектуры Иватэ еще недавно существовал обычай мусор, собранный во время уборки дома, обязательно сжигать неподалеку от жилища[546].
Несомненно, что предновогодняя уборка жилищ помимо чисто гигиенических и эстетических целей имела и магический смысл. Об этом свидетельствует и тот факт, что уборку старались проводить все вместе, весело. Чистое жилище должно было принести благополучие и процветание его обитателям. Не случайно в средние века, в период Камакура-Муромати, для уборки выбирали обязательно «счастливый», «благоприятный» день. Магическое значение имели свежие ветви и листья бамбука, из которых делали метелки для смахивания пыли и копоти. В данном случае ветки и листья бамбука считались символами благоденствия и счастья[547]. Примечательно упоминание Ихара Сайкаку о том, что в Нагасаки после уборки метелку из бамбука прятали на коньковую балку и хранили там целый год. Можно предположить, что первоначально сакральный характер заклинания имели и слова шутливой песенки.
В конце XIX — начале XX в. 13-е число 12-го месяца стало играть важную роль в предновогодней подготовке: не только производилась генеральная уборка во дворцах и домах, но и начиналась подготовка к встрече Божества Нового года (Сёгацу-но ками). В сельской местности во многих префектурах в этот день проводили обряд «встречи сосны» (мацумукаэ). Были районы, где в этот день производилась смена чиновников[548].
Одной из самых ярких деталей убранства японского жилища перед Новым годом являлась и является «сосна у входа» (кадомацу). Кадомацу — это приветствие Божеству новогоднего праздника — в конце XIX — начале XX в. обычно делалась из сосны, бамбука, сплетенной из рисовой соломы веревки (симэнава), украшенной ветками папоротника, мандаринами, а также иногда пучком водорослей и сушеной креветкой.
Каждая из деталей этого украшения имела свою символику. Вечнозеленая сосна издавна считалась символом долголетия, бессмертия, символом пожелания здоровья, радости, счастья. Бамбук почитается за свою стойкость: тоненькие зеленые стволы бамбуковых деревьев гнутся под сильным ветром, но никакой ураган не способен их сломать. Поэтому бамбук — благопожелание стойкости, способности противостоять невзгодам. Соломенная веревка или жгут в мифологической и народной традиции оберег, ограждающий от злых духов, напастей, болезней (в более поздней трактовке символики он стал обозначать «единство» и «сплоченность»). Мандарины — символ долгожительства для семьи в целом; ветки папоротника — чистоты и плодовитости; водоросли — символ счастья; креветка — долгожительства для представителей текущего поколения.
В XII в., в период Камакура, об обычае украшать жилища на Новый год кадомацу прославленный Сайгё сложил танка «О том, как во всех домах празднуют приход весны»;
У каждых ворот
Стоят молодые сосны.
Праздничный вид!
Во все дома без разбора
Сегодня пришла весна![549].
О кадомацу как о главной примете новогоднего праздника вспоминал Кэнко-хоси (XIV в.), когда в «Записках от скуки» («Цурэдзурэгуса») писал с восхищением о красоте времен года, об очаровании календарных праздников: «Красив и радостен вид большой улицы, убранной рядами сосенок, и это тоже чарует»[550].
Рис. 30. Старинное кадомацу (деревня Цугэмура, 30 декабря 1980 г., дом Иманиси-сан)[551].
В период Муромати к сосне стали добавлять бамбук как символ благопожелания стойкости к способности преодолевать невзгоды. Начиная с XVII в. к сосне и бамбуку стали присоединять веточки сливы (умэ). Как и в Китае, где сосну, бамбук и сливу поэтично назвали «тремя друзьями зимнего холода», в Японии их сочетание — сётикубай («сосна, бамбук и слива») — воспринимали как символы счастья[552]. В храме Исэ в состав кадомацу входили ветки священного дерева синтоизма — вечнозеленого сасаки, позднее этот обычай распространился более широко. В некоторых местах использовали также ветки синими (иллиций священный) и кацура. В эпоху Эдо обычай устраивать кадомацу был распространен в городах и в деревнях, среди самураев и среди крестьян[553]. Ихара Сайкаку в XVII в. писал о предновогоднем Эдо: «У ворот каждого дома выставлены новогодние украшения из сосны и бамбука»[554]. Не случайно первые дни Нового года в конце XIX в. назывались мацуноути («неделя сосновых украшений», «неделя сосны»).
В каждой провинции бытовали свои виды кадомацу. Разнились они и в зависимости от положения и достатка хозяина. Перед воротами домов богатых самураев ставились сосны высотою в несколько метров. Обычными были